Искушение прощением - Донна Леон
За то время, что Гвидо служил в полиции, у него на глазах хладнокровно убили человека, и он перевидал еще немало умирающих. Так что греки правы. Они это знали. Мы не приспособлены к таким зрелищам; они призваны устрашать, а не развлекать. Нет, только не Медея… Брунетти нагнулся и взял с полки сборник пьес Софокла.
Раффи с Кьярой ужинали сегодня дома, и при виде них Брунетти почувствовал, что его нежелание читать Медею стало еще сильнее. Не отдавая себе в этом отчета, он потянулся через стол и погладил сына по руке. Тот удивленно поднял глаза. Брунетти пощупал трикотажное полотно свитера и сказал:
– Кажется, раньше я его не видел.
– Mamma привезла из Рима прошлой зимой. Нравится?
Брунетти воспользовался возможностью, которую давал ему этот вопрос, чтобы убрать руку и отклониться, рассматривая свитер.
– Очень симпатичный. – Он глянул на Паолу. – Прекрасный выбор. – И попросил положить ему еще немного spezzatino.
«Не буду спрашивать у них о наркотиках… Не буду спрашивать…» Повторяя эту мантру, Брунетти доел говядину и взял еще кусочек. Кьяра обратилась к Раффи с просьбой проверить ее домашнюю работу по физике – правильно ли она все решила.
– Не понимаю, зачем я должна это зубрить, – сказала девушка. – После окончания школы мне это не пригодится.
– Это учит тебя мыслить на примере законов, которые управляют Вселенной. Разве не так? – спросил Брунетти.
– Ты тоже изучал физику в школе? – спросила у него Кьяра.
– Конечно.
– А ты проходил… – начала она, но тут же переформулировала вопрос: – Ты хоть что-нибудь помнишь?
Паола, которая в диалоге не участвовала, встала и потянулась за блюдом, чтобы положить в тарелку мужа пару кусочков капусты, давая ему время подумать.
Гвидо решил сказать правду.
– Некоторые законы я помню. Временами я даже получал удовольствие от того, что они заставляют меня по-другому взглянуть на явления, которые раньше были мне непонятны. Иначе посмотреть на мир. Скажем так: мне было приятно узнать, что во всем, что происходит во Вселенной, есть свой порядок, даже в глобальном масштабе. И свои правила.
– Если верить нашему учителю, – произнесла Кьяра, – многое из того, о чем рассказывали вам… дай вспомнить… аннулировано! И нам преподают новые правила и законы природы. Выходит, и моим детям учителя скажут: то, чему учили вашу маму, устарело и не работает?
В разговор вмешался Раффи:
– Есть основные правила, они неизменны. Вселенная – это не случайная система, в которой творится что-то такое, чего мы никогда не поймем.
– Кроме того, законы природы показывают нам, что боги не могут вмешиваться в нашу жизнь и делать, что им заблагорассудится, – добавила Паола, которая не упускала возможности обхаять религию во всех ее проявлениях. Тем паче – такую.
– Но это же целый год моей жизни! – пожаловалась Кьяра так, словно на уроках физики ее связывали и били палками.
– Ты предпочла бы, чтобы тебя учили вязать и штопать носки, как меня? – спросила Паола, сведя выбор к двум пунктам.
Брунетти представил себе жену штопающей носки, и его попытки «держать лицо» с треском провалились. Он хихикнул, торопливо прикрыл рот рукой, но мог бы и не стараться: удивленный взгляд Паолы рассмешил его еще больше, заставив зажмуриться и крепче прижать руку к губам. Из глаз Гвидо потекли слезы, и ему пришлось утирать их столовой салфеткой.
За столом стало тихо. Дети таращились в свои тарелки, Паола – на макушку склонившего голову супруга. Брунетти вытер глаза, снова положил салфетку на колени и посмотрел на жену.
– Идея лишить тебя десерта, Гвидо, представляется мне чрезвычайно соблазнительной, – сообщила она приятным голосом, когда их взгляды встретились. – По правде говоря, меня не учили штопать носки, но это потому, что я отказалась ходить на уроки домоводства. – Предваряя упреки в нечестности, она продолжила: – Я привела штопку как образчик того ненужного, на что меня заставляли тратить время в школе. Надеюсь, вы оцените риторическое богатство этого примера.
Изящным жестом она дала понять, что с пояснениями покончено, и сын с дочкой дружно кивнули. Паола улыбнулась, и в доме снова воцарились мир и радость.
6
Казалось, уезжающие туристы прихватили преступления с собой: следующая неделя прошла в высшей степени спокойно. Брунетти позвонил приятелю в карабинерию, узнать, как обстоит дело с наркотиками в школах, и тот сказал, что этим вопросом занимается специальная группа со штаб-квартирой в Тревизо. Очистив таким образом совесть, Брунетти не стал копать дальше. Еще некоторое время ушло у него на то, чтобы изучить скопившиеся на столе документы, в том числе пять резюме новых сотрудников, которые должны были поступить в квестуру в феврале, по ротации. Еще Гвидо съездил наконец на стрельбище в Местре, исполнив тем самым прошлогодний зарок – практиковаться в стрельбе не реже одного раза в год. Там ему предложили попробовать новые пистолеты: синьорина Элеттра чудом добилась средств на оружие поновее и качественнее того, которым сейчас пользовались комиссары и вышестоящее начальство. Протестировав три новинки и вернувшись к своему нынешнему служебному оружию, комиссар решил, что один из новых пистолетов легче и компактнее – и будет меньше обременять его в тех редких случаях, когда он, Брунетти, не забудет взять его с собой. Дежурный офицер, высокий крепко сложенный мужчина предпенсионного возраста, сказал Гвидо, что выбранная им модель будет доступна только в мае, а может, и в конце лета.
Новый пистолет скользнул по гладкой столешнице назад, в руки дежурного офицера. Брунетти сунул собственное оружие в кобуру, а кобуру положил в портфель.
– Позвонить вам? – спросил Гвидо, защелкивая замочек и поворачиваясь к выходу.
– Нет, комиссарио. Мы с синьориной Элеттрой все время на связи. Как только привезут новое оружие, я сразу же ей сообщу. Тогда вы сможете приехать и попробовать новую модель еще разок, чтобы убедиться, что она подходит вам больше.
Брунетти поблагодарил офицера.
– Что ж, надеюсь, скоро увидимся! – Внезапно его осенило: – А куда девают старые пистолеты?
– Вы имеете в виду те, что подлежат замене?
– Да.
– Их отправляют на литейный завод, в переплавку.
Комиссар кивнул. Ответ его обрадовал.
– Это лучше, чем если бы они где-нибудь валялись.
– Ваша правда, синьоре. От оружия одни проблемы.
Брунетти подал на прощание руку дежурному офицеру.
– Я не забуду, что именно вы мне это сказали, – пообещал он с улыбкой, давая понять, что шутит.
Гвидо терпеть не мог огнестрельное оружие, не любил носить с собой служебный пистолет, а когда все-таки приходилось это делать, чувствовал себя некомфортно, и за все эти годы ни разу не направил его на человека, не говоря уже о том, чтобы выстрелить. Оружие неделями валялось в запертой металлической коробке, на полке шкафа, где комиссар хранил нижнее белье. Патроны обитали в похожей коробке, тоже под замком, но на полке в кухонном шкафу рядом с чистящими средствами.
***
Жизнь шла своим чередом, мирная и скучная, до тех пор пока однажды ночью телефонный звонок не выдернул Брунетти из глубокого, лишенного видений сна. Когда комиссар наконец взял трубку, ему казалось, что телефон звонит уже целую вечность.
– Sí? – буркнул он в полудреме, но уже понимая, что этот звонок не сулит ему ничего хорошего.
– Гвидо? – спросил женский голос.
Секунда – и он узнал Клаудиа Гриффони, свою коллегу и приятельницу.
– Да, Клаудиа! Что стряслось?
– Я в больнице, – сказала она. – Пострадавший – мужчина. Возможно, на него напали.
– Где? – спросил Брунетти.
Он встал с постели и вышел в коридор, плотно закрыв за собой дверь.
– Возле церкви Сан-Стае.
– Повреждения тяжелые?
– На вид – да.
– Как
