Светлана Борминская - Священная швабра, или Клуб анонимных невест

Лев Тимофеевич раскрыл оба замка своего портфеля и, сунув в него нос, затих. Прокурор Евтакиев, вытянув шею, тоже заглянул в пыльное чрево портфеля старшего следователя. В голову Рогаткина в эти минуты лезли всяческие мысли, но ни одна из них даже отдалённо не имела отношения к священной швабре.

— Я уверен, что швабру вы в ближайшее время найдёте, Лев Тимофеевич, — буркнул Евтакиев, похоже, прочитав мысли старшего следователя, и Рогаткин с облегчением закрыл портфель и встал.

— Сидите-сидите, — усмехнулся Евтакиев. — Лев Тимофеевич, так вы были в галерее Фирюзы Карнауховой?

— Конечно же, я там был, — удивился старший следователь. — Видел всю экспозицию и разговаривал с сеньором Кристальди. Кстати, Пётр Никодимыч, хотите взглянуть на фотографию священной швабры?..

— Ну, давайте. Швабра как швабра, а она точно священная? — Евтакиев повертел в руках снимок и отложил. — Владелицу галереи Фирюзу видели?

— Конечно, — кивнул Рогаткин.

— Увлеклись? — неожиданно спросил прокурор.

— Кем? — вздрогнул Лев Тимофеевич. — С какой стати?! У меня Белоснежка есть.

— Кто-кто у вас есть? — пришёл черёд вздрогнуть прокурору. — Вы поосторожнее там с Белоснежками, Лев Тимофеевич, а то мало ли…

В кабинете старшего советника юстиции было сумрачно, за окном мела метель и где-то в стороне выла собака. Прокурор Евтакиев почесал затылок и раскрыл папку, на которой было написано: «ДЕЛО № 459».

— Пропал груз, — нацепив на нос очки, произнёс прокурор.

— А с каких это пор, Пётр Никодимыч, межрайонная прокуратура ищет пропавшие грузы? Транспортная милиция, что мышей совсем не ловит? Кстати, бродячие собаки и пьяные компании пока ещё не юрисдикция прокуратуры? Жаль, — буркнул Рогаткин.

— Не благодарите, не надо, — прокурор Евтакиев сердито взглянул на старшего следователя. — Это особый груз, Лев Тимофеевич. Вот, читайте сами, — Евтакиев передал папку и подошел к окну, чтобы приоткрыть форточку. В комнату тотчас влетел морозный ветер с улицы и закружил пару бумажек на столе.

Рогаткин прочитал первые три страницы дела и закрыл папку.

— У меня нет слов, Пётр Никодимыч, — пробормотал он.

— Да, груз непростой, — закуривая, согласился прокурор. — Дело в разы необычнее, чем похищение священной швабры, Лев Тимофеевич. И следов рефрижератора нигде не могут найти уже четыре месяца, а ведь он был с маячком.

— Международный терроризм? — осторожно спросил Рогаткин.

Евтакиев достал носовой платок и высморкался.

— Всё может быть, — убрав платок в карман, чихнул прокурор. — Вы свободны, Лев Тимофеевич.

По коридору гулял сквозняк, и деловито сновали юркие, как муравьи, работники прокуратуры. И внезапно Лев Тимофеевич, ни к селу и не к городу, вспомнил, как в детстве страстно мечтал стать цирковым акробатом. Ну и почему, скажите, судьба вместо вольтижировки и подкидывания мечей на спине лошади занесла его в следователи межрайонной прокуратуры? Глупость какая-то…

На улице от мороза у Льва Тимофеевича заболела голова, и он решил остаток дня посвятить неуловимой священной швабре.

— Таких швабр в мире всего семь!.. — поводил крючковатым носом завзятого книгочея старший методист Исторического зала Ленинской библиотеки Носков, которому следователь отважился задать парочку вопросов про священные швабры и причины их возникновения в историческом контексте. — Вы неофит в этом архиважном деле, не правда ли? — гнусавым голосом добавил он.

— Хотите сказать, что этой шваброй царица Нефертари колошматила своего мужа Рамсеса II, если он прятал от неё заначку? — попытался шуткой разрядить обстановку Лев Тимофеевич.

Методист угрюмо покосился на следователя и на шутку не повёлся.

— Неужто, этой шваброй мыли покои папы Пия Десятого? — занервничал Лев Тимофеевич.

— Нет, — хриплым шёпотом перебил Льва Тимофеевича методист. — Этой шваброй шуровали в костре, на котором сожгли Джордано Бруно!

— Простите, но ведь швабра ни разу не обгорела! — хихикнул старший следователь межрайонной прокуратуры.

— К чёрту шуточки! — методист смерил следователя с головы до ног рыбьим взглядом педанта.

Лев Тимофеевич с готовностью повернул к Носкову ухо и приготовился внимать, ведь всего за час пребывания в библиотеке обнаружил не один десяток презлых, на его взгляд людей.

— Я рекомендую вам проштудировать сорок третий том Апулея, — гнусаво продолжил методист Носков. — У Апулея есть абсолютно всё про священные швабры, веники и совки, но, как вы понимаете, выносить из читального зала ничего нельзя! Поэтому… — Носков воровато оглянулся, но Льва Тимофеевича в Историческом зале уже не было.

«Как говорят в Одессе, я на вас удивляюсь!» — меланхолично вздохнул методист Носков и направился в служебный буфет пить чай с баранками.

На Большой Академической улице в доме с пилястрами доживала свой век тётка Льва Тимофеевича — Кристина Арчибальдовна Овечкина. До самой пенсии тётка служила в Научно-исторической библиотеке в качестве счетовода и хранила в памяти тьму занимательных научных (и не только) фактов. Следует добавить, что весь багаж знаний за последние двадцать лет перемешался в голове тёти Кристи до степени Бедлама с Большой Буквы Б. Лев Тимофеевич об этом догадывался, но тем не менее, лучшего советчика найти так и не смог.

Последние годы тётя Кристина до чрезвычайности болезненно воспринимала тишину, поэтому в квартире у неё даже ночью с упрямостью подвыпившего мужика на разные голоса бормотало радио.

— Влететь бо-о-омбой?! Ты все такой же дерзкий, Лёва, как всегда! — встретила его ворчанием тётка. Она как раз пила чай с подсоленными ржаными сухариками, собственноручно насушенными и красиво уложенными в сухарнице.

— Я — «дерзкий», тёть Кристина?.. — ошеломился Лев Тимофеевич и с некоторой опаской покосился на себя в зеркало, а потом на свою внушительную тётку, которая с детства упрямо звала его то «мямликом», то «хлюпиком», за что была неоднократно ругана родной сестрой и, по совместительству, матушкой старшего следователя.

Смуглую кожу Кристины Арчибальдовны испещряли многочисленные складочки и морщинки, а седая хала на голове колыхалась от сквозняка — вот такая тётя в чёрном шёлковом запашном халате сидела перед ним и, аппетитно причмокивая, пила чай вприкуску. Вдобавок, в правом глазу тёти Кристины поблёскивал имиджевый монокль, а на краю стола лежала открытая пачка папирос «Дымок».

— Сухарик, Лёва? — предложила Кристина Арчибальдовна.

— Не откажусь… — Лев Тимофеевич кинул солёный сухарик в рот и стал его покорно жевать. — Я, тетя Кристина, пришел к вам посоветоваться по поводу священной швабры, — дожевав, признался он.

— Той самой, которую украли из передвижного музея Кристальди? — Кристина Арчибальдовна приглушила радио и пытливо взглянула в глаза племянника.

Следователь бросил в пустой стакан кусочек сахару, насыпал сверху заварки и залил всё это дело крутым кипятком.

— Священная швабра на рынке раритетов котируется наравне с такими артефактами, как… — тётя Кристина закашлялась.

— Как совок и метла? — не моргнув, вставил Лев Тимофеевич.

— Лева, не паясничай, — поморщилась тётя Кристина. — Швабра, к твоему сведенью, котируется с алтарём неандертальца и очками циклопа!

— Разве циклоп носил очки?.. — чуть не подавился сухариком Лев Тимофеевич. — Вы ничего не перепутываете, Кристина Арчибальдовна?

— К твоему сведенью, все циклопы до единого носили очки! — назидательно изрекла бывший счетовод Научно-исторической библиотеки. — Солнцезащитные, а ты про какие думал, хотела б я знать?..

— С ума сойти! — схватился за голову Лев Тимофеевич. — Вы изменили мою картину мира, тётя Кристина.

— Вот не пошел в науку, лодырь! — пристыдила племянника Кристина Арчибальдовна. — А уж как я тебя просила, а ты все цирком бредил, да на домре играл… Был бы умным, а не таким, как теперь!

— А сколько всего их было? — спросил пересохшим ртом Лев Тимофеевич.

— Швабр?.. Семь, — отчеканила тётя Кристя. — И все, кроме одной, были в отличном состоянии. Раньше швабры делали из палисандра, ну просто хоть полы ими мой! Ну, что ты лыбишься?.. Ох, племянник, дождёшься, чует моё сердце!

— Тётя Кристина, может быть, вспомните, кому они принадлежали?

Тётка закурила и встала. Затем, не говоря ни слова, отправилась в туалет.

— Итак, — вернувшись, сообщила она. — Насколько я помню, первая швабра принадлежала Будде! Вторая — Магомету! Третья — Иуде! Четвёртая — Сократу! Пятая — царице Савской! Шестая, вроде бы, Мате Хари, а седьмая — Еве Браун! Ну, если, конечно, я ничего не путаю, Лёва, ведь прошло двадцать лет с тех пор, как я окунулась в пенсионную жизнь…