Франсуа Бенароя - Охота на президента
- Я чувствую, что мои акции возрастут...
Надя резко отстранилась.
- Пить надо меньше, - сказала она сухо. - Если Петр будет меня искать, скажите ему, что я скоро вернусь...
И она решительным шагом направилась в глубину банкетного зала, ища выход. Потом, заметив двери в сторону лестницы, пошла в том направлении. Туалет, без сомнения, был в этом углу. И от женского, и от мужского туалета нестерпимо пахло. На стене висело мутное зеркало, и очень слабо горела лампочка. У Игоря, думала она, какая-то жуткая смесь грубости и агрессии, очень часто встречающаяся у тех, кого называют "новыми русскими". Вместо того чтобы сразу поставить его на место, она почему-то стушевалась как девчонка. Это было на неё непохоже. Знакомый голос прервал её размышления:
- Ну-ка повтори, что ты сказал... Ты говоришь, она копалась в его компьютере? Но она ничего не нашла?.. Ты уверен, что она ничего нашла?
Это был голос Петра, раздававшийся из соседнего мужского туалета. Она подняла голову и увидела: оба туалета имели общую вентиляционную решетку. Да, точно, банкир разговаривал по мобильнику в соседнем клозете:
- Знаю ли я её и-мейл? Нет, а что? - И после паузы: - Да, я хочу завтра же получить ваше подробное донесение. Пошлите мне факс в "Шератон"... Вот блин... - выругался Петр достаточно громко.
Надю сковал страх. Но надо было постараться не возбуждать у Петра никаких подозрений. Она догнала его при входе в зал:
- Петя, я...
Он посмотрел на неё внимательно, продолжая улыбаться:
- Ну как дела, Коломбина? Ты веселишься?.. Ты не думаешь, что...
Надя окаменела. Она была страшно испугана мгновенной переменой в лице Петра. Она не знала, как себя вести, но, быстро собравшись, решила сыграть роль обиженной любовницы:
- Петя, я больше не могу. Твой Игорь меня достал, он нагло лапал меня, как только ты отошел. Потом, - Надя потупилась, - ты знаешь, этот вызов в милицию... Он меня жутко угнетает. Я просто ни о чем не могу больше думать. Мне хотелось бы лечь пораньше спать. Я жутко устала. Пока, Петя... Возвращайся, я жду...
- Но...
Петр ничего не успел сказать. Она повернулась к нему обнаженной спиной и быстро пошла к выходу.
Когда он вернулся в номер, конечно изрядно выпивши, она сделал вид, что спит.
11
В Москве самолет авиалиний Туркменистана приземлился с большим опозданием. Впрочем, сейчас Надя не чувствовала тревоги. Всю дорогу она обдумывала, что будет делать. В Домодедове она прошла через залы, полные "челноков" с тюками, и села в первое попавшееся такси. Это была старая черная "Волга" - бывший "официоз".
- Куда? - привередливо спросил шофер.
- Онежская улица. Пятьсот ре.
- Поехали.
Надя села на переднее сиденье рядом с шофером, она теперь точно знала, с кем ей надо поговорить. На Онежской улице жил один человек, которого она любила в студенческие годы, - Олег. Ей часто хотелось видеть его, даже в последние годы. Она расспрашивала о нем общих знакомых. Говорили, у него была какая-то фантастически интересная работа. Но встреч с Надей он избегал. Ей сейчас показалось, что только Олег поможет ей подавить овладевший ею страх, который ещё больше усилила поездка в Алалабад.
Когда Надя вышла возле дома 67 на Онежской улице, она не сразу вспомнила, куда надо идти. К счастью, дверь в подъезде каменного многоэтажного дома была не заперта. Посмотрев надписи на почтовых ящиках, она увидела его фамилию: "Сидоров, кв. 10".
Дверь была серьезная, железная, но ей открыли тотчас. Это был сам Олег. Он почти не изменился. Немного отчетливее стали залысины. Но все то же спокойное выражение лица, сила и уверенность во взгляде. Он, как и прежде, очень располагал к себе. Ее появлению он был и рад, и удивлен, и что-то еще.
- Какими судьбами? Не ожидал тебя.
- Извини, Олег. Но у меня не было твоего номера телефона. Я помнила только адрес. Да и то только номер дома. Но мне повезло. Я тебя нашла.
- Раздевайся, проходи.
Она сняла жакет, поставила в сторону небольшой чемодан и надела толстые носки-тапочки, которые мало соответствовали её костюму от Шанель. На Олеге тоже были какие-то старые тапочки. Ей показалось, те самые, которые она уже видела у него несколько лет тому назад. Пройдя в комнату, Надя увидела знакомые полки с книгами и этажерку, полную каталогов аукционов Сотбис и Кристи.
- Садись, я поставлю чайник. Что ты хочешь, чай или кофе?
- Со времен университета мои вкусы не переменились. Я по-прежнему люблю чай.
Олег исчез на кухне.
Книги, что стояли у него на полках, были ей хорошо знакомы и также любимы. Собрания сочинений Толстого, Достоевского, Булгакова. В одном шкафу подряд стояли Солженицын, Синявский, Кравченко, Рыбаков. Чуть ниже поэты Серебряного века - Блок, Цветаева, Ахматова, Маяковский, Кузмин, Мандельштам. Олег в студенческие годы мечтал об Италии и часто повторял эти строки:
В Европе холодно. В Италии темно.
Власть отвратительна, как руки брадобрея.
О, если б распахнуть, да как нельзя скорее,
На Адриатику широкое окно.
Она живо вспомнила внятный голос Олега, читавшего ей это стихотворение в Сочи, где они вместе отдыхали летом. Еще ниже стояли книги о шахматах: шахматные задачи, биографии великих шахматистов и романы, посвященные шахматам, - Цвейга "Шахматный игрок" и Набокова "Защита Лужина", а также автора, которого она не знала, - Артуро Переса-Реверте. Она вытащила наугад одну из книжек. Это было английское издание "The Flanders panel"1.
Она подняла голову и обернулась. Олег стоял на пороге с подносом в руках. Он пристально смотрел на нее, глаза его блестели.
- Ты читаешь по-английски? - спросила она.
- Да, случается. Особенно когда работаю для её величества.
- Да ну! Я не знала, что ты в английской фирме. Мне казалось, что ты у американцев.
- Нет. "Prol and Sons" - это лавочка не американская, а британская.
Он говорил о работе как-то очень равнодушно.
- Когда мы в последний раз с тобой виделись, ты ведь ещё работал в МВД. Когда это было, три или четыре года тому назад?
- Что-то вроде того.
- Кажется, тебе нравилось то, что ты делал. Почему ты ушел?
- Я был в Чечне, где чуть не убили моего друга Максима. Побывав там, я уже не мог дождаться удобного случая, чтобы уйти...
- А теперь ты доволен своей работой?
- Я не жалуюсь... Мне нравится ездить в Лондон. Это город идеальных пропорций, и там все как-то ладно, - сказал он, грустно улыбаясь. - Но и потом, сама понимаешь, зарплата. Не последнее дело.
- Ну а что конкретно ты делаешь?
- Мы наводим справки о клиентах и для клиентов, собирающихся инвестировать в Россию.
- Да ну! Им нужно точно знать, стоит ли овчинка выделки? Изводить столько сил единого слова ради. Ну ведь этим должны заниматься инвестиционные банки и адвокатские конторы...
- Да, конечно, но мы занимаемся особыми делами, как ты понимаешь. Все, что происходит у нас, для многих на Западе просто глухо. Им негде взять людей, имеющих такие связи, как у нас. Приведу один пример. Какой-нибудь американский инвестор хочет приобрести небольшую долю в нашем банке. Он обращается к нам и узнаёт кучу нюансов, которые никогда не сможет узнать самостоятельно. Поскольку ни в каких легальных фондах такой информации нет. Это такие вещи, какие ты себе даже и вообразить не можешь.
- Ну что, например?
- Действительно ли Ульянин владелец банка или во главе него стоит кто-то другой? Кто есть его настоящие акционеры? Связаны ли эти тайные акционеры непосредственно с торгами? Ползут слухи, что часть капиталов этого банка представляют собой наркодоллары.
Олег помолчал немного.
- Это агентство по сбору информации в финансовом мире. Понимаешь?
- Да, конечно. И тогда Ульянин - это марионетка, как ты говоришь?
- Ты хочешь знать правду?
- Нет, - резко ответила Надя и, когда пауза затянулась, решила переменить тему разговора: - Почему ты по-прежнему остаешься в этой квартире? Тебе же теперь так хорошо платят? У тебя нет желания переехать отсюда куда-нибудь поближе к центру?
- Нет, мне здесь хорошо. И ты знаешь, что мне много не нужно. Хочешь ещё чаю?
Олег снова вышел на кухню, и Надя продолжила рассматривать его книжные полки. Между томиком Пушкина и справочником по математике она увидела черно-белую, слегка пожелтевшую фотографию. На снимке была она с Олегом в июле 1992 года в Ясной Поляне, на аллее, ведущей к могиле Льва Толстого. Ей двадцать два года. Олег уже не был студентом. Ему двадцать шесть лет. Олег обнимал Надю за талию. Они казались счастливыми и беспечными.
Олег вернулся с чаем. Ей вдруг захотелось броситься в его объятия, прижаться к нему, сказать, что она никогда не переставала к нему относиться совершенно по-особенному. Наверное, это называется любовью. Однако он смотрел на неё совсем по-другому.
- Я читал в газетах, что произошло в банке Ульянина. Мне жаль, что тебя это так близко коснулось... Ты, наверное, переживаешь?
Надя грустно улыбнулась:
