Екатерина Савина - Лагуна вечной любви
Я положила недокуренную сигарету на край пепельницу и прошла в прихожую – к телефону.
После того, как я набрала Дашин номер телефона, я услышала металлический голос автоответчика, сообщившего мне, что Даши сейчас нет дома и посоветовавшего оставить какое-нибудь сообщение.
Сообщения я оставлять не стала, а позвонила Васику. После доброго десятка длинных гудков на том конце провода подняли наконец трубку.
Я едва не подпрыгнула на месте от радости.
– А... Ал-л-ло... – услышала я плывущий голос, в котором не без труда признала голос своего бесшабашного дружка.
– Васик?! – закричала я в трубку. – Ты дома? Это ты?
– Н-нет, – икнув, ответил Васик, – это Дж-ж-жаварах-х... Джаварахланг Не... Неру... Я, кто же еще? А э... это кто звонит?
Я обозвала его придурком и алкоголиком. Услышав хорошо знакомое и родное сердцу слово, Васик тотчас признал меня и с гордостью сообщил, что мое задание выполнено.
– Каким это образом? – поинтересовалась я. – И где Даша находится?
– Д-даша спит, – подумав, сказал Васик. – Мы с ней еще два пузыря уговорили у нее дома. Я, как ты мне и приказывала... потащ-щил ее к ней домой.
– Как же ты ее уговорил?
– А никак я ее не уговаривал, – снова икнув, сказал Васик, – я не ее уговаривал, а два пузыря... А она, когда пох... похмелялась... напоролась так, что ее даже и уговаривать не пришлось. Я взял ее под руку и мы п-пошли. Взяли тачку и к ней. По дороге водяры еще купили и...
– Я же говорила тебе, не попадаться ей на глаза, – напомнила я, – чтобы она самостоятельно следовала по улице, а ты за ней. Чтобы ты видел, если за ней кто-нибудь будет следить.
Проговорив это, я вздохнула, тут же ощутив всю несостоятельность своих выкладок.
Васик несколько раз сильно икнул и, видимо, потерял нить разговора. Он довольно долго думал, потом переспросил меня и, припомнив, о чем мы говорили, ответил:
– Она н-не могла самостоят-т-тельно передвигаться по улице. И я не мог. Мы только вместе могли... под ручку. Но все равно это... падали. Еле-еле дошли. Т-ты уж извини, но так получилось. А п-потом Дашка закричала, что не может оставаться дома, что ей страшно и мы поехали ко мне. Взяли тачку и поехали...
«Хорошо еще, – подумала я, – что у Васика хватило ума не тащиться обратно на мою квартиру. Если их засекли те, кто следил за Дашей, то уж точно пасли бы их до моей квартиры. которая сразу перестала бы быть надежным убежищем для Даши. А теперь – квартира Васика тоже под наблюдением. А может быть, и телефон прослушивается?»
Я моментально закрыла глаза и напряглась.
Нет, телефон не прослушивается – ничьего присутствия, кроме Васикова, я не ощущаю.
Когда я снова вернулась к действительности, выйдя из неглубого транса, в который мгновенно ввела сама себя, Васик надрывался, крича в трубку почти вовсе нечленораздельные слова, общий смысл которых был – недоумение по тому поводу, куда это я провалилась.
– Здесь я, здесь, – проворчала я, и крики тотчас сменились взрывом дурацкого хохота.
– Ну так что? – отсмеявшись, спросил Васик. – М-мне... То есть – нам к тебе ех-хать? Дашка сейчас оклемается... мы возьмем такси и...
– Погоди, погоди, – умерила я его пыл, – никуда из квартиры не выходите, – я сама приеду к вам. Понятно?
– По-понятно, – в очередной раз икнув, проговорил Васик, – ж-ждем. Я только на минутку выйду – куплю пивка и сразу н-назад.
– Не смей! – прикрикнула я. – Никакого пивка. Я же говорила тебе – вообще сегодня не пей. А ты что сделал? Сам напоролся, как свинья и Дашу напоил.
– Он сама! – обиженно воскликнул Васик. – Никто ее не поил. Я только покупал...
– А зачем покупал?
– Чтобы пить, – признался Васик и тяжело вздохнул, – в ш-ш-штопор я вошел, – посетовал он, – очень трудно остановиться. И воо-обще... Если б я Дашку не это самое... не напоил, то как бы я ее увез к ней на квартиру? – вполне резонно заметил он, – она бы в трез-з-звом виде ни за что не согласилась бы.
Вообще-то он прав. Все хорошо, что хорошо кончается. Только в данном случае – плохо, что ничего еще не кончается. Все только началось, как мне кажется.
Пьяному Васику, видимо, понравилось, как звучит звук «з». Он повторял:
– В трез-звом виде, в трез-звом виде... – пока я его не остановила.
– Сидите дома, – еще раз сказала я, – и никуда не высовывайтесь. Я скоро подъеду. Да и еще! Никому не открывайте дверь. Кроме меня, естественно.
– П-понял, – сказал Васик и, помедлив немного, натужно пошутил, – надеюсь, ты приедешь в трез-звом виде.
И снова расхохотался. На меня эта шутка, придуманная, наверное, единственно для того, что оправдать произнесение так понравившегося Васику жужжащего «в трез-звом виде», должного впечатления не произвела, что самого Васика нисколько не смутило.
Он продолжал хохотать и хохотал, скорее всего, еще долго после того, как я повесила трубку.
Лихорадочно одевшись, я вдруг остановилась посреди прихожей и вернулась на кухню. Оставленная мной в пепельнице сигарета дотлела до фильтра, но еще слабо дымилась. Я притушила ее пальцем и тут же закурила новую.
«Разберемся на месте, – подумала я, – посмотрим, что я смогу выяснить, когда приеду к дому Васика».
Глава 4
Василий Петрович Донин никак не мог уснуть, ворочаясь в проваливавшейся под его тяжелым телом слишком мягкой постели.
Он и вздыхал, и поднимался пить скользкую ночную воду из горлышка чайника, и считал в уме до ста. Дольше считать не хватало терпения и мысли с пустого счета сбивались на другие – лихорадочные и будоражащие, и он три раза выходил курить на балкон, чтобы холодный ночной воздух остудил тело и было потом приятно согреваться в постели и так незаметно уснуть.
Ничего не помогало.
Даже Василий Петрович попробовал пихнуть в бок давно и сладко спящую рядом супругу Розалию Аркадьевну, с целью ее разбудить и заняться с ней известного рода упражнениями, после которых, как Василий Петрович знал по опыту довольно долго совместной супружеской с Розалией Аркадьевной жизни, засыпается легко и спится крепко – но Розалия Аркадьевна, не пожелав открыть глаза, так в ответную пихнула локтем Василия Петровича, что тот едва не скатился с кровати и долго еще растирал ушибленные супругой ребра и что-то ворчал себе под нос.
Наконец часам к трем ночи Василий Петрович Донин понял, что вернее всего уснуть сегодняшней ночью ему не удастся.
Кряхтя, он поднялся с кровати, шаркая босыми ногами по холодному линолеуму, прошел на кухню и включил там свет, закрыв предварительно за собой дверь поплотнее.
Там, рассеянно глядя на разбегающихся по стенам тараканов, Василий Петрович снова закурил, но так и просидел с дымящейся сигаретой, ни разу не затянувшись, пока его не заставил очнуться от оцепенения серый столбик невесомого пепла, упавший с кончика сигареты на голую коленку Василия Петровича.
Василий Петрович выругался, швырнул окурок в раковину и поднялся, чтобы включить маленький, стоящий на холодильнике телевизор.
Ни один канал не работал, кроме одного – по которому передавали яркое шоу – где под вкрадчивую музыку извивались вокруг сверкающего застывшей змеей столба девушки, постепенно освобождаясь от скудных лоскутов, покрывающих их без всякого сомнения великолепные тела – обнажая те его части, которые вообще-то не принято обнажать.
Этот-то канал и стал смотреть Василий Петрович. И, несмотря на то, что был взвинчен настолько, что не мог заснуть, увлекся – даже не заметил, как дверь на кухню открылась и перед ним, закрыв экран телевизора появилась Розалия Аркадьевна.
Василий Петрович вздрогнул и заморгал.
– Ну и как это называется? – зловеще осведомилась Розалия Аркадьевна, уперев мускулистые руки в массивные бока – перед тем, как выйти замуж за Василия Петровича, тогда – подающего надежды комсорга – она довольно длительное время работала крановщицей на стройке.
– Но один канал больше на работал, – сглотнув, пояснил Василий Петрович, – вот я и... А что такого? Для того и показывают, чтобы смотреть.
– Старый хрен, а туда же, – процедила Розалия Петровна и выдернула вилку из розетки, отчего экран маленького телевизора вздрогнул и покрылся серым снегом. – Ну-ка, пошли спать. Тебе завтра на работу, а ты полуночничаешь тут.
Василий Петрович вздохнул и уже поднялся было со стула, но что-то подкосило его и он снова шлепнул дряблую задницу на мягкое сиденье.
Теперь и Розалия Аркадьевна присмотрелась к своему мужу и поняла, что что-то с ним творится неладное. Вовсе не сластолюбие, характерное для старых партийных работников, хоть и перековавшихся в крупных бизнесменов, заставило его подняться ночью от теплого бока спящей жены и уединиться на кухня для просмотра эротического тележурнала.
Розалия Аркадьевна не стала гнать мужа в постель. Она открыла шкафчик, достала оттуда початую бутылку дорогого французского коньяка и стопочку.
