Григорий Лерин - Морской волк. Стирка в морской воде
— Да дай ты рассказать-то!.. Короче, все докеры с парохода слиняли. Мастер дракона зовет, говорит: «Сходи-ка, боцман, посмодри, что там в трюме. Если бомба — обезвредь». Дракон кувалду за пояс заткнул, полез разбираться. Тут к трапу с сиренами и «мигалками» подлетает броневичок, оттуда чудаки вываливают навороченные, то ли космонавты, то ли охотники за привидениями: в скафандрах, с автоматами, с баллонами за плечами. Старший подбегает, спрашивает: где? Мастер на трюм показал. Они — туда! А навстречу дракон вылазит, в шортах, в тапочках, в руке двух дохлых змеек держит, небольших таких, сантиметров по тридцать…
— А вот у нас был случай…
— Да подожди!.. В общем, эти «Эдельвейсы» чуть в обморок не попадали. Старший шлем снял — нормальная морда такая, только бледный, как спирохета, и говорит мастеру, что два года назад похожий случай был. Тогда такая же змея одного докера укусила — через минуту всей бригадой умерли. Они по вызову приехали, целый час по трюму гонялись, ничего сделать не смогли, насилу живы остались — снаряжение спасло. Эта змея в прыжке до шестидесяти километров в час развивает. Пришлось полтрюма из огнеметов выжечь. Ну, мастер к дракону: «Боцман, объясни реваншисту, как надо было действовать». А дракон только плечами пожал. «Чего, — говорит, — объяснять-то? Она голову подняла, зашипела, а я кувавдой как шарахну! А вторая задергалась и сама сдохла. Может, сердце не выдержало». Эти-то все обрадовались, залопотали, один фотоаппарат достал, все лезут с драконом сняться. Тут комиссар принесся, орет: «Нихт фотографирен!» Так и не дал. Этот старший-то расстроился, ничего понять не может, спрашивает: «Варум?» А перваку до балды, что Варум, что Агутин — попрошу покинуть клочок советской территории, и точка!..
— А на нас в Англии черная таможня налетела… Мы из Турции оловянную руду везли. Заитли в Сеуту, газу набрали, все путем. А в Атлантику из Гибралтара вылезли, как дало — вся «анисовка» вдребезги! Четыре дня до Ла-Манша углы нюхали… Приходим в Англию, городишко маленький, название не помню уже. Наш причал занят был, поставили на отстой к какому-то длинному складу. На швартовку вышли, чуем: портвешком попахивает, да так смачно! Ну, привязались, на причал сошли, смотрим: из стены труба торчит с краном, все путем. Тут чудак на «форде» подъезжает, улыбается. «Хэлло, — говорит, — джентльмены!» Достал проволочку, в ушко на фланце пропустил, маховик у крана обмотал и пломбу поставил. «Вэри гуд!» — говорит. То есть доволен своей работой остался. Потом показал наверх, там две видеокамеры на кран направлены, сказал: «Бай-бай» — и уехал. Пока мы ему вслед махали, плотник уже рогатку смастерил, два сырых яйца с камбуза принес. Хлоп, хлоп, и — готово! Камеры целы, но смотреть в них — все равно, что в дырку в сортире заглядывать. Следом точила с ключами бежит. Гаечку сверху открутил, маховик вместе с пломбой снял и на этой же проволочке аккуратненько повесил, а вместо маховика ключ на девятнадцать приладил. Тут и толпа с ведрами подтянулась…
— А мы как-то на Колыму контейнер с водкой везли. Второй сразу предупредил, мол, делайте, что хотите, но чтобы пломбы были целы, иначе там на Колыме и останетесь. Мы контейнер обследовали и обнаружили у самого днища дырку, примерно три сантиметра в диаметре. Вот прикинь, старик, можно через такую дырку бутылку водки вытащить?
— Да подожди ты со своей Колы мой, дай сказать человеку!
— Эй, на чем я остановился? Ну да… Этот утром на «форде» приезжает, пломбу осмотрел, нам помахал, мол, все о'кей. И мы ему машем: о'кей, приятель, какие могут быть сомнения — кругом одни джентльмены. На следующий день — та же история. Но он утечку все же просек — у них же там электроника, не то что мы — с ключами да с рогатками. После обеда долго вокруг крана ходил и нам не махал уже, а только репу чесал. А перед тем, как уехать, наверное, дополнительную камеру включил, а нам не сказал. Хитрый, сволочь… Тут из порта предписание передали, что утром нас на свой причал будут ставить, под выгрузку. Точила после работы штангенциркуль в зубы и — бегом к фланцу, чтобы переходную гайку выточить. Плотник тем временем по причалу шланги раскатал — они решили питьевой танк залить. Вот тут-то воронок с таможней и подлетел. Хорошо, они хоть маховик с пломбой снять не успели, всё на месте…
— Нет, ты, старик, скажи, можно через такую дырку из контейнера водку извлечь?
— Подожди, сейчас закончу уже… Ну, вся эта кодла — на пароход. Толпу в столовой собрали и объясняют, что по их сведениям у нас имеются излишки спиртного, и они будут делать суровый шмон. Трясли, действительно, круто, но вежливо. С улыбочками, с разговорчиками, после себя все на место складывают, извиняются, в общем, Европа, не то что наши дикари. Ничего, конечно, не нашли, даже грязного стакана. Через два часа снова нас в столовой собирают, чтобы глобальные извинения за неподтвердившееся беспокойство принести, а толпа уже никакая. Англичане опять в поиск, еще два часа рыли и опять ничего не обнаружили, да еще двух своих потеряли. Ну этих быстро нашли. Один в центральном посту в машине с вахтенным механиком, обнявшись, «Хей, Джуд» пели, другой у дневального в каюте под столом молча лежал. И — никакого газа! Так и уехали, только заставили шланги с причала убрать. А что, они тогда к нашим еще нормально относились. Как к несчастным детям, у которых родители — алкоголики. Это потом они окрысились, когда к ним всей страной воровать кинулись.
— Слушай, старик, — обратился Петрович к соседу слева, — как же ты всё-таки через такую дырочку бутылку из контейнера достал?
— Элементарно, братишка! Бутылка-то мне как раз ни к чему была. Лом внутрь просунул, провернул пару раз и ведро с марлей подставил. А ты не знал, что ли, старикан?
— Не знал, — восхищенно ответил Петрович и полез целоваться.
4
Наутро я с трудом оторвал от подушки голову, осторожно взял её двумя руками и бережно понес к телефону.
Я слушал гудки, морщился и приговаривал:
— Телефон, Ленка. Возьми трубку, Ленка.
Наконец она откликнулась:
— Алле. Детекгивное агентство эм-дэ-дэ. Я вас слушаю.
Я доложил, что сегодня не приеду — разумеется, у меня дела, после чего пошёл на кухню и припал к крану с холодной водой. Этот кран снился мне всю ночь, и всю ночь я решал проблему, как его открыть, не нарушив пломбу.
Приведя свой внутренний мир в относительный порядок, я позвонил Петровичу.
— А-а, здорово, Эдуардыч! Ну как, поправляешься?
— Водой отпиваюсь.
— Все верно, старик. Кто не знает вкуса водки, тот не знает вкуса воды. Старинная морская мудрость.
Голос Петровича звучал бодро, как будто не его я вчера тащил под руку до такси. Хотя, возможно, Петрович будет утверждать, что все было как раз наоборот.
— А я на работу собираюсь, — продолжал Петрович. — К двенадцати поеду. Тёмные очки надену и поеду.
— А очки зачем? — не понял я.
— Ты, Эдуардыч, в зеркало сегодня смотрел? Нет? Вот и правильно, не смотри как можно дольше. Темные очки отбивают запах, Эдуардыч, ещё одна морская мудрость.
Я хмыкнул.
— Ее, конечно же, адмирал Пиночет придумал. Что, Петрович, погружение продолжается?
— Погружение не кончается, старик. Вот ты, наверное, теперь считаешь, что на флоте только и делают, что пьют?
— Да нет, Петрович, с этим всё ясно. Я бы тоже не стал вспоминать, как сидел в кресле и ручкой в носу ковырял. Или по джунглям с автоматом бы бегал, или громил коррумпированные отделения милиции.
— Ну, суть ты ухватил верно. А вопросы возникли?
— Возникли. Ты про фокус с водкой в контейнере действительно не знал?
— Да не знал, конечно! И не догадался бы ни за что. Век живи — век учись… А-а, вот ты к чему, Эдуардыч…
Именно к этому. После вчерашнего общения я еще больше склонился к версии Чарика. И Петрович здесь ни при чем. Если эти ребята смогли отжать ведро водки, и, наверное, не одно, из железного контейнера, то они вполне способны выжать несколько тонн баксов из нескольких тысяч тонн риса на очередном фокусе, которого Петрович не знал.
И вдруг я испугался. Испугался до озноба и мурашек. Сейчас Петрович скажет: «А ведь ты прав, старик, не надо тебе никуда ехать…»
— Может, ты и прав, старик. И дай Бог, чтобы ты был прав. Но лучше в этом убедиться наверняка, согласен?
— Конечно, согласен, Петрович! — подтвердил я несколько бурно. — Вот только для полноты погружения не хватает ещё одной истории.
— Это какой ещё? — не понял Петрович.
— А что там у тебя все-таки было с джинсами?
Петрович долго молчал. Потом очень натурально развеселился:
— Это в Гаване, что ли? Ну да, в Гаване! Я тогда в первый раз на Кубу попал. Совсем еще пацаном был, только после училища… Поехали мы на пляж. Ох, Эдуардыч, ты не представляешь, что такое пляж на Кубе! Пальмы, море, какие девочки! Ну, пока я там по сторонам глазами хлопал, у меня джинсы и спёрли. Пришлось так вот, в рубашке и плавках, возвращаться. А на пароходе ещё и первак накинулся: «Вам доверили нести лицо штурмана советского флота, а вы — в таком виде! Что подумают кубинские товарищи?!» А я ответил, что они мне больше не товарищи, так тот вообще на пену изошёл… Ну, ты силён, старик! И где раскопал-то?
