Матвей Медведев - В поисках истины
— Я ничему не удивляюсь, — сказала Марченко Фридману, — ваша натура мне абсолютно ясна. Вы даже ни в чем неповинную, близкую вам женщину готовы оболгать, только бы смягчить свою участь, извернуться, уйти от ответственности. Женщину, о которой говорили, что любите ее...
— Мне просто страшно становится от мысли, что я три года прожила с этим человеком и не знала, что он собой представляет! — воскликнула Людмила.
— Я вас понимаю, — сказала Марченко.
Каждого следователя интересуют психологические корни того или иного преступления. Почему, скажем, Борис Фридман, нормальный, казалось бы, человек, получивший воспитание в обыкновенной трудовой советской семье, окончивший институт, получивший интересную работу в НИИ, вдруг пошел на преступление? Выяснению этого Марченко посвятила один из допросов.
— Помните, Нина Федоровна, — доверительно произнес Фридман, — как, придя к нам в квартиру с обыском, вы вскользь обронили замечание по поводу табличек на дверях? Глядя на них, вы спросили у меня: «Что это? Мечты честолюбца?» Вы очень верно подметили. Да, по характеру я — честолюбец. Мне хотелось стать заведующим кафедрой, аспирантурой, получать много денег. Но пока у меня ничего не было, кроме красивой жены. Ее внешность удовлетворяла моему тщеславию, мне было приятно, что Людмила прекрасно смотрится со стороны. Но в то же время я боялся, что она со своими данными может сделать более блестящую партию, уйти от меня к другому мужчине, который обеспечит ее всем. Я боялся этого. А Людмила, ни о чем не подозревая, только подливала масла в огонь, заявляя в шутливой форме: «Таких, как ты, — на пятачок пучок». Это было ее любимой поговоркой.
Мне не хотелось, чтобы жена, пусть даже в шутку, говорила так обо мне. Я хотел доказать ей, что тоже кое-чего стою. Я завидовал второму мужу моей тещи. Этот на редкость ограниченный, бездарный человек, обыватель до мозга костей, сам себя называл подпольным миллионером и, видимо, таковым и был в действительности. Никакими другими достоинствами он не обладал. Любил только машину (у него была «Волга» старого образца) да в известной степени Эдду. Машину даже, пожалуй, больше, чем дочь. И еще любил индийские фильмы, во время просмотра которых плакал.
И я стал думать: почему этот человек имеет деньги, может позволить себе все, а я — нет? Постепенно у меня возникла идея — достать много денег, достать любым путем, пусть даже преступным. И тогда я разрешу все свои проблемы. Короче, я решил пойти ва-банк. Или я буду иметь все, что мне нужно для полного счастья, или же погибну. Все или ничего!
— И вы решили пойти ва-банк? — перебила Марченко, внимательно слушавшая откровенные признания преступника.
— Да! Как-то, идя на работу, я подумал: почему, бы мне не убить тещу, которую, признаться, не очень любил, и Эдду? Тогда бы я завладел всеми вещами и деньгами. Они перешли бы к моей жене как единственной законной наследнице, а через нее и ко мне. Эта мысль завладела мной. Убийство я совершил в четверг, но уже начиная с понедельника носил в портфеле молоток. Все эти дни я психологически находился в плену своей идеи. Как Родион Раскольников из «Преступления и наказания», я решил «перешагнуть через кровь». Кстати, о Достоевском. Теща жила на улице его имени. Не кажется ли вам, что в этом есть что-то роковое, мистическое?
Еще тогда, когда я звонил теще из телефонной будки, я мог бы отказаться от осуществления своего преступного намерения. Однако ранее принятое твердое решение взяло верх. Я уже представлял себя владельцем отдельной квартиры, и мебели из красного дерева, и всех вещей тещи — ее шуб, ваз, сервизов, золотых колец, серег, брошей. Я уже был близок к получению «крупного выигрыша». Но хотя я, кажется, все сделал, чтобы запутать следствие, все-таки в самый последний момент проиграл. Мне надо было уничтожить плащ-пальто, а я пожадничал, пожалел с ним расстаться, и это выдало меня. Теперь я на собственном опыте понимаю — вас, следователей, провести необыкновенно трудно. Я бы даже сказал: просто невозможно. Какая-то мелочь, пуговица или иная вещь, выдает все-таки преступника...
Убийца и дальше пытался морализировать, философствовать. Он бормотал что-то о «фатальности смерти», о пресловутом «комплексе неполноценности», но Марченко понимала, что все это одно кривлянье. Он изворачивался, пытаясь спасти свою жизнь, в то время как еще совсем недавно, не дрогнув, шел лишать жизни тех, кого наметил в свои жертвы. И все — ради денег, обывательского представления о счастье.
Совершив убийство близких жены, он спокойно явился домой, с аппетитом поел, потом отправился с Людмилой покупать кремосбивалку, чтобы, когда будут приходить гости, угощать их пирожными. Так же он был хладнокровен и когда, спустя несколько дней, пришел с Людмилой на улицу Достоевского вскрывать дверь, за которой, как он знал, лежат трупы убитых им людей.
Он вскрывал дверь, а Людмила сидела на батарее центрального отопления лестничным маршем ниже. Стук, который производил Борис, отдавался по всей лестнице гулким эхом. Привлеченные шумом, вышли из своих квартир соседи. «Ну, скоро ли ты?» — нетерпеливо крикнула мужу Людмила. «Еще минут пятнадцать придется повозиться, — ответил он. И добавил: — Только ты пока не подходи».
Потом он открыл дверь и вдруг закричал каким-то не своим голосом. И все находившиеся в этот момент на лестнице в страхе отпрянули, поняв, что он обнаружил нечто ужасное. Но никому и в голову не пришло тогда, что крик, который издал Борис, был притворным...
* * *Суд приговорил его к высшей мере наказания.
«ЗОЛОТЫЕ» ШПИЛЬКИ
Шпильки-заколки... Не найдется, пожалуй, женщины или девушки, которая обошлась бы без этих предметов в своем туалете. Не имея «невидимок», не сделаешь как следует прически. Заколки нужны, чтобы держались локоны. Что такое в сущности шпилька? Кусочек железной проволоки. И стоит она копейки. А бывают ли золотые шпильки? Вопрос далеко не праздный. Ответить на него можно так: бывают! О них-то и пойдет наш рассказ. Только начнем мы его не с начала, а с конца. С того, чем все это закончилось...
1 февраля 1969 года старшего следователя Управления внутренних дел Ленинграда и области капитана милиции Владимира Васильевича Ананьева вызвал к себе начальник и сказал, что надо немедленно вылетать в Краснодар.
— Зачем? — спросил Ананьев.
— Там на местном рынке спекулянтов задержали. Наших, ленинградцев.
— Чем же они спекулировали?
— Мохеровыми шарфами...
Через несколько часов Ананьев уже сидел в кресле самолета.
Куда только не забрасывает беспокойная следовательская судьба! Время у следователя порой измеряется не днями, а часами. Интересно, как бы чувствовали себя в наши дни герои, которых любил описывать Антон Павлович Чехов, ездившие на следствие в колясках, везомых неторопливыми лошадками?..
С задержанными капитан милиции Ананьев встретился в Краснодаре в пикете Северного рынка.
Первой перед старшим следователем предстала женщина лет сорока, чуть ниже среднего роста, с приятным лицом, с колечками золотистых волос, выбивавшихся из-под шапочки. На ней было пальто с норковым воротником, черные щегольские сапожки на высоких каблуках. Она слегка разрумянилась, что можно было объяснить внутренним волнением, а также тем, что в помещении пикета было несколько душновато.
— Имя, отчество, фамилия?
— Зоя Александровна Дорохова.
— Где вы живете в Ленинграде?
— На улице Карпинского... Не понимаю, за что меня столько времени держат! Что я преступного сделала?
— Сейчас разберемся. Тем более что сам я тоже из Ленинграда. Ваш, можно сказать, земляк. Так каким образом, Зоя Александровна, вы попали на рынок в Краснодаре и что здесь делали?
— Продавала кое-какие детские вещи.
— Что за вещи? Точнее!
— Рейтузики, колготки... Трикотажные костюмчики...
— Откуда они у вас?
— Привезла в подарок детишкам сестры. А им эти вещи оказались малы. Вот я и решила продать. Не везти же обратно!
— У вас здесь, в Краснодаре, сестра?
— Да... двоюродная...
— А вот Анна Анисимовна Ладина, которая тоже торговала в этот день вещами на рынке, показывает: «Женщина, стоявшая рядом со мной, сказала, что приехала в Краснодар на похороны дяди». Речь идет о вас, Зоя Александровна. Так кто же у вас в Краснодаре — дядя или двоюродная сестра?
— Сестра...
— Почему же вы придумали про дядю?
— Не буду же я объяснять незнакомому человеку, что и как. Сказала про дядю просто, чтобы отвязались.
— Та же Ладина уточняет: вы стояли, повесив на руку пушистый светло-коричневый шарф, привлекая этим внимание покупателей. Оказывается, кроме детских вещей у вас еще были и пушистые шарфы. Иными словами, мохеровые...