Светлана Гончаренко - Победитель свое получит
Не только сам кабинет, но и средиземноморски зеленый коридор, ведущий к нему, труженики «Фурора» обходили стороной. С начальством без особых причин лучше не встречаться, да и на глаза попадаться лишний раз тоже ни к чему. Береженого Бог бережет! В коридор этот больше захаживали посетители нужные и важные – крупные поставщики, адвокат Луазо. Иногда приходили какие-то молодые люди южного типа, наверное приезжие, потому что уже с сентября они надевали теплые фуражки с ушками и двойные кашемировые кашне. Этих неженок фуроровцы почему-то считали родственниками Алима Петровича, хотя Пичугин даже зимой одевался очень легко.
Илья опешил, сообразив, что он в пичугинском коридоре. Между тем голос Алима Петровича отчетливо доносился из кабинета. Илья и не подозревал, что в коридоре все так хорошо слышно: днем телохранители всегда отгоняли зевак от заветных дверей, а сам «Фурор» гудел, как улей. Зато теперь коридор был пуст, в магазине осела и успокоилась ночная тишина. От Алима Петровича Илью отделяла лишь гипсокартонная перепонка.
– Я повторять не люблю. Я ждать не люблю. Я дело люблю! – весомо говорил Алим Петрович.
Его пронзительный тенор был звонок, как бронзовый колокольчик. В ответ слышался невнятный, отрывистый бубнеж. Это значило, что Пичугин беседует со своей второй правой рукой, охранником Лехой (первой правой рукой был Тазит, а единственной левой – юрист «Фурора» Аркадий Ильич Луазо).
– Мне не надо говорить, куда ты их денешь, – продолжал сердиться Алим Петрович. – Может, зарежешь. Может, женишься на всех – я не знаю. Мне все равно! Мне надо вопрос решить. Мне надо, чтоб квартиры были пустые. Я уже проект сделал, я уже ремонт начал. Я уже кирпич заказал!
Леха пробубнил в ответ что-то настолько возмутительное, что Алим Петрович не только вскрикнул, но и звякнул чем-то металлическим, наверное бронзовой статуэткой.
– Я в последний раз говорю! А ты не говори, ты молчи – и дело делай. Или ты очень нездоровым будешь! Почти неживым будешь!
Снова раздался металлический стук, сильнее прежнего. Илья отпрянул от стены, которая хищно блеснула стеклом, скрывавшим правила торговли. Стена ожила! Через равные промежутки времени она мелко содрогалась изнутри!
Илье стало страшно. Он отступил к выходу, а шум у Пичугина продолжался. Илья с ужасом представил, как именно в эту минуту прекрасное лицо Алима Петровича злобно ощеривается и оплывает, выказывая голый желтый череп. Яхонтовые глаза становятся шарообразными, наливаются густой краснотой. Затем из-за покатых плеч элегантного владельца «Фурора» медленно поднимаются сухие нетопырьи крылья. Распахиваются они наверняка внезапно – с шумом и хлопком, как складной зонтик.
Вот он какой, черный маг Бальдо! Недаром это имя вышито золотом на изнанке пичугинских пиджаков. И не надо врать, что Бальдо – дизайнер из Милана. Ерунда! Для отвода глаз придуман дизайнер! Это сам зловещий водитель нечисти пишет золотом по черному свое истинное имя! И сейчас там, в кабинете, завесив портрет президента узорной тканью, он хлещет своим золотым жезлом (есть наверняка и жезл!) мелкого беса Леху.
Леха оправдывается, корчится, побрызгивает бурой нечистой кровью. Злобно блестят фальшивые рубины на коллекционных кальянных кувшинах. Сейчас эти камни налиты настоящей кровью! Эти кувшины полны ядовитых зелий! Маг Бальдо берет в свои губы, очерченные красиво и хищно, золотой наконечник. Он вдыхает магический смрад и смежает свои длинные ресницы, черные, как ад. Из его ноздрей проистекают, змеясь, прозрачно-сизые дымные драконы. Драконы свиваются друг с другом в мерзких объятиях, меркнут, пропадают. Стонет на полу мелкий бес Леха, рассеченный гневом Бальдо на четырнадцать черных кусков… Бежать отсюда! Бежать!
– Илюшка, пошли скорей! Сериал с Барахтиной начнется уже через семь минут, – поторопила сына Тамара Сергеевна.
Она сунула в руки сыну его куртку и шарф, но вдруг встревожилась:
– Чего ты бледный такой? Устал? Знаешь, я ведь не думала, что на тебя напялят такую кучу барахла. Анжелика сказала, что ей нужен высокий мужчина, а оказалось, нужен бегемот… Тебе нехорошо?
Тамара Сергеевна приложила ко лбу Ильи свою теплую пухлую руку.
– Температура нормальная, – сказала она со вздохом облегчения. – Побежали скорей домой!
На боковом крыльце – именно рядом с ним вчера был теракт с хлопушками – Илья заартачился:
– Мам, иди одна! Я лучше прогуляюсь. У меня чего-то голова болит.
– Так, значит, домой надо быстрее! Выпьешь пенталгинчику, покушаешь хорошо…
– Не надо! Меня стошнит от Барахтиной. Я сам через полчасика подтянусь.
– Полчасика, но не более! – строго сказала Тамара Сергеевна. – И держись проспекта Энтузиастов – там есть освещение, милиция патрулирует, аптека круглосуточная…
Илья согласно мотнул головой. Три блестящие машины стояли перед ним на парковке. Тихо реяли над крыльцом рекламные флаги. Сегодня это были флаги «Фруктикона». В темноте они казались не фиолетовыми, а пиратски черными.
Илья усмехнулся и ступил в потемки.
Сначала он просто шел, широко открыв глаза и не моргая – как если бы он нырнул в глубину и пробовал рассмотреть в толще воды неслыханных донных чудищ. Ветер свистал среди тополей. Звук этот в самом деле напоминал о шипучем прибое.
Дорогу было видно плохо, и она казалась незнакомой. Там, где исчезала тьма (а конца ей не жди до рассвета!), сияла Тара с утренними розовыми щеками и волосами цвета осенней травы. Самая настоящая Тара – живая, смуглая и недостижимая! На пути к ней громоздились плечистые великаны хрущевок и демоны огромных качающихся деревьев. Какая-то пестрая бесформенная нечисть шевельнулась слева, скверно мяукнула и закидала дорогу мятыми бумажками.
Тогда рыцарь Альфил взял свой меч, а Илья увесистую палку (их много наломали и раскидали вокруг недавние буйные ветры). Он бросился на чудовище.
«За Тару! За свет! За честь!» – закричал он про себя громовым голосом и одним ударом ссек громадную угластую башку, на щеке которой были нарисованы зонтик и рюмка. Затем непрочный белый остов разломился натрое с омерзительным скрипом, какой издает пенопласт. Упаковка большого телевизора перестала существовать. Запрыгали, завертелись под ударами бестолковые пластиковые бутылки. Напоследок грозный меч разнес несколько пакетов, набитых мусором, картофельными очистками и липкой сосисочной шелухой.
«Умри!» – приказал Илья, и гнилое чудовище умерло, притихло. Бродячая кошка, белея в темноте, приседая и оглядываясь, потекла к развороченным внутренностям поверженного врага. Другая кошка-мародерша прыгнула прямо с дерева.
Илья бросил палку, к которой прилипли скверные бумажки, и быстро пошел вперед. Разгромленная помойка (впрочем, совершенно незаконная, подзаборная, за пользование которой грозили штрафом с того же забора) осталась позади, во тьме.
Чьи-то шаги зашаркали на месте недавнего побоища. Что-то туда шлепнулось (наверное, очередной пакет с мусором), и старушечий голос возмутился:
– Все раскидали, паскудники! Теперь приличному человеку поскользнуться тут – раз плюнуть!
Илья злорадно усмехнулся и пошел дальше. Он забрел в самый запущенный угол микрорайона, который назывался улицей Созидателей. Здесь давно не горели никакие фонари и местность, как в библейские времена, освещалась только небесными светилами.
Этой ночью на посту была синюшная, почти полная луна. Она одиноко повисла прямо у Ильи над головой, и он мог разглядеть шеренгу двухэтажных домишек, покрытых смелыми узорами плесени. В этих домишках издавна дожди жестоко заливали подвалы, а в морозы либо вовсе не было тепла, либо лопались батареи. Сюда последние годы съезжались неудачники всех родов и горькие пьяницы, продавшие более приличное жилье. Немногочисленные жильцы засветло разбредались по домам. Кругом не было ни души.
Даже не подумаешь, что когда-то это был вполне уютный уголок! Домики строились в сталинском полуанглийском стиле, то есть красились в приятные тона и оживлялись белеными фронтончиками. Кое-где архитекторы прицепили даже лепные гирляндочки из цветов и фруктов. Правда, гирлянды теперь износились до неузнаваемости и походили на грязные ливерные колбасы.
Пусть здания облезли и стали убоги – зато кусты и деревья вольно пошли в рост. На улице Созидателей вымахала такая густая и мрачная чащоба, что Илья нашел ее достойной посещения демонов и ведьмаков. По их зловонным следам могли устремляться и светлые рыцари, поэтому он часто бывал здесь.
В тот вечер громить местную помойку он не стал, лишь окинул местность грозным взором. Тополя, смущенные силой этого взора, бестолково зашелестели в ответ. Теперь можно было поворачивать домой – туда, где на мониторе с легкостью рождались из синевы еще более мрачные миры.
Путь Ильи лежал мимо длинного дома, который выглядывал с богом забытой улицы Созидателей на проспект Энтузиастов. Если бы не сквер, до крайности запущенный, то с проспекта этот дом был бы хорошо виден своей парадной стороной. Здесь на стенах густо пестрели гирлянды и торчали балкончики (балкончики делались исключительно для красоты – на них не поместилась бы и средняя кошка). Над крышей дома высилась башенка неизвестного назначения. Была она шестигранная, со шпилем. В дырах ее битых окошек виднелись звезды.
