Артур Омре - Риф Скорпион (Сборник)
— Черт возьми, — выпалил вдруг Вебстер. — Мы должны принимать в расчет трех дам. Может быть, фрекен Харм тоже носит теплые ботики. Как я мог забыть про автомобиль! Мы могли бы перехватить его, если бы вовремя позвонили.
Они продолжили беседу.
— Если только тут не замешана какая-нибудь четвертая дама, — заметил Вебстер. — Такая возможность не исключена, хотя вероятность невелика. Действуй, Ник Картер.
В тот же вечер Ник Дал смог сообщить следующие малоутешительные сведения:
— Все три дамы носят теплые ботики тридцать восьмого размера одной и той же фирмы. Ни одна из них не пристрастна к алкоголю, но не прочь выпить рюмочку в хорошем обществе и выкурить сигарету.
Насколько удалось выяснить Далу, они ночью были дома. После двух часов ночи ни из Фредрикстада, ни из Сарпсборга не выезжали такси. У одного из друзей фрекен Харм есть собственная машина, но она оставалась в гараже, никуда не выезжали и таксисты из окрестных селений.
— Ты действовал осторожно?
— Они даже не подозревают о моих исследованиях, — ответил Ник.
Всю следующую ночь они дежурили вместе, однако ничего не происходило. Вебстеру надо было возвращаться в столицу, его ждали срочные дела. Перед отъездом он тщательно проинструктировал Ника Дала.
В поезде он малость повздорил с одним пожилым господином. Тот утверждал, что трамваи никак не могут заменить поезда. Вебстер никогда не ссорился с людьми, кроме тех случаев, когда заходила речь о преимуществе трамвая перед поездом. Тут он способен был прийти в бешенство.
Разве не ясно, что с трамваем все проще и удобнее? Можно обойтись без этих сложных сигнальных систем. И без многих дорогих электровозов.
Людям не надо будет ломать голову над расписаниями поездов, понадобилось тебе побывать в Хамаре, или Конгсберге, или Бергене, каком другом городе — садись в любое время на трамвай и поезжай.
Большие удобные трамваи с мягкими сиденьями, как в поездах-экспрессах, но только один вагон и прицеп для багажа. В свой черед — специальные, почтово-багажные трамваи, а также товарные, помимо ночных перевозок.
У Вебстера в уме все было разработано, и он мечтал стать диктатором — но только в области железнодорожного сообщения, которое он называл железнодорожным разобщением.
6
От Ника Дала регулярно поступали еженедельные рапорты. В пятом рапорте он доносил:
«В шесть часов вечера в субботу сюда приехал на автобусе студент Арвид Стефансен. Остановился у матери, в воскресенье в восемь вечера уехал на автобусе обратно.
Вчера приезжал с адвокатом двоюродный брат Холмгрена. Они осматривали дом. Их сопровождал десятник Якобсен. Ничего необычного. Я слежу.
Фрекен Энген раза два посещала кладбище. Она теперь ходит туда поздно вечером. Я на территорию не захожу. Слишком светло при луне.
Сегодня утром фру Стефансен ездила в Фредрикстад за покупками. Зашла вместе с фрекен Харм в кондитерскую, отведали пирожные.
Этта пишет, обещает проведать меня в субботу. Она умеет держать язык за зубами, к тому же считает, что тут я занимаюсь только фотографией. Собираюсь выделить денег на летнее платье для нее, обращусь к фру Стефансен, чтобы та сшила его. Красивая женщина, верно? Этта не любит платья частного пошива.
Несколько дней назад купил бутылку „Наполеона“. Отличный напиток. Фрекен Энген охотно выпила рюмочку к кофе. Сразу доложила, что таким же коньяком их потчевал Холмгрен, так что тут я пока топчусь на месте. Вы уж там проколите нарыв поскорее, если он вообще существует.
Частенько заглядывает почтмейстер. Мы славно проводим время, играем в карты. Толковый малый. Он поддерживает версию самоубийства. Мне кажется, он недолюбливал Холмгрена. Называет его прожигателем жизни. Намекает на то, что Холмгрен покончил с собой потому, что схватил в Париже венерическую болезнь».
В тот же день у Вебстера был разговор с шефом уголовного розыска. Дескать, прокурор считает, что следствие слишком уж затянулось, дело ведь совершенно ясное. Вебстер сказал, что не стоит спешить. Следует повнимательнее изучить отчетность. Попросил шефа уговорить прокурора.
— Попробую, — сказал шеф. — Потянем еще три-четыре месяца, а там начнутся каникулы суда присяжных.
На том и договорились. И прокурор дал согласие на отсрочку по ходатайству полиции.
Вебстер тер свою лысину и думал о кругленькой сумме и об этом упрямце Стефансене. Он не видел никакого просвета.
В начале апреля Вебстера навестил студент Арвид Стефансен. Вебстер встретил его приветливо, но был скуп на слова. Арвид Стефансен выглядел бодро, держался смело — этакое свежее дыхание весны в пыльном кабинете полицейского управления.
— Желаете сообщить что-то, молодой человек?
Арвид Стефансен пригладил густую темную шевелюру, выпятил подбородок. Он явно желал что-то сообщить.
Студент Стефансен несколько раз навещал свою мать, последний раз — два дня назад. Она была совершенно уверена, что отец ни в чем не виновен.
— Мама — женщина с характером, — говорил он. — И неглупая. Похоже, нервы немного сдают из-за этой истории. Нет, она, конечно, понимает, что следствие должно быть доведено до конца.
— Речь шла о чем-нибудь конкретном, Стефансен?
— Вот именно. Она вспомнила одну вещь.
Фру Стефансен вспомнила, что Холмгрен иногда брал деньги в кассе, в том числе и крупные суммы. Должно быть, оставлял расписки, считала она. Ничего необычного в том, что шеф брал деньги, разумеется, нет. Есть ли какая-нибудь возможность проверить — отражено ли это в документах?
— Фру Стефансен просила вас обратиться ко мне?
— В известном смысле да. Она сказала: «Может быть, полиции следует об этом знать?»
— Конечно, следует. Скажите, ваш отец сам брал эти суммы?
Насколько было известно Арвиду Стефансену — сам. Фру Стефансен и фрекен Энген сидели в соседнем кабинете. Вебстер слышал об этом не раз, но не ленился переспрашивать: вдруг выявится нечто, позволяющее заключить, что и другие люди имели доступ к кассе.
— Откуда фру Стефансен могло быть известно, что Холмгрен берет деньги в другом кабинете? Стефансен говорил об этом дома?
— Холмгрен приходил в контору и, не закрывая дверь, кричал: «Мне понадобятся наличные!» Последний раз взял двадцать тысяч.
Вебстер насторожился.
— Когда это было?
— За два месяца до того, как забрали отца. В начале августа, девятого числа, мама запомнила дату — день рождения моей сестры. Она и другие суммы помнит, но точных дат в голове не держала.
Вебстер взял папку, нашел нужную бумагу. Последняя сумма — двадцать тысяч. Согласно документации, как раз девятого августа эта сумма должна была быть отправлена одному лесовладельцу, однако адресат не получил денег. Вебстер хмыкнул, закрыл папку и сказал, что займется этим вопросом.
Проводив Арвида Стефансена, он задумался. Потом взял телефонную трубку и позвонил ревизору; тот обещал прийти. Полчаса спустя он сидел в маленьком кабинете Вебстера с кассовой книгой лесопильного завода.
— Странно, — сказал ревизор. — Где-то должно быть отражено, что Холмгрен брал деньги. У нас есть только его расписки в платежных ведомостях — жалованье, премия, прибыль от акций. Какой же кассир станет выдавать большие суммы без расписки.
— Что ж, пошли попробуем осторожно побеседовать со Стефансеном, — предложил Вебстер.
Стефансен был занят раскрашиванием игрушечных тачек, какие можно увидеть на распродаже предметов, изготовляемых заключенными. Пригладив свою красивую седоватую шевелюру, он кивнул рассеянно-приветливо. Поздоровался за руку с ревизором.
Косой солнечный луч пробился с улицы через решетку, расписал бликами зеленую стену. Вебстер поглядел на тумбочку — там лежала библиотечная книга, записки о путешествии на Борнео. Он хмыкнул и перевел взгляд на кассира, представил себе мальчонку, которому запретили гулять и который мечтает о путешествиях в дальние страны. Неприметно кивнул ревизору — деловитому, хорошо одетому и хорошо причесанному господину.
Заранее предупрежденный следователем, ревизор мягко произнес:
— У меня возникли проблемы, господин Стефансен. Я насчет крупных выплат лично директору Холмгрену.
Они уставились на кассира; он пробурчал:
— Да уж, не завидую вам — сплошные цифры. Ревизии, должно быть, мука мученическая. Кассиру и то несладко приходится.
— Вы не припомните, вам случалось выдавать Холмгрену лично большие суммы? Я пока не стану называть точные цифры.
Вебстера ожидал приятный сюрприз — Стефансен улыбнулся и ответил вполне нормальным голосом:
— Конечно, я выдавал Холмгрену много денег.
— Сколько, скажем, в последний раз, господин Стефансен?
— В последний — двадцать тысяч. Двадцать — простая и безвредная цифра, верно? Это был аванс по одной из сделок.
