Буало-Нарсежак - Мистер Хайд
Жантом обхватил голову руками. В глубине памяти у него сидит какой-то магнит, притягивающий образы прошлого, как металлическую стружку. Как их оттуда вырвать, чтобы использовать в новых ситуациях? Начнем сначала. Двое санитаров входят в дом. А потом?.. Все очень обыденно. За исключением, может, одной детали. Фуражки и очки скрывают их лица. Они проходят мимо консьержа. Тот их даже не останавливает. Нельзя же мешать работе «Скорой помощи». Санитары заходят в лифт. Черт побери, завязка интересная. Поднимаются на третий этаж. Выше не стоит. Ведь спускаться придется по лестнице. На лестничной площадке расположены две квартиры. Теперь можно дать волю фантазии. Для удобства сюжета в левой квартире никого нет, ведь все-таки мало-помалу это превращается в рассказ. Санитары читают фамилию на медной табличке на двери справа. Фамилия не имеет значения. Звонят в дверь. Открывает служанка.
— Здесь живет мсье X?.. Нас вызывали?
— Нет. Мы никого не вызывали.
Нельзя терять ни секунды. С инфарктом не шутят. Не обращая на нее внимания, они входят, закрывают за собой дверь. И вот они уже на месте. Старик Дельпоццо прав. Теперь можно делать все, что угодно. Например, связать служанку и спокойно обчистить квартиру. Уходя, даже сказать консьержу:
— До чего мы дойдем, если и впредь будут ложные вызовы?
Машина стоит на месте под наблюдением полицейского. Оба санитара занимают свои места. Полицейский отдает им честь, останавливает движение, чтобы никто им не мешал.
Ну вот! Жантом выиграл пари. Правда, довольно скромно. Выглядит все как мелкое происшествие. Во всем этом нет ни малейшего намека на фантазию. А если… Если санитары пришли не грабить квартиру, а кого-то выкрасть? Эту мысль Жантом с негодованием отверг, как только она пришла ему в голову. Ведь лежащий на носилках силуэт — совершенно невыносимое, вызывающее тошноту зрелище. Жантому не хочется на него смотреть. Но в то же время он всеми силами хочет узнать правду. Чтобы побороть ужас, надо все-таки обратиться к психоаналитику. Пока этот ужас продолжает существовать, Жантом связан по рукам и ногам и не в состоянии раскрыться как настоящий писатель. В лучшем случае он будет производить такие вот истории, как та, которую только что выдумал. Она довольно забавна. Ей без труда можно придумать любопытное продолжение. Но в ней не хватает страха. «А я вот, — подумал Жантом, — я боюсь страха. Пока не научусь играть на нем, как на скрипке, останусь неудачником».
Положил на стол ручку. Он написал всего несколько слов: «Машина «Скорой помощи». Удручающая ситуация. Надо ли перечислять те мелочи, о которых он подумал? Зачем! Все равно это выставлено на полке его памяти, как безделушки, которые собирают день за днем, даже не отдавая себе отчета. Хорошо, если они когда- нибудь пригодятся.
Его вдруг охватила апатия. Он вышел на улицу, прошел несколько сотен метров по бульвару, известному ему как свои пять пальцев, испытывая подспудное желание с кем-нибудь поговорить, просто поговорить, чтобы просуществовать до обеда, пытаясь забыть эту пустоту в сердце, как будто у паразита, который его гложет, случаются часы отдыха и передышки. Когда он при деле, просто следуешь его капризам. А вот когда он делает вид, что успокаивается, становится еще хуже. Охватывает чувство краха, безнадежное и огромное, как необозримый пляж. Слова уходят. Мысли иссякают. Превращаешься в убогое ничтожество. Ничего больше не хочется, ни сходить в кино, ни посидеть на террасе кафе, ни даже купить книгу. Особенно последнее. Пока он не узнает, кто лежит под простыней на носилках. Стоп! Вход запрещён.
Остановился перед витриной букинистического магазина, где Мириам, когда хочет унизить его, приобретает по дешевке экземпляры «Бириби», преимущественно потрепанные. На пороге курит трубку Ломон, наблюдая за прохожими, среди которых попадаются и проворные воришки.
— Сейчас, мсье Жантом, — сказал он, — я ничего не могу вам предложить. Знаете, дела идут не очень. Детективные романы более-менее расходятся. Эротика тоже продается неплохо. А вот все остальное…
Жантом обрел наконец собеседника. Обычно он Ломона не очень жалует. Лишь изредка останавливается здесь, увидев какую-нибудь старую книгу. От всех этих книг, лежащих в коробках в ожидании нового хозяина, почему-то больно сжимается сердце. Они напоминают ему приют, в котором тетя собирала брошенных животных. Иногда ему даже приходит в голову мысль, что поджечь все эти несчастные отбросы было бы просто проявлением милосердия. Но сегодня он задержался возле них. Прошелся даже пальцем по романам «Черной серии».
— О! — сказал Ломон с упреком в голосе. — Вы же не станете покупать подобные книжки. Уж во всяком случае не эту, что вы держите в руках. Сплошь разбой и изнасилования. И арго от начала до конца. Вы не сможете это читать… Что? Вы хотите попробовать? Ладно. Я вас предупредил. Возьмите сдачу, мсье Жантом. Останется между нами, не беспокойтесь!.. Впрочем, уверен, вы мне ее вернете назад. Зайдете в магазин? Пожалуйста, вы мне доставите удовольствие. На улице я торгую книгами, но и в магазине есть комиссионные вещи. В основном предметы мебели.
«Хочет всучить какой-нибудь хлам», — подумал Жантом.
Но он пребывал в таком расположении духа, когда человек с какой-то противоестественной радостью принимает любое предложение, лишь бы оно выглядело хоть слегка приятным. Он последовал за Ломоном и не смог скрыть удивления. По сути Ломон — скорее антиквар, чем букинист. Магазин просторный и заставлен всевозможной мебелью. Жантом в этом немного разбирается, во всяком случае в достаточной степени, чтобы убедиться, что это не поделки. Простых вещей мало. В основном обстановка гостиной, кабинета, то, что иногда называют мебелью, переходящей по наследству.
Ломон, как барышник, погладил рукой боковую стенку книжного шкафа.
— Посмотрите, мсье Жантом, отдам дешево. Это куплено вовсе не на аукционе. Сейчас много стариков распродают свои вещи, чтобы свести концы с концами. Или племянники продают часть наследства, чтобы уплатить налог. Вы не представляете, сколько всего можно найти в шестом округе. Надо только держать ухо востро.
Потер руки и бросил на Жантома елейный взгляд.
— Правда не хотите?.. А столик с шахматной доской? Тоже нет?.. Ну что ж, в другой раз… А в вашем доме — о, я же знаю, где вы живете, — нет ли какого старика, который уступил бы мне, допустим, старые часы? Да, пусть вас это не удивляет, я беру заказы, потом ищу, вынюхиваю. Это довольно увлекательно. Мода, пристрастия постоянно меняются. В настоящее время ценятся часы.
Он проводил Жантома и уже на улице долго жал ему руку.
— Приходите когда угодно, мсье, я всегда здесь около полудня или после семи часов.
Жантом посмотрел на часы. Ему удалось провести время. Теперь он может не спеша направиться в ресторан. Вдруг вздрогнул.
По улице мчится красная машина «Скорой помощи». Дыхание перехватило, и он прижался к стене дома. Решился бы он признаться Бриюэну, что не отнес в аптеку выписанный рецепт? Медленно он пошел дальше, украдкой посматривая на врученную ему Ломоном книгу. Яркая обложка. Название выведено красными буквами. «Бей, красотка». Полураздетая девица в сдвинутом набок цилиндре. После «Голубого ангела» такой наряд стал униформой. Поискал урну, бросил в нее книжку.
Он остановился перед дверью ресторана, но в сущности, меню не имеет значения. Занял свое обычное место спиной к входу. Перед ним, оперевшись руками о стол, склонилась маленькая вьетнамка Лулу.
— Консоме, — сказал он, — как всегда.
— Вы выглядите уставшим, — констатировала официантка слегка фамильярным тоном.
— Заметно?
— Да, заметно.
— Слишком много работаю, — проговорил Жантом с горькой иронией в голосе. — Принесите омлет с травами. И бутылку «Виши-Сен-Иор», газированной.
«Странный клиент», — подумала Лулу. Жантом устало откинулся на стуле. За стеной слышались шаги прохожих. Все течет, проходит, как неизменный шум водосброса. Улица Драгон как река… Эта река останется в его памяти на всю жизнь. Похлопал по карманам, нашел записную книжку и, примостившись с краю стола, записал: «Мостовая в воде». Это просто зацепка, предназначенная только для него. Перечитав эту строчку, он вспомнит, что все началось с посещения Бриюэна. До этого он так или иначе переносил себя. А потом врач высказал эту дурацкую мысль: «Рассказывайте. Ищите! Ищите!» И теперь на его лицо падают брызги.
Больше он этого не выдержит. Встал со стула и попросил жетон. Взглянул на часы: без четверти семь. Бриюэн, наверно, закончил прием. Если его уже нет дома, тем хуже. С волнением в сердце Жантом набрал номер, сознавая, что ведет себя крайне неприлично. Когда любовник врывается к любовнице, это еще объяснимо. Но когда пациент зовет психиатра на помощь в час аперитива, следует признать, что он уже созрел для отправки в лечебницу. Бриюэн, однако, подняв трубку, внимательно выслушал, мягко его прервал.
