Дональд Стэнвуд - Седьмой лимузин
— Разумеется, мистер Эшер, мы и впредь будем держать вас в курсе расследования. Мы отработаем все версии.
Судя по тону, ему понравились собственные слова. Излюбленная присказка полицейских, означающая, что им ни хера не известно.
Назавтра, когда я возвращал «БМВ» в бюро по прокату, тамошний парень, уставившись на счетчик, разинул рот.
— О господи? Куда это на ней сгоняли? — В Боливию и обратно?
— А мне бы как раз хотелось узнать ваши соображения на сей счет. Вы были здесь, когда мистер Чезале взял машину?
Он кивнул, переписывая показания счетчика в конторскую книгу.
— Да, я тогда работал. Но машину взял не мистер, а миссис. Красотка такая. Знаете, из тех, что подобные машины и рекламируют.
— Значит, мужа вы так и не видели.
— Один раз видел. — Он запер переднюю дверцу, мотнул кудрявой головой. Мы уже шли в контору. — Мистер Йенсен, наш босс, потребовал оплаты наличными после того, как машину использовали примерно неделю.
— Это нормальная практика?
Парень, зайдя за стойку, ухмыльнулся.
— Когда берут «БМВ»? В штате, где разрешены азартные игры? Вы что, шутите?
— Как я понимаю, мистера Чезале это не остановило.
— Он выложил три сотни. Достал из кармана и выложил.
— А тогда вы счетчик проверять не стали?
— Ну, мы так не делаем. Как правило, не делаем. — Он огладил похожие на стрекозиные крылья усики. — Но машина выглядела паршиво. Словно мчалась по дюнам отсюда до Лас-Вегаса, причем не раз. Песок на ветровом стекле. Прямо скажем, мистеру Йенсену это очень не понравилось.
— Ну, и что же произошло?
— Шеф прочитал ему нотацию, но Чезале словно бы пропустил все мимо ушей. Явно думая о чем-то другом. И куда более важном. — Возясь в бумагах, он поднял на меня взгляд. — Я видел по ящику. Он и вправду мертв?
— Да. Вправду.
— Первый мертвец, с которым я был знаком. — Я вытер пот со лба. Было слишком жарко для игры в Шерлока Холмса. Через плечо я посмотрел на «БМВ».
— И он ничего не сказал, ничего даже не намекнул насчет того, куда ездил?
— Нет. — Парень, протягивая мне корешок квитанции, выглядел явно разочарованным. — Я надеялся, что вы мне расскажете.
Когда на следующий день мы вылетели в Италию, увозя с собой тело Элио, новость была еще у всех на устах.
Фрэнсис занималась делами в мое отсутствие. К счастью, автогонщик отдал распоряжения заблаговременно. Ему хотелось быть похороненным в Равенне, рядом с погибшими в годы войны матерью и двумя сестрами.
Подсолнухи махали головами и мирно высились тополя у чугунных ворот маленького кладбища; утренний воздух был уже душен, нас немилосердно донимали комары, «нас» — означало в данным случае меня, Джилл, сельского священника, могильщика — и Теда Чезале.
Я не видел его целых три года. У него был явно подстегнутый обмен веществ. Сейчас он уже на голову перерос мать. Крепко держа ее за руку, Тед практически не отводил взгляда от свежевырытой могилы и гроба с телом отца. В глазах у него не было ни слезинки, но они пылали яростью, а его шелковистые белокурые волосы развевались на ветру.
Джилл была в черной вуали. Священник бормотал слова латинских молитв, покачивая головой, словно напутствуя Элио в его последний путь. Вынув из букета красный цветок, Джилл положила его на больше ничем не украшенный сосновый гроб. Тут плечи у нее задрожали, она как-то вся смешалась, закачавшись на высоких каблуках и едва не рухнув в подступающий, исполненный высокого милосердия обморок. Я поспешил поддержать ее за правую руку, Тед по-прежнему держался за левую… и тут-то мы и столкнулись впервые по-настоящему — как вещество и антивещество. Горе, нежелание поверить в реальность происходящего, ярость, даже невыплаканные слезы — все это читалось в обращенном на меня взгляде Теда, означавшем: не вздумайте ко мне приближаться! О Господи. Эдипов комплекс. Как будто наша жизнь не была переусложнена и без этого.
Я безуспешно пытался наладить с ним хоть какую-то близость — и на кладбище, и позднее, когда мы прощались в аэропорту. Уже потом, вернувшись, я обсудил это с Фрэнсис. Мы с ней сидели за коктейлем в баре отеля «Кортес» и наблюдали за тем, как на город накатывает туман.
— Судя по всему, это его проблема, Алан. А вовсе не твоя. — Фрэнсис помахала соломинкой от коктейля. — Ну-ка, вспомни первое правило композиции…
Не пытайся вместить все в один кадр. Да, я помнил это правило. Я решил поискать спасения в работе. Я взял заказ журнала «Лук» осветить упрямство и одержимость голливудских гонщиков в их стремлении выиграть гонку «буллитов». Я даже внушил себе, что меня больше ничуть не волнует горящая резина «мустангов» и «Дж. Т.О.», не волнует треск, с которым разбиваются корпуса автомобилей, похожий на удар исполинским кулаком в грудные ребра. Боль пошла на убыль под натиском чисто профессиональных забот, превратившись в кадры пленки, в маленькие четырехугольники, разбросанные на моем рабочем столе… но тут зазвонил настенный телефон. Это была Джилл, голос ее звучал спокойно, но так, словно ее успокоили лоботомией, превратив в сплошное плато все горы и долы. Не смогу ли я прибыть в Нью-Йорк на оглашение завещания? Совершенно неожиданно в предварительных условиях обнаружился пункт, согласно которому меня просили присутствовать.
И вот, через две недели после гибели Элио мы все собрались вновь, в адвокатской конторе Эльмера, Кагана и Бейнбриджа в Сигрем-билдинге. Тед сидел, сумрачный и отрешенный, как индейский юноша с рекламы сигар. Джилл лучилась ледяной выдержкой и самообладанием, если не считать того, что ее руки в белых перчатках не знали ни секунды покоя. Я заранее набрался терпения и снисходительности — нам с Линдой пришлось хлебнуть вдосталь после смерти отца, — и я понимал, что оглашение завещания и все, с этим связанное, — не та ситуация, когда в людях вспыхивают добрые чувства.
Вошел Фрэнк Эльмер, седовласый и крайне важный, его сочувствие безутешной родне смотрелось столь же с иголочки, как его костюм. Было в нем что-то ястребиное. Или, если угодно, нечто, заставляющее подумать о кардинале Ришелье. Взгляд человека, привыкшего делить то, что ни в коем случае не подлежит разделу. Если бы Иисус Христос решил, деля хлебы и рыбу, задокументировать этот факт, ему было бы не обойтись без Фрэнка Эльмера.
Но ближе к делу. Эльмер возложил руки на стол и в нужном ему порядке проверил заранее разложенные бумаги.
— Миссис Чезале, вам известна финансовая ситуация вашего покойного мужа?
— Полагаю, что так. Элио неизменно советовался со мной перед тем, как сделать серьезные капиталовложения. Так у нас повелось сыздавна.
Седая бровь поползла вверх.
— Не уверен, что правильно понял вас.
— Еще до нашего знакомства, когда Элио был гонщиком, он заранее заботился обо всем на случай аварии с трагическим исходом. «Когда сидишь за рулем, у тебя не должно быть никаких посторонних мыслей», — так он это формулировал.
— Такой подход можно только приветствовать. Мистер Чезале неоднократно подчеркивал свою заинтересованность в том, чтобы ни вы, ни ваш сын, ни в чем не нуждались. — Он достал какое-то досье. — Детали, связанные со страховым полисом и пакетом акций, не слишком сложны. Хотя, конечно, если вам угодно, я могу остановиться на них. Но в целом вам с Теодором уготован ежегодный доход в размере двадцати тысяч долларов.
Впервые за все время нарушил обет молчания Тед. Он заговорил негромко, подростковым, ломающимся и неуверенным голосом.
— А что произойдет, когда мне исполнится двадцать один?
— Вы станете полноправным наследником, хотя распорядительную власть вам придется делить со мной. — Адвокат пребывал в довольно курьезном замешательстве. — Меня сейчас больше беспокоит состояние текущего банковского счета. — Он развел руками. — Мистер Чезале распорядился по этому поводу вполне однозначно. Деньги следует разделить между вами поровну, разбив выплаты на пятилетний период в интересах уменьшения подоходного налога.
— К чему вы клоните? — спросил Тед.
— Но вот банковская история мистера Чезале за последние восемь месяцев. В январе он снял со счета шесть тысяч пятьсот семьдесят долларов. В феврале — чуть более семи тысяч. Семь четыреста — в марте. Восемь двести — в апреле. — Эльмер порылся в своих бумагах. — И так далее. У меня имеются все документы. — С явно сокрушенным видом он сложил их в ровную стопку. — В настоящий момент на счету осталось триста сорок два доллара.
— Но этого не может быть! — вырвалось у Теда. — Папа никогда бы…
Джилл смертельно побледнела, но все еще не утратила самообладания. Она положила руку на плечо сыну.
— Успокойся, дорогой. Прошу тебя. — Она посмотрела на меня. — А ты что скажешь, Алан?
— Не знаю. За последние две недели я вообще перестал что бы то ни было понимать.
