Питер Чейни - Еще один глоток
Для Ферди всегда все складывалось отлично. Беллами вспомнил подробности карьеры Фердинанда Мотта. До начала 1939 года он ведал всеми внешними связями некой производительной фирмы. Ему хорошо – слишком хорошо – платили. А толку от него было мало. От него уже хотели избавиться, как подвернулся Вэнинг, и Ферди был принят в штат отдела "Ц". Для этой работы он был не так уж плох, имел вкус к тому, чтобы быстро и легко готовить материалы для печати.
Когда в ноябре произошло сокращение и он, Беллами и Марч были уволены, стало очевидно, что только Мотт знает, что ему делать. Он решил основать свой клуб – и это оказалось, черт бы его побрал, прекрасной идеей.
Беллами считал, что Ферди был недурным психологом. Он понял, что, когда начинается война, люди сначала становятся взбудораженными, а потом им все надоедает, и решил, что если есть подходящее время для того, чтобы нажиться на игорном бизнесе, то это именно военное время. Требовались лишь хороший уютный дом, правильно подобранная клиентура и красивая умная женщина, которая завлекала бы гостей. О лицензии на торговлю спиртным беспокоиться не стоило. Просто надо было предоставлять клиентам все, что они пожелают, и надеяться на чистую прибыль. Мотт выжимал из своего клуба все, что можно.
Для такой работы он был самый подходящий человек. Его любили. Он всегда хорошо держался и улыбался, был отлично одет, готов в любой момент угостить кого угодно, прекрасно умел поддерживать беседу, имел великолепные манеры и нравился женщинам – ну, во всяком случае, определенному типу женщин, не слишком разборчивых. Мотт умел произвести впечатление хорошо воспитанного человека, даже если он таковым не являлся, и его клуб посещали некоторые вполне приличные люди. А если случайно один-два игрока за столом оказывались немножко ловкачами, в этом Мотт не обязательно был виноват, он мог об этом и не знать. Беллами широко улыбнулся, вспомнив, что грубость, допущенная им в доме Кэролы, не была абсолютно ничем спровоцирована. В ней не было никакой необходимости, но Беллами хотел рассердить Мотта и добился своего.
Он мрачно подумал, что Ферди сейчас обхаживает Кэролу.
Беллами вздохнул, постучал по стеклянной перегородке, делая знак водителю остановиться, не слишком твердо держась на ногах, вышел из такси и расплатился. Вдоль улицы тянулись шикарные жилые дома. Беллами вспомнил, что Фреда просила его войти через боковую дверь.
Он повернул в переулок справа от их дома, затем в проход, разделявший два блока, и дошел до их черного хода. Толкнув дверь, вошел и стал подниматься по лестнице на третий этаж. Там он проследовал вдоль задней стены квартиры Вэнингов, зашел в закуток, куда выходила задняя дверь кабинета Филипа Вэнинга, и подергал ручку. Замок был на предохранителе, как и сказала Фреда. Беллами открыл дверь, вошел и тихо закрыл дверь за собой. Свет был включен.
Он пересек кабинет, открыл противоположную дверь, прошел через довольно большую столовую в гостиную. Он ожидал увидеть здесь Фреду и был удивлен, не найдя ее.
Он прошел дальше через короткий коридор, ведший в спальню и ванные. Раз или два он позвал: "Фреда!" – никто не ответил. Потом увидел, что дверь в ее комнату в конце коридора полуоткрыта. Он подошел и постучал. Ни звука в ответ. Беллами толкнул дверь и вошел.
Первое, что он увидел, была нога Фреды. Она свисала с кровати – это была очень красивая нога. Беллами походя заметил, что на ней была изысканная туфелька на очень высоком каблуке.
Очевидно, она спала. Беллами пришла в голову забавная мысль подойти к кровати и запечатлеть на ее носике быстрый поцелуй. Он пересек комнату и приблизился к постели. В нескольких шагах от нее он остановился, тупо глядя на Фреду, которая, по всей вероятности, была мертва.
Беллами тихо присвистнул сквозь зубы и, скорее по привычке, чем почему бы то ни было еще, взглянул на часы. Была четверть двенадцатого.
Он подошел ближе и внимательно посмотрел на Фреду. Нельзя сказать, что она прекрасно выглядит, подумал он и тут же добавил про себя, что едва ли кто-нибудь выглядит хорошо, будучи задушенным, а именно это и случилось с Фредой. Беллами отошел и снял пальто. Он повесил его на стул, сверху положил шляпу и отправился в ванную. Открутив холодную воду, ополоснул лицо и руки, после чего вытер кран носовым платком. Затем вернулся в спальню, достал из кармана пальто перчатки, надел их.
Долгим, изучающим взглядом окинул Фреду. На ней было черное вечернее платье, прекрасно гармонировавшее с ее высокой прелестной фигурой. С одной стороны подол задрался – там, где нога свисала с кровати. Прическа была недавно сделана. Сверху на Фреде было полупальто из горностая. Оно распахнулось, и полы его лежали на постели.
На столике, с той стороны от кровати, где стоял Беллами, лежала прелестная маленькая шляпка – из тех черных бархатных шляпок, которые женщины надевают, отправляясь вечером куда-нибудь, где по правилам этикета шляпа необходима. Беллами мрачно посмотрел на нее, затем снял одну перчатку, провел рукой по краю мехового жакета и запахнул его на теле Фреды. Притронулся рукой к ее лбу и снова надел перчатку.
Обогнув кровать, он осмотрел ночной столик. Электрическая лампочка на нем была зажжена, и на полу между столиком и кроватью Беллами заметил что-то вроде листка бумаги и авторучку. Он наклонился и поднял их. Это была ручка, которой всегда пользовалась Фреда, а другой предмет представлял собой остатки ее блокнота. В нем оставалось всего два листка – бумага была приятного дымчатого цвета. На верхнем листке Фреда, очевидно, начала писать ему записку. Он прочел: "Дорогой Ники, мне нужно срочно повидать Вас ради Вашей собственной…"
Это было все. Вероятно, что-то отвлекло ее, и блокнот упал на пол рядом с кроватью. Беллами положил ручку обратно на пол, вырвал верхний листок из блокнота и положил его в карман. Сам же блокнот вернул на то место, где нашел его.
Выйдя из спальни, он проследовал через маленький коридор в столовую, подошел к серванту. Внутри стоял серебряный поднос с тремя чистыми стаканами. Беллами взял один из них и поставил на крышку серванта. Затем снял перчатки, взял поднос и сбросил два других стакана на пол. Они разбились, осколки он оставил там, где они упали. Поставив поднос обратно в сервант, он взял третий стакан, достал графин с виски и сифон и отнес все это в спальню.
Налил в стакан большую порцию виски, влил немного содовой, попробовал. Потом подошел к кровати, поднял руку Фреды и прижал к стакану ее пальцы. Отпустив руку, он вставил край стакана между мертвыми губами. Затем поднял стакан к свету, чтобы убедиться, что помада хорошо на нем отпечаталась.
Поставив стакан, графин и сифон на ночной столик, прошел в ванную, выпил холодной воды и тщательно вытер полотенцем стакан.
Вернувшись в комнату, надел перчатки.
Зазвонил телефон в углу комнаты.
Беллами сунул руки в рукава пальто, взял шляпу и, бросив прощальный взгляд на Фреду, вышел. Свет он оставил включенным. Быстро пройдя маленький коридорчик, столовую, кабинет Вэнинга, он оказался в боковом коридоре. Замок он оставил на предохранителе. Телефон продолжал звонить.
Быстро и тихо он сбежал вниз по лестнице и вышел на улицу. Дождь шел по-прежнему.
Он поднял воротник и медленно двинулся по проходу между домами, повернул на Шеперд-маркет, потом – на Пикадилли. Остановился на минуту, чтобы закурить, и двинулся по направлению к своему дому на улице Полумесяца.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Понедельник
НИКАКОГО АЛИБИ
I
Лежа на кровати, Беллами глядел в потолок. Какое-то время спустя он осознал, что в комнате холодно. Встал, зажег электрокамин и бросил подбитое мехом пальто. Подвинул кресло к камину, сел, нащупал в кармане сигарету, из которой наполовину высыпался табак, закурил и стал думать о Фреде.
В голове его роились самые разные мысли и фантазии. Он стал перебирать их, исследуя одну, другую, пытаясь выстроить из них логическую цепочку. Это было нелегко.
Одна мысль доминировала. Если существовала на свете женщина, которая, казалось, никогда не могла попасть в какие бы то ни было гнусные обстоятельства, могущие привести к убийству, то это была Фреда.
Тем не менее, кто-то ее убил.
Глубоко затянувшись и медленно выпуская дым колечками, Беллами стал размышлять о женщинах, которых убили. Слова "женщины, которых убили" задержали его внимание. Большинство женщин, погибших насильственной смертью, каким-то образом, вольно или невольно, отчасти были виновны в своей гибели.
Если мотивом преступления была ревность, значит, они дали повод к ревности. Если грабеж, значит, у них было что-то настолько ценное, что это делало риск убийцы оправданным. Сколько бы ни напрягал свое воображение Беллами, единственное, что ему пришло в голову в качестве причины убийства Фреды, была месть.
