Анатолий Степанов - Заботы пятьдесят третьего года
- А сам-то не хочешь начальником быть?
- Пока не хочу.
- Почему так.
- Рано еще. Голову надо в порядок привести. У меня пока голова оперативника. Не более того.
- Что ж, приводи свою голову в порядок. Может, потом она нам пригодится. Вот что, Смирнов, ты Скорина из области знаешь?
- Значит, Игоря к нам - начальником. Другого не надо, Иван Васильевич.
- С тобой, Смирнов, хорошо дерьмо есть. Обязательно изо рта вырвешь.
- Не прогадаете, Иван Васильевич, ей богу, не прогадаете!
- Ну, раз такой человек, как ты, одобряет, значит, будем назначать.
...От радостного этого известия расхотелось спать, и поэтому дело читалось легко. Он проштудировал половину, когда вернулся Казарян.
- Три часа задаром убил! Ну, буквоед, ну, зануда! - Казарян сел.
- Теперь хоть все в порядке?
- Как в канцелярии у господа бога, - Казарян вытянул ноги и признался: - Я сегодня, Саня, Цыгана упустил.
- Что так? - хладнокровно поинтересовался Смирнов.
- На длинном поводке вел, чтоб не узнали, а он на ходу в трамвайчик, и будь здоров. Мальчики нам нужны, и чтоб понезаметнее были, похожие на всех, как стертый пятак.
- И чтобы роту. Не меньше.
- Иронизируй, иронизируй! Все равно без наружного наблюдения настоящей работы не будет.
- Надо мечтать! Кто это сказал? - задумался Смирнов. - А в общем, некогда нам мечтать, Рома. Давай-ка по делу пройдемся. Кое-что занятное имеется...
Зазвонил телефон. Оба с ненавистью смотрели на него.
Грабанули известного писателя. И, естественно, - сразу же МУР. В помощь райотделу. Муровская бригада прибыла в роскошный дом на углу Скаковой и Ленинградского шоссе, когда там всю ночь шуровали районные.
- Вам помочь? - спросил Александр у старшего группы, который диктовал протокол осмотра. Тот, оторвавшись от дела, кинул недовольный взор на печального гражданина, скромно стоявшего у притолоки, и ответил, как бы не отвечая:
- Раз знаменитость, значит, МУР подавай, районные пентюхи обязательно завалят!
- Мы собачку привезли, - сообщил Казарян.
Районный пожал плечами:
- Пробуйте. Только, по-моему, сильно все затоптали.
Казарян спустился к машине, чтобы позвать Семеныча с его Верным, а Смирнов подошел к печальному гражданину.
- Вы хозяин квартиры? - спросил Александр.
Гражданин печально кивнул и вдруг быстро-быстро заговорил, уцепившись сильными пальцами за борт смирновского пальто.
- Я не могу понять, почему он сердится. Я никого не вызывал, я только позвонил в союз оргсекретарю, спросил, что делать в таких случаях. Он сказал, что все возьмет на себя.
- А в районное отделение кто сообщил?
- Дворник наш, Галия Асхатовна. Она всегда после трех к нам убираться приходит. Пришла - а дверь не заперта, и никого нет. Она сразу к участковому.
- А вы, э-э-э... - Смирнов намекнул на то, чтобы писатель назвался.
- Василий Константинович, если позволите, э-э-э...
- Александр Иванович. А вы, Василий Константинович, всегда в первой половине дня изволите отсутствовать?
- Ни боже мой, Александр Иванович. Жена - да, дочка тоже. Жена на работе, дочка в институте, а я с утра до двух за письменным столом.
- Почему же сегодня вас не было?
- Срочно вызвали на заседание секции прозы.
Старший из-за плеча на них недовольно посмотрел, давал понять, что разговор ему сильно мешает. Смирнов взял писателя под руку:
- Мы мешаем, Василий Константинович. Где мы можем без помех поговорить?
- Пойдемте на кухню, Александр Иванович.
В стерильно чистой кухне на столе стоял пустой графинчик и пустой стакан. Смирнов понятливо ухмыльнулся:
- От расстройства чувств позволили?
- Не скрою: хотел было. Да он меня опередил.
- Кто "он"?
- Да вор этот.
- Интересно. А много в графинчике было?
Василий Константинович указал пальцем уровень. Грамм по сто-сто пятьдесят, не больше.
- Я, честно говоря, днем не употребляю. Но сегодня, сами понимаете... - неизвестно почему оправдываясь, пояснил писатель.
- А еще какая-нибудь выпивка в доме есть?
- Отсутствует. - Писатель вздохнул. - Меня Ирина Всеволодовна бдит.
- Что же из квартиры взяли, Василий Константинович?
- Шубу жены, довольно дорогую, из обезьяны, каракулевую дочкину, два моих костюма, и так, по мелочам.
- Что за мелочи?
- Побрякушки всякие. Кольца, кулоны, часы. Они все в шкатулке лежали.
- Действительно побрякушки или золото настоящее?
- Золотые, естественно. Кольцо - маркиза с бриллиантами, кольцо с порядочным изумрудом, бирюзовый гарнитур, часы швейцарские в осыпи...
- Ничего себе побрякушки. А деньги?
- Денег в доме не держу. Понемногу в карманах, в сумках. А он, видно, деньги искал. Весь мой стол перевернул, мерзавец.
- Спасибо, Василий Константинович. Скажите, а ребята стакан и графинчик смотрели?
- Смотрели, смотрели. Сказали, что отпечатков нет, в перчатках, мол, работал.
Смирнов прошел в спальню, куда уже переместилась группа. Старший вопросительно посмотрел на него.
- По-моему, Скачок, - поделился своими соображениями Александр.
- По-моему, тоже, - саркастически согласился старший.
- Высокий профессионал. Работал в перчатках, ни одного пальчика. Замок отжат мастерски, взято все по точному выбору.
- Скажите, - робко поинтересовался писатель, - почему когда вот здесь, в спальне, стояли прекрасные кожаные чемоданы, он, для того, чтобы уложить вещи, полез на антресоли и достал драный фибровый?
Из-за спины писателя Казарян дал нужные разъяснения:
- Чтобы все соответствовало, товарищ писатель. Вор чемодану и чемодан вору.
- Не понял, - обернулся к Казаряну писатель.
В ватнике и кирзачах и с заграничным чемоданом, представляете? Лакомый кусок для любого милиционера.
- Теперь понял! - ужасно обрадовался писатель.
- Мы вам не нужны? - спросил у старшего Смирнов.
- Да уж как-нибудь обойдемся.
- Эксперта я вам оставлю. А мы, Рома, с тобой пойдем погуляем.
На улице встретили недовольного Семеныча и удрученного Верного. Семеныч, чтобы избежать подначки, начал первым:
- Вы бы еще нас на улицу Горького вывели или на площадь Свердлова! Найдешь тут! Только собаку нервируют.
- Докуда хоть довел? - миролюбиво поинтересовался Александр.
- До Беговой. А там уж полный бардак, только нюх собаке портить.
Смирнов посмотрел на Верного. Тот, будто понимая, виновато отвел глаза.
- Не унывай, кабыздох!
- Собачку не смей обижать. Если что - я виноват, - сказал Семеныч. Ничего не ответив, Смирнов ободряюще похлопал того по спине и вместе с Казаряном пошел дальше. Они пересекли Беговую и поплелись вдоль церковной ограды стадиона Юных пионеров. Из-за угла выползал трамвай. Двадцать третий номер.
- А ну-ка покажи, как от тебя Цыган ушел! - требовательно предложил Александр.
- А вот так! - заорал Казарян и с ходу набрал немыслимую скорость. Хотел вспрыгнуть на подножку, хотел, чтобы этого не смог сделать Смирнов, хотел уехать один, показал кукиш оставшемуся Александру. Казарян вспрыгнул на первую площадку прицепного вагона и торжествующе обернулся. Смирнов из последних сил бежал рядом с последней площадкой. Успел-таки, зацепился, прыгнул на подножку, глянул на Казаряна и показал ему кукиш. Роман ликующим криком вопросил:
- Куда едем, Саня?
- За кудыкину гору! - весело ответил Александр.
За счастье - стоять на подножке мотающегося вагона и весело перекрикиваться с приятелем, стоящим на другой. Это счастье - ехать по знакомой, привычно любимой Москве, где они - ее истинные жители. Это счастье - ни о чем ни думать и лицом ощущать плотный несущий на тебя воздух. Молодые были еще тогда, здоровые...
Они пересекли Ленинградское шоссе и по Дворцовой аллее вышли к устью Красноармейской улицы. Справа, на отшибе и от Красноармейской, и от высоких прекрасных деревьев причудливых аллей, рядом со складом, расположенным в бывшей церкви стиля ампир, стояла обширная пивная.
Смирнов распахнул дверь, и они через предбанник проникли в помещение. Переполненная лишь в дни футбольных матчей, когда болельщики в предвкушении невиданного зрелища сдерживали свое возбуждение употреблением горячительных напитков до и расшатанную непредсказуемыми перипетиями игры психику теми же напитками после, пивная эта в обычные дни посещалась лишь немногими завсегдатаями.
Двое офицеров-летчиков торопливо допивали пиво. Допили и стремительно удалились. А другая пара застряла ненадолго: молодые инженеры-конструкторы из ильюшинской шарашки, приняв по сто пятьдесят, бурно спорили по производственным вопросам. В углу щурился от удовольствия только что захмелевший алкоголик.
За стойкой у сатуратора несла бессменную вахту буфетчица Дуська. К ней, весь сияя от возможности лицезреть такое, и направился Александр.
- Сколько же ты лет за стойкой, добрая душа! - произнес он проникновенно и повернулся к Роману. - Помню, как она меня еще несовершеннолетнего жалела! Не положено вроде, ан нет, пожалеет пацана, нальет.