Виктор Багров - NEXT 3. Маски сброшены
На очереди — встреча с единственным помощником, пока еще не до конца разгаданным. Ессентуки...
Глава 4
Управляющий огромным супермаркетом компании «Империя» Петр Алексеевич Белугин уверен в безоблачном своем будущем. Не предвидятся ни социальные землетрясения, ни экономические цунами, обстановка в стране стабильная, руководство компанией уважает толкового и предприимчивого сотрудника, подпитывает его энергию поощрениями и премиями.
Начал он свою торговую карьеру с должности рядового грузчика. Таскал или возил на тележке тяжелые мешки и ящики, разгружал огромные фуры, безропотно выполнял и другие поручения. Типа — убрать помещения, заменить заболевшего кладовщика, сопроводить в банк или в другой супермаркет мененджера.
Через полгода умного, понимающего грузчика повысили в должности — назначили продавцом. Естественно, с испытательнгым сроком, который он успешно выдержал.
По карьерной лестнице Белугин карабкался с трудом. Спотыкался, падал, возврашался на только-что покинутые рубежи, и снова упрямо лез со ступеньки на ступеньку.
И вот грузчик-продавец-мененджер превратился в завеующего огромным супермаркетом.
Его усилиями работа магазина отлажена, как отлично смазанный и отрегулированный механизм. Поставщики аккуратно пополняют полки и морозильные камеры своей продукцией, отношения с контролирующими и налоговыми службами нормальные, без напряги и недоговоренностей.
Ныняшняя более чем скромная должность виделась ему трамплином, который подбросит рядового заведующего в кресло одного из руководителей компании, может быть даже — на трон президента. Только не следует форсировать события, они должны произойти максимально естественно, не вызывая у окружающих зависти.
Петр Алексеевич любит прогуливаться по торговому залу. Одетый в модный костюм, в сиреневой сорочке и с шелковым галстуком, чисто выбритый, пахнувший дорогими духами, он медленно идет от отдела к отделу.
Снисходительно кивает подобострастным сотрудникам и сотрудницам, благожелательно улыбается богатым покупателям, презрительно, но с оттенком жалости, смотрит на нищих пенсионеров. Бедняги, разнеженно думает он, вынуждены ограничиваться дешевым молоком и недорогим хлебом. При этом слюнки текут при виде красно-черной икорки, вкусного балычка и другого манящего изобилия.
Но особое наслаждение доставляет посещение магазинных складов. На подобии бальзаковского Гобсека, он любуется многочисленными ящиками и мешками, картонными коробками и прозрачными упаковками.
Возвращается в свой кабинет усталый и разнеженный. Будто побывал на свидании с красоткой.
Сегодня захотелось побалдеть на складе компании. Он размещается в том же подвале, вслед за магазинным. Обещания положено выполнять. Неважно перед кем — вышестоящим или нижестоящим. Именно этим отличается уважающий себя человек от всякой шушуры. Тем более, перед «учеником», способным мальцем, только несколько увлекающемся.
Странно звучит, но Белугин немного побаивается его. Уважает и боится. Казалось бы, парень как парень: рыжие вихры, не подчиняющиеся расческе, очки в простой оправе, улыбчивая простодушна физиономия, добрые понимающие глазенки. Но за всем этим прячется недюжинный ум, какая-то медвежья напористость.
Именно эта «напористость» действует возбуждающе, заставляет выполнять замаскированные приказания, соответственно, вызывают некий испуг, позорный для ветерана-заведующего.
Вот и сейчас Белугин в очередной раз выполняет «просьбу» Лаврикова. Понимает, чем рискует, что ему грозит и все же ноги сами несут его в магазинное зазеркалье.
Не пустят? Пусть попробуют! Компанейское хранилище находится на территории супермаркета, вернее, под его территорией, следовательно, он имеет полное право освидетельствовать любое помещение. Вдруг разорвется труба отопления и горячая вода затопит складские сусеки — кто отвечает, кого накажут? Конечно, его, управляющего. Или — грабители? Опять-таки обвинят управляющего супермаркетом.
Стараясь не думать о данном младшему Лаврикову обещании и о предстоящем «шмоне» компанейского склада, Белугин неторопливо спустился по лестнице, оказавшись в ярко освещенном подвале, так же неторопливо пошел по чистому — ни сорники, ни пылинки — коридору.
Он по хозяйски критически оглядывал стены и потолки. Не пора ли подремонтировать, подкрасить, реконструировать? Заодно, заменить светильники, часть которых перегорела, другие — моргают.
Наконец — складская контора. Уютное помещение со столом для работы и лежанкой для отдыха, достойный офис для сотрудника «Империи».
Старший кладовщик угодливо подскочил и пошел за Белугиным. Открывает и закрывает двери, при необходимости оттаскивает в сторону загораживающий проход ящик. Короче, ведет себя, как ведут все работники, пусть даже косвено зависящие от магазинного босса.
Знает, дерьмо, как относятся к рядовому заведующему руководители «Империи», с удовлетворением подумал Белугин. Одного неодобрительного слова хватит для того, чтобы сотрудник любого ранга вылетел с насиженного места.
Вот и этот человек предпенсионного возраста, в традиционных очках в железной оправе, в рабочем халате синнего цвета и с норвежской бородкой отлично понимает свое зависимое положение.
Вообще-то, образ складского стража раздраженный управляющий малость нафантазировал. Ни очков, ни бородки не было, перед ним — сравнительно молодой безулыбчивый парень с дежурной улыбкой, прикленной к пухлым губам.
Петр Алексеевич знает свой грех — фантазировать, пытается по мере сил бороться с ним, но — безуспешно. Вообще-то, грешок — так себе, тянет не больше чем натройку с тремя минусами, окружающие не видят его, даже не догадываются. Этакая безобидная шалость, приятная для «автора».
И все же — стыдно.
Белугину не просто знакома каждая упаковка, каждый ящик, он с закрытыми глазами может указать на место, где находятся макаронные изделия, где — дешевые, а где дорогие сигареты, в каком ящике — рыбные консарвы, в каком — тушенка.
Вполне можно было не терять дорогого времени, не спускаться в подвал. Но от пристального взгляда «вьюноши» так просто не отделаться, он и сейчас будто подталкивает в спину, шепчет: смотри внимательно, не пропусти самопала!
Не без показного любопытства, прогулявшись по проходам склада, для вида пощупав бутылки с кристалловской водкой и другие — с российским и забугорным коньячком, Белугин свернул к металлической двери.
— Отопри-ка свой скворешник, любезный.
Старомодное словечко «любезный» позаимствовано у классиков русской литературы. Оно настолько понравилось Белугину, что он применяет его к месту и ни к месту. Однажды, во время очередного совещания поименовал «любезным» главного мененджера компании. За что был прилюдно пристыжен.
— Петр Алексеевич, вообще-то, есть определенные правила. — неожиданно запротестовал старший кладовщик. — Там отдельным параграфом прописана форма допуска. И для рядового сотрудника, и для президента... Тем более, для вас.
— Что? — так заорал Белугин, что парень вздрогнул и отступил на шаг. — Да я Байконур снабжал жратвой еще в советские времена! Современным супермаркетом руковожу! А ты мне бормочешь о формах допуска. Открывая свой «параграф», не открешь — через пять минут превратишься в... строчку заявления об уходе по несобственному желанию.
— Ваша воля, но я запишу в журнал...
— Пиши, литератор хреновый!
Белугина понесло. Он вообще не признавал критики, в любой ее форме: доброжелательной или злобной. А тут кто ему противится? Обычный работяга, пусть даже в приставкой — старший! Есть от чего позеленеть.
Чертов чинодрал пожал плечами, поправил свои дурацкие очки, что-то черкнул в журнале и подошел к стальной двери. С показной неохотой, что еще больше взбесило самолюбивого управляющего. Издевается, недоносок! Можно подумать, что за бронированной дверью хранятся не обычные продукты и напитки — ядерные боеголовки.
Завтра же на совещании он поставит вопрос о недопустимом формализме, мешающем работать. Прозрачно намекнет на лишнюю должность старшего кладовщика — вполне достаточно рядовых, не к чему тратить денежки. К мнению уважаемого ветерана всегда прислушиваются — прислушаются и на этот раз.
Смазанная дверь открылась с первой же попытки.
— Свет вруби, дерьмовый бюрократ! Можешь не сопровождать — все твои закоулки и сусеки мне давно известны.
— Извините, но будет лучше, если я вас провожу. Не обижайтесь, Петр Алексеевич, так уж положено
— Это на кого мне обижаться? — недоуменно огляделся Белугин. Будто вокруг никого не было, а настырный бюрократ — нечто вроде фантома. — Есть желание — проводи. Я не собираюсь грабить твой дребанный муравейник.
