Ольга Лаврова - Он где-то здесь
- Иногда приносил и что-то заполнял по вечерам. Раза два в месяц.
"Два раза в месяц выдают, например, зарплату..." Пал Палыч машинально берет поролоновую игрушку, сжимает и следит, как она принимает прежнюю форму. Артамоновой чудится невысказанный вопрос.
- Игорек у Аллы. Она опасалась обыска, ребенок мог испугаться. Вы будете делать обыск?
- Если ваш муж хранил какие-нибудь бумаги... то я бы посмотрел, с вашего разрешения.
- Письменного стола у него нет. Верстачок - вы видели - и инструменты. Она достает из шкафа две небольшие коробки. - Здесь семейные фотографии, здесь справки и квитанции... Еще вот, - поверх коробок ложится небольшая пачка поздравительных открыток и писем, перевязанная шнурком. - А это я нашла за книгами.
Знаменский берет протянутый бумажник, бегло просматривает содержимое и возвращает: ничего важного.
- Когда в квартире был ремонт?
Артамонова не отвечает, делая досадливый жест.
- Извините, - настаивает Знаменский, - но вопрос о ремонте имеет вполне определенный смысл: свежие обои и побелка могут скрывать следы тайников.
- Ремонтировали в семьдесят восьмом, как въехали.
- А позже муж что-нибудь переделывал?
- Собирался оборудовать кухню. Но потом все меньше бывал дома и...
Знаменский понимающе кивает.
- Не планировал он сменить место работы?
- Н-нет. Очень вымотался, пока был техником-смотрителем. Не умел поддерживать дисциплину и работал за всех. Водопроводчик запил - Толя сам чинит краны. Кто-то в котельной прогулял - Толя бегает включать подкачку. Каждые четыре часа, круглые сутки. Говорил уже: мечтаю сидеть на стуле. Даже поступил на заочные курсы счетоводов.
- И кончил? - оживляется Пал Палыч.
- Кончил.
"Значит, знаком с бухгалтерским учетом. Не это ли объясняет его функции в шарашке?" - думает Пал Палыч.
- Сядем, Галина Степановна?
- Пожалуйста, садитесь. Мне легче стоя... - Она к чему-то готовится. - Мне надо спросить: Толя нанес стране материальный ущерб?
- Ну... в подобных случаях без ущерба не бывает.
- Мой долг - возместить, насколько возможно. Я буду выплачивать! Брать дополнительную работу и вносить государству. Нужно написать заявление?
Пал Палыч смотрит на нее в замешательстве. Женщина говорит безусловно серьезно и искренне. Есть вещи, которые нельзя имитировать.
- Вряд ли это справедливо по отношению к вам и к сыну, - произносит он после изрядной паузы.
- Для меня это вопрос чести и самоуважения!
Артамонова работает секретаршей. Оплотом всех ее планов служит пишущая машинка, стоящая тут же в ожидании, когда ей придется трещать вечера и ночи напролет, чтобы "смыть позор" и "возместить ущерб".
Наивно? Пожалуй. Даже немного комично. Но по существу? Скучноватая "ходячая добродетель" в экстремальной ситуации обернулась готовностью к подвижничеству во имя своего символа веры. И то, что до сей поры настораживало Пал Палыча, - ходульность фраз, излишний пафос - становится понятным; возникает сердечность, которой недоставало в его общении с Артамоновой.
- Стране не нужно, чтобы вы приговаривали себя к каторжным работам! говорит он и, видя, что та порывается возразить, придает голосу строгость: Оставим идею искупления, Галина Степановна. Следствие продолжается, и пока наша общая задача довести его до конца!
Артамонова, притихнув, ждет.
- Мы ищем в окружении Анатолия того человека, который втянул его в темные дела. - Увидя, как женщина сжалась, он добавляет: - Бардина можете вычеркнуть.
- Та женщина... вы ведь знаете? Если она требовала денег, она могла толкнуть... Толя любил ее? - Вопрос вырывается помимо воли.
- Нет. Она в общем-то немного для него значила, эта женщина. Анатолий изменял не столько вам, сколько себе. Понимаете?
Знаменский снова возвращается к чеканке, разглядывает. Снимает, чтобы проверить, нет ли на оборотах товарных ярлыков. Аккуратно вешает обратно.
- Мне пора, Галина Степановна. До свидания.
- До свидания... - Она не ожидала, что все так быстро кончится.
Знаменский на площадке дожидается лифта. Вдруг отворяется дверь.
- Пал Палыч!
Выдержка оставила женщину. Она едва владеет собой, говорит с паузами:
- Вот вы... вы знаете жизнь, реальную... Скажите, была я права? Толя называл меня "вечная пионерка"... Я с ним теперь все разговариваю, разговариваю... ночи напролет, чтобы понять... Все спрашиваю и спрашиваю. Иногда мне кажется, я его слышу, он говорит... ужасные вещи. Если бы не твои железные принципы... ты по уши в иллюзиях... Если бы не ты, я не убегал и был бы жив. Может быть, - переходит она на шепот, - я неверно жила и думала? А правы те... другие?..
Знаменский молчит. Он может сказать, что все случившееся с Артамоновым аргумент ее правоты. Но назидательные слова здесь не к месту.
- Нет, не надо! - отшатывается Артамонова. - Я должна сама... все решать сама!
Пал Палыч молча наклоняет голову и осторожно прикрывает красиво обитую дверь квартиры.
* * *
Туго движется расследование, ох, туго! Вот Кибрит беседует с председателем совета, утверждающего ассортимент художественно-прикладных изделий.
Кабинет его сочетает черты административного стиля с небольшой выставкой образчиков продукции: керамика, дерево, чугунное литье, плетенье из соломки. Председатель передает Кибрит четыре металлические пластины с заурядной чеканкой, на которых болтаются круглые сургучные печати УВД.
- Возвращаю в целости.
- И что скажете?
- Наше производство. Месяц назад партия пошла в торговую сеть. Сюжет, пожалуй, не из лучших, но как декоративное пятно в интерьере... - Он отставляет чеканку на край стола и прищуривается.
- Нас волнует не столько сюжет, сколько возможность махинаций вокруг, усмехается Кибрит.
- Комбинат чист! Недавно закончилась комплексная ревизия - полный ажур. Если обещаете вернуть, дам экземпляр акта.
- Вернем. Еще меня просили узнать: этот цех, - ока указывает на чеканку, не в области?
- В городе.
- А за городом есть у комбината склады, базы, филиалы?
- Нет, все здесь...
Эти же не оправдавшие надежд Пал Палыча экземпляры чеканки лежат на столе в следственном кабинете. В сборе вся троица.
- А все-таки! Ладно, что понавешаны дома. Ладно, у любовницы. Но на кой шут вез еще в машине четыре штуки? Причем одинаковые и без торговых ярлыков!
- Ну, купил и вез, - возражает Томин. - Может, он их дарил. С подарков всегда цену сдирают.
- Если купил для подарка - в магазине завернули бы в оберточную бумагу, а не в газету.
- А какая газета?
- "Сельская жизнь" от двадцать пятого мая, - уточняет Кибрит.
- "Сельская жизнь"... Кстати, о селе. Мне не приснилось, что ты брала пробы грунта с колес?
- Я с этими пробами уже людей замучила, Шурик! Сначала ведь ориентировались на Калужское шоссе. Ну и никакого толка. Если же танцевать от Киевского, то есть одно похожее место.
- И скрываешь от следствия! - обрадованно восклицает Пал Палыч.
- Нет, рассказываю, но перебивают.
- Молчим, - смиренно складывает руки Томин.
- Только не ждите чудес! В грунте обнаружилась примесь химиката, который употребляют в борьбе с дубовым шелкопрядом. Районный лесопатолог участ...
- Кто?
- Лесопатолог, Шурик. Лесной врач. Он участвовал в экспертизе и начертил примерную схему. - Кибрит достает из папки лист машинописного формата. - Вот смотрите: шоссе. Это лесной массив, который в прошлом году обрабатывали с самолета. До него километров семь. - Она обводит большое заштрихованное пятно, вытянутое вдоль шоссе. - Здесь поле и сосновая роща. А вот проселочная дорога. - Кибрит показывает направление, перпендикулярное шоссе.
- Через рощу, через поле в зараженный массив? - прослеживает Пал Палыч дорогу. - А дальше?
- Дальше - увы! После дубняка она разветвляется, след потерян.
- Единственная дорога на этом участке? - перепроверяет Томин.
- Единственная проезжая для легковушек.
- Ага... Тогда здорово, братцы! Мы знаем место, где деньги выехали на шоссе!
- Но откуда выехали?.. Надо прикинуть на карте этот поворот и радиус поиска. Придется отрабатывать объект за объектом: поселки, предприятия...
Томин вскидывается.
- Ох, долго! Пока мы набредем на ту шарашку, ее по кирпичику разнесут. Время, Паша, время!
- Что ты предлагаешь? Не вижу, кого еще допрашивать и о чем. Связи Артамонова не доработаны.
- Нет у него больше связей! - в сердцах восклицает Томин. - Копай вглубь те, которые есть!
- Без драки! - вмешивается Кибрит.
Томин переходит на вкрадчивый тон.
- Слушай, Паша, предложу-ка тебе одного старичка. По профессии часовщик. Когда стал прихварывать, устроился завтехотделом в контору по ремонту часов. Три года на пенсии. Очень прелестный старичок!
- Чем?
- Во-первых - А. П. Во-вторых, имеет собачку, родную дочь артамоновской Фанты.
- А, опять ты с Щепкиным!
- Опять. Купи, Паша, недорого отдам!
- Пал Палыч, берегись, - шутя отговаривает Кибрит. - Сплавляет лежалый товар.
