Себастьян Жапризо - Западня для Золушки
— Мики!
Лет ему было, наверное, около пятидесяти, волосы на висках редкие, лицо дряблое. Бросив салфетку в руки тому, кто открывал мне дверь, он поспешил мне навстречу.
— Идем, не стой здесь. Почему ты не позвонила? Ну иди же.
Он затащил меня в одну из комнат, закрыл дверь. Положив ладони мне на плечи, удерживал меня перед собой на расстоянии вытянутых рук. После долгих мгновений придирчивого осмотра он заявил:
— Да, вот уж сюрприз так сюрприз! Узнать тебя, разумеется, нелегко, но ты очаровательна и выглядишь вполне здоровой. Садись, рассказывай. Как твоя память?
— Вы в курсе?
— Ну разумеется, я в курсе! Мюрно позвонила мне еще третьего дня. Она с тобой не приехала?
Комната, похоже, служила ему кабинетом. Тут был заваленный папками большой письменный стол красного дерева, строгие кресла, книги на полках за стеклом.
— Когда ты вышла из клиники? Сегодня утром? Хоть глупостей не натворила?
— Кто вы?
Он как раз усаживался напротив меня, брал мою руку в перчатке. Вопрос мой застиг его врасплох, потом — судя по тому, как менялось выражение его лица, — удивил, позабавил и, наконец, завершив свое стремительное путешествие по его мозгу, огорчил.
— Ты не знаешь, кто я, и приходишь ко мне! Что происходит? Где Мюрно?
— Она не знает, что я здесь.
Я чувствовала, что его изумление растет с каждым мигом, что на самом деле все гораздо проще, чем мне представлялось. Он отпустил мою руку.
— Если ты меня не помнишь, то откуда у тебя мой адрес?
— Из письма.
— Из какого письма?
— Которое я получила в клинике.
— Я тебе не писал.
Теперь настал мой черед вылупить глаза. Он смотрел на меня так, как смотрят на животное, — по выражению его лица я видела, что он сомневается уже не в памяти моей, но в рассудке.
— Погоди-ка, — сказал он вдруг. — Посиди здесь.
Я поднялась одновременно с ним и преградила ему дорогу к телефону. Помимо своей воли я повысила голос, я принялась кричать:
— Не делайте этого! Я получила письмо, на конверте был ваш адрес. Я приехала узнать, кто вы, и услышать от вас, кто я!
— Успокойся. Я ни слова не понимаю в том, что ты городишь. Если Мюрно не в курсе, мне нужно ей позвонить. Не знаю, как ты вышла из клиники, но ясно видно, что это произошло без чьего бы то ни было разрешения.
Он снова взял меня за плечи и попытался усадить назад в кресло. Лоб и нос у него были мертвенно-бледные, но щеки внезапно побагровели.
— Умоляю вас, вы должны мне все объяснить. Может, я и напридумывала всяких глупостей, но я не сумасшедшая. Умоляю вас.
Так и не сумев меня усадить, он сдался. Когда он сделал очередное движение к стоящему на столе телефону, я удержала его за руку.
— Успокойся, — сказал он. — Я не хочу тебе плохого. Я знаю тебя миллион лет.
— Кто вы?
— Франсуа! Я адвокат. Веду дела Рафферми. Включен в «Главную книгу».
— В «Главную книгу»?
— В книгу выплат. Там все, кто работал на нее. Кто проходил по платежным ведомостям. Я друг, это долго объяснять. Это я занимался ее контрактами во Франции, понимаешь? Садись.
— Вы не писали мне после пожара?
— Нет. Мюрно попросила меня этого не делать. Я справлялся о тебе, как все, но не писал. Да и что бы я тебе сказал?
— Что я буду принадлежать вам вечно.
Произнося вслух эти слова из письма, я осознала, какая это неимоверная глупость — представить себе, чтобы дядька с тяжелым подбородком, который годится мне в отцы, мог написать нечто подобное.
— Что? Да это же курам на смех! Я бы себе никогда не позволил! Где это письмо?
— Оно у меня не с собой.
— Послушай, Мики. Я не знаю, что у тебя на уме. Немудрено, что в своем теперешнем состоянии ты воображаешь себе бог весть что. Но прошу тебя, дай мне позвонить Мюрно.
— Да это как раз Жанна и навела меня на мысль вас навестить. Сначала я получила от вас любовное письмо, потом Жанна сказала мне, что со мной у вас не было ни единого шанса, — так что я, по-вашему, должна была вообразить?
— Мюрно читала это письмо?
— Понятия не имею.
— Ничего не понимаю, — сказал он. — Если Мюрно и сказала тебе, что с тобой у меня не было ни единого шанса, то, во-первых, потому, что у тебя был вкус к игре слов, а во-вторых, она намекала и на другое. Это правда, что ты причинила мне немало забот.
— Забот?
— Оставим это, прошу тебя. Всякие детские долги, покореженные автомобильные крылья — все это совершенно не важно. Садись, будь паинькой и дай мне позвонить. Ты хоть пообедала?
Удерживать его в очередной раз у меня не хватило духу. Я дала ему возможность обогнуть стол и набрать номер, сама же медленно пятилась к двери. Слушая гудки вызова, он не сводил с меня глаз, но явно не видел меня.
— Не знаешь, она сейчас у тебя?
Он положил трубку и снова набрал номер. У меня? Так значит, ему, как и всем прочим, Жанна не сказала, где меня прячет, раз он решил, что я только сегодня утром вышла из клиники. Я поняла, что до того как забрать меня, она, должно быть, несколько недель жила где-то в другом месте, которое называлось «у меня», — туда-то он сейчас и звонит.
— Не отвечает.
— Куда вы звоните?
— На улицу Курсель, разумеется. Она что, обедает где-то в городе?
Его зов «Мики!» догнал меня только в прихожей, когда я уже открывала дверь. Никогда еще ноги не держали меня так слабо, но ступени на лестнице были широкие, а туфли крестной Мидоля — хорошего качества, так что я не упала, когда спускалась.
С четверть часа я бродила по безлюдным улицам в окрестностях Порт-д’Отей. В какой-то миг я обнаружила, что все еще держу под мышкой папку доктора Дулена с газетными вырезками. Я остановилась у зеркальной витрины — удостовериться, что берет сидит не криво и я не смахиваю на злоумышленницу. В зеркале я увидела девушку с озабоченным лицом, но спокойную и хорошо одетую, а позади нее — того, кто открыл мне дверь у Франсуа Шанса.
Я не сумела помешать себе поднести свободную руку ко рту и резко обернуться, отчего от плеч до макушки меня пронзила острая боль.
— Не пугайся, Мики, я друг. Пошли. Нам надо поговорить.
— Кто вы?
— Ничего не бойся. Пойдем, прошу тебя. Буквально на пару слов.
Он довольно деликатно взял меня под руку. Я не стала противиться. Мы были слишком далеко от кабинета Франсуа Шанса, чтобы он смог привести меня туда силой.
— Вы следили за мной?
— Да. Когда ты пришла, я просто потерял голову. Я не узнавал тебя, а ты словно бы и не знала меня. Я подождал тебя у дома в машине, но ты выскочила из подъезда так стремительно, что я даже не успел тебя позвать. Потом ты свернула на улицу с односторонним движением, и я с большим трудом тебя отыскал.
Крепко держа под руку, он довел меня до своей машины — черного седана, припаркованного на площади, по которой я перед этим проходила.
— Куда вы меня повезете?
— Куда пожелаешь. Ты ведь не обедала? «У королевы» — помнишь такое?
— Нет.
— Это ресторан. Мы частенько там бывали. Мы вдвоем. Мики, поверь мне, тебе нечего бояться.
Сжав мне руку, он заговорил быстро-быстро:
— Ведь ты сегодня приходила ко мне. По правде говоря, я не надеялся, что ты когда-нибудь вернешься. Я понятия не имел об этой… Ну, в общем, что ты ничего не помнишь. Я уж и не знал, что и подумать.
Глаза у него были чернющие и блестящие, голос без выражения, но приятный, под стать его возбужденному состоянию. Он выглядел расстроенным. Мне он не нравился, без всякой на то причины, но я перестала его бояться.
— Вы подслушивали под дверью?
— Ваш разговор был слышен в прихожей. Садись в машину, прошу тебя. Письмо было от меня. Меня тоже зовут Франсуа, как и патрона. Франсуа Руссен. Тебя ввел в заблуждение адрес…
Когда я села на переднее сиденье его машины, он попросил меня называть его на «ты», как прежде. Я была не способна связно мыслить. Просто смотрела, как он достает ключи, включает зажигание, удивлялась тому, что у него дрожит рука. Еще больше я удивлялась тому, что сама не дрожу. Должно быть, я любила этого человека, раз он был моим любовником. Вполне естественно, что, встретив меня снова, он нервничает. А я как бы вся одеревенела. И если и дрожала, то от холода. Только холод был реальностью.
Пальто я не сняла. Я надеялась, что вино меня согреет, и пила куда больше, чем следовало бы, и от этого мои мысли отнюдь не прояснились.
Оказывается, я познакомилась с ним в прошлом году у Франсуа Шанса, у которого он работал. Осенью я провела в Париже десять дней. Судя по тому, как он описывал начало нашей связи, он был у меня далеко не первый, и я буквально оторвала его от работы, чтобы запереться с ним в номере одной из гостиниц в Милли-ла-Форе. Вернувшись во Флоренцию, я писала ему обжигающе-пылкие письма, которые он мне покажет. Разумеется, я ему изменяла, но скорее из куража и от безысходности, потому что была вдали от него. Мне не удалось добиться от тетушки устроить ему липовую командировку в Италию. Снова мы встретились уже в этом году, в январе, когда я приехала в Париж. Безумная страсть.