Дубинина Александровна - Дело Корвинуса. Открытые врата.

Как я уже не раз подчеркивал, часов я принципиально не носил, однако мог предположить, что едва минуло два часа ночи, может, было около трех. Скоро утро. Мысли мои окончательно вышли из-под контроля. Утро… В семь утра бьют часы на трех крупнейших фабриках города, созывая рабочих на утреннюю смену. В восемь приходит Лиззи и приносит свежую прессу. Голова кружилась все сильнее, меня скрутило пополам и буквально вывернуло наизнанку. Вот, испортил газон. Сквозь шум в ушах пробился посторонний звук, и следом в шею уперлось что-то холодное и острое, а ладонь с влажной, едко пахнущей тряпкой, прижалась к лицу. Я больше не мог сопротивляться. Слишком устал, слишком много бегал… Слишком…

Пробуждение было на редкость неприятным. Сначала я почувствовал боль, потом — дурноту и мерзкий привкус во рту. Глаза никак не желали открываться, и я провел некоторое время в неравной борьбе с собственными веками. Наконец, они поддались. Я увидел узкую полоску тусклого света, однако мне он показался просто ослепительным, по щекам потекли слезы, которые я не мог утереть, потому как руки мои отчего-то оказались связанными за спиной, а сам я сидел на жёстком стуле, хотя не помню обстоятельств, при которых на него садился. Я все еще жмурился, поэтому приходилось довольствоваться лишь ощущениями, согласно которым люди, так грубо со мной обошедшиеся, приволокли меня в некое помещение, в меру прохладное, но не совсем холодное, хорошо проветриваемое и, кажется, пустое. По крайней мере, со мной никто не пытался заговорить.

Я открыл глаза.

Она сидела напротив и смотрела прямо на меня. Строгая и красивая, с упрямо сжатыми карминными губами и рассыпавшимися по плечам золотистыми волосами. Дженнифер Адамс. Дженни. Я хотел бы протереть глаза, но не мог. Неужели она? Неужели это все была она?..

— Дженни? — в горле першило, и короткое имя я произнес лишь со второго раза.

Она вздрогнула, но не изменила позы. Губы ее сложились в подобие улыбки:

— Альберт? Вы живы?

Необыкновенно умный вопрос.

— Определенно жив. По мне не заметно?

— Зато заметно по вашим неуместным остротам, — съязвила девушка. — Меня связали! Я не могу пошевелиться, у меня все болит.

Она действительно была привязана к стулу так же, как и я. Что ж, это в некотором роде радовало, по крайней мере, я ошибся на ее счет. Моя очаровательная нанимательница невиновна или же превосходно притворяется.

— У вас лицо в крови, — добавила она, обратив мое внимание на липкую теплую влагу, текущую, по-видимому, из моего носа. Наверное, реакция на хлороформ. Девушка же сразу взяла быка за рога:

— Что происходит?

— Нас похитили. Меня, по крайней мере, точно.

— Если вы намекаете, что я сама пришла сюда и привязала себя к стулу, то вы ошибаетесь! — возмутилась Дженнифер. — Кстати, куда — сюда?

Я огляделся, насколько позволяло мое бедственное положение, и пришел к выводу, что помещение мне знакомо. Если быть точнее, то оно мне уже успело стать как родное.

— Мы в библиотечном хранилище, — хмуро ответил я. — Склад номер семь, если вам так важна точность. Его закрыли на ремонт в прошлом году, и на этом остановились.

Дженни просияла:

— Значит, вы на своей территории. Нам нужно освободиться, и вы выведите нас к людям.

Я скептически выгнул бровь. Мы, похоже, были здесь одни, и я мог не сдерживать себя и сказать ей уже, наконец, все, что накипело, однако отчего-то продолжал изображать джентльмена.

— Если вы изволите подпрыгать ко мне на своем стуле и зубами перегрызть веревки, то я, конечно, без труда выведу нас.

— Да как вы смеете! — моментально вспыхнула девушка. — Идите к черту со своими плоскими шуточками!

Я вынужден был извиниться, хотя на самом деле меня душил смех. «Идите к черту», надо же! У нашей идеальной леди прорезались острые зубки.

— Не смейтесь, — грозно приказала она. — Замолчите немедленно! Вы слышите это?

Действительно, мне почудился негромкий и очень подозрительный звук. Он походил на жужжание, такое тихое, но назойливое, что проникало, минуя слух, сразу под кожу.

— Что за чертовщина?!

Лицо Дженни превратилось в бледную скорбную маску:

— Начинается. Врата откроются здесь. Скоро. Очень скоро.

Вот тут занервничал и я. До этого момента происходящее напоминало скорее увлекательное приключение, наподобие тех, что я читал в книгах. И опасность была ровно такой, какую я мог понять и принять, она лишь подогревала мой азарт и заставляла раз за разом убеждаться в своем превосходстве. Ничего такого, с чем бы я не мог справиться. И вот теперь я начал понимать, во что ввязался. Казалось, что даже воздух сгустился и не проникал в легкие. Меня накрыл минутный приступ паники, который я сумел подавить только поистине чудовищным усилием воли.

— Врата… Как они выглядят? — спросил я пересохшими губами.

— Каждый раз по-разному, — если Дженнифер и удивилась вопросу, то виду не подала. — Чаще всего как арка, испускающая холодный голубоватый свет.

Ее голос, кажущийся спокойным даже в таких обстоятельствах, успокаивал. Мой же голос буквально звенел от напряжения:

— И как часто вы сталкивались с… подобным?

— Дважды. Обычно этим занималась моя старшая сестра и отец. Альберт, к чему эти вопросы?

Я нервно хохотнул:

— Хочу перед смертью утолить свою жажду знаний.

Девушка нахмурилась:

— С чего вы взяли, что мы умрем?

Действительно, с чего? Город наводняют толпы людоедов, призраки пугают приличных людей, мы сидим связанные и ждем, когда откроются мистические врата в иной мир. Совершенно ни одного повода для беспокойства.

Я почувствовал, что паника снова овладевает мною, а Дженни как назло молчала. Жужжание переросло в тихий гул, давящий на психику.

— Еще один вопрос, Дженни, — она вопросительно приподняла брови. — Почему я? В вашем распоряжении была жандармерия и целая армия частных сыщиков, так почему вы пришли ко мне?

Она заколебалась. Я ждал ответа.

— Вас посоветовали.

— Кто?

— Есть определенный круг людей, назовем его клубом, который знает о книге и всячески помогает нам в нашем семейном деле, не разглашая при этом тайны. Когда книга пропала, отец собрал всех членов клуба и сообщил новость им. Мы могли обратиться к жандармам, но тайна превыше всего. И тогда один из членов нашего так называемого клуба посоветовал вас. Сказал, что никто не справиться с поисками лучше Альберта Корвинуса.

— Кто? Дженни, как зовут этого человека? Я должен знать.

Она покачала головой:

— Вы же понимаете, я не могу…

— Дженни!

— Его зовут…

— Михаэль Мартинес.

Я хотел расхохотаться, но смех застрял в горле комком колючей проволоки.

Мастер вышел из-за спины Дженнифер, ласково погладил ее по волосам, не сводя при этом с меня взгляда своих непроницаемо темных глаз. Я все еще надеялся, что это шутка:

— Мастер Мартинес? Что вы здесь…

Он приложил палец к губам, призывая меня к молчанию:

— Ты слишком много разговариваешь, мальчик мой, — он покачал головой. — Два лучших моих человека погибли, а ты все никак не уймешься.

Мне вспомнилась оторванная рука, это было неприятно, но как я мог молчать, когда все казавшиеся такими незыблемыми основы мира летят ко всем чертям? Начиная с моего старого друга.

— Ты хотел меня убить, — зло процедил я сквозь зубы, однако Мартинес в ответ лишь невесело усмехнулся:

— И снова ты ничего не понял. Я предложил Адамсам обратиться к тебе, потому что ты эгоист, Берт, самый неисправимый из всех, кого я знаю. Ты должен был сбежать, поджав хвост, еще после первого покушения.

Значит, я был прав — Барлоу работал на своего дядю Ливингстона, а то в свою очередь — на Мартинеса. И все это ради… да, собственно, ради чего?

Меж тем находиться в хранилище стало просто невыносимо. Воздух гудел от звука, который не был слышен ушами, но который буквально рвал туго натянутые нервы. Коллекционер стоял между мной и Дженни, и я мог видеть, как тяжело дается ему это спокойствие. Все-таки он был далеко не молод, хоть и отличался отменным здоровьем.

— Вы знакомы? — внезапно выдала Дженни, переводя недоуменный взгляд с меня на мастера.

Я понял, что откровения закончились.

— Ливингстон!

В помещение вошел мой давешний знакомый — банкир и, старательно не глядя в сторону девушки, установил пюпитр и водрузил на него толстую рукописную, насколько я мог видеть, книгу с потрепанной, но все еще достаточно прочной кожаной обложкой. Такие были в ходу много веков назад, и я не удивлюсь, если записи в ней и по сей день вносились гусиными перьями. Если вообще вносились.

Дженнифер лихорадочно завертела головой:

— Не делайте этого! Вы не представляете себе последствий! Развяжите меня немедленно! Ее пронзительный голос потонул в свисте невидимого ветра. Горячий поток воздуха ожег мне лицо и заставил зажмуриться, а секунду спустя на месте обитой железом двери сияла холодным голубым светом воздушная арка. Врата. Они были прекрасны. Свет, из которого они были сотканы, колебался и как бы перетекал с места на место подобно воде, в которой то тут, то там вспыхивали и тут же гасли синие искорки. Внутри же царствовала тьма. Казалось, она смотрела на меня из глубины другого мира, что готовился прорваться наружу смертоносным потоком. Но я чувствовал, еще рано.