Анатолий Ромов - В чужих не стрелять
- Прежде всего, что это за человек?
- По-моему, журналист. Фамилию не помню, то ли Киреев, то ли Корчеев... Он оставил визитную карточку, но она лежит у отца.
Не хватало еще журналиста, подумал Пластов. В трубку же сказал:
- Очень хорошо, Лиза, что вы мне позвонили. Ничего пока не предпринимайте, завтра мы должны обязательно встретиться. Вы можете?
- Могу. Когда?
- Лучше пораньше, скажем, часов в одиннадцать утра. Вас устраивает?
- Устраивает, я встаю рано. А где?
- В каком-нибудь известном нам обоим и неприметном месте. Какое кафе в центре вы знаете?
- Ну... я не очень их знаю. На Владимирском, по-моему есть "Коломбина"? Ой, сюда идут...
- Понимаю. Значит - завтра в одиннадцать в "Коломбине". Да, если удастся, попробуйте заглянуть в визитную карточку. Мне хотелось бы знать фамилию журналиста.
- Хорошо... Всего доброго, извините...
Уже засыпая, Пластов все думал: что могло быть нужно журналисту от владельца сгоревшего завода?
8
Утром, проводив с напутствиями Хржановича, Пластов, прежде чем выйти из дому, позвонил в контору Глебова. Трубку снял секретарь; адвокат попросил передать главе фирмы, что пока помощь ему не нужна, все идет так, как и должно идти. Перед тем как повесить трубку, поинтересовался, будет ли сегодня инженер Вологдин, ему нужно с ним встретиться? Услышал, что его просьбу обязательно передадут Вологдину. Условившись с секретарем, что они свяжутся днем, Пластов уже без десяти одиннадцать был в "Коломбине".
Войдя в кафе, Лиза сразу же увидела его, улыбнулась, стала пробираться между столиками. Одета она была по современней моде - идти мешала узкая, не доходящая до щиколоток юбка-троттер. Пластов помог сесть; присев, девушка нахмурилась. Кажется, еще не решила, как себя с ним вести. Он посмотрел ей в глаза, подумал: знает ли он сам, как вести себя?
Лиза по-детски покачала головой:
- Вы не сердитесь?
- Почему я должен сердиться?
- Вытащила вас утром, наверняка у вас много дел. А вчера - разбудила ночью?
- И правильно сделали. Я адвокат, взявшись за какое-то дело, я уже не принадлежу себе.
- Но... Может быть, то, из-за чего я вам позвонила, и не относится к делу?
- Сейчас увидим. Прежде всего - вы узнали фамилию журналиста?
Покраснела, открыла сумочку, достала визитку.
- Представляете, эту визитную карточку отец выкинул утром в мусорную корзину. Я его караулила, ну и... потом пришлось копаться в мусоре. Вы не волнуйтесь, она чистая, там была только бумага.
Взял из рук Лизы визитную карточку. "Петр Константинович Коршакеев. Журналист". Домашний адрес и телефон, без указания места работы. В какой-то определенной редакции не служит, свободное перо. Попытался вспомнить, слышал ли раньше эту фамилию. Кажется, в газетах ему встречалось что-то похожее, но не так часто. Наконец вспомнил: это фельетонист. Точно, он читал один или два фельетона Коршакеева. Плохо. Если этот фельетонист попытается узнать что-то о Глебове, хуже нельзя и придумать. Значит, все неспроста, и появление журналиста в том числе. Мало того, что кто-то твердо решил отнять у Глебова страховку, на владельца завода организуется наступление. Планомерное и продуманное, с подключением прессы.
- Лиза, буду говорить, предполагая самое худшее, так что сделайте на это скидку. Видите ли, моя задача - убедить суд, что ваш отец к постигшему завод несчастью не имеет никакого отношения. Для успеха здесь очень важно отношение к событиям общественного мнения, говоря общими словами, незапятнанная репутация вашего отца, его чистое имя. Пока в деловых кругах дело так и обстояло, ваш отец пользовался полный доверием. Это было моим козырем.
- Почему "пока"?
- Потому что до сегодняшнего дня в газетах появлялись только сообщения о пожаре, без всяких комментариев. Появление же этого Коршакеева наводит на очень плохие мысли. Даже бесстрастные сообщения вызвали вокруг фамилии Глебова шум, теперь же представьте: завтра или послезавтра в одной из газет появится статья, всего лишь с намеком на то, что ваш отец поджег завод с целью получить страховку? Представляете?
- Но... Папу ведь все знают?
- Знают десятки людей, очень ограниченный круг. Деловой мир, родственники, знакомые. После же фельетона уже не десятки, а тысячи людей будут повторять одну фразу: а, это тот Глебов, который поджег завод? Увидев, как Лиза побледнела, поднял руку: - Уверен, ваш отец ни в чем не виноват. Но вы не знаете, какая это страшная вещь - пресса.
Лиза вдруг сморщилась, стукнула кулаком по столу:
- И что?.. Всего этого хотел он? Этот мерзавец?
- Лиза, успокойтесь. Я же сказал, все это случится лишь в одном случае, если мы будем предполагать самое худшее. Главное сейчас - узнать, что хотел от отца этот Коршакеев.
Расставшись с Лизой, он позвонил в контору Глебова и услышал, что Валентин Петрович Вологдин будет весь день у себя. Если господину Пластову удобно, он просил бы навестить его по адресу: Съезженская, дом девятнадцать, квартира двадцать восемь.
9
Квартира, в которую Вологдин впустил Пластова, явно была снята с учетом экономии средств. Прихожая была небольшой, кухня крохотной; в одной из двух комнат, судя по видневшемуся застеленному дивану, Вологдин спал, в другой, куда вместе с хозяином вошел Пластов, работал.
Стол был завален книгами, журналами, чертежами, в небольшой закуток между столом и стеной втиснута развернутая к свету чертежная доска. На стене в этой комнате висел круглый медный барометр. Пропустив адвоката, Вологдин, как показалось Пластову, не очень любезно кивнул на один из двух свободных стульев. Подождал, пока гость сядет, занял второй стул, тряхнул головой. Кажется, подумал Пластов, разговора сегодня может не получиться, по крайней мере откровенного разговора, ради которого он пришел. К тому же неясно, с чего лучше начать, может быть, лучше сразу взять быка за рога?
- Валентин Петрович, я хотел бы поговорить начистоту.
Вологдин удивленно огляделся, помедлив, кивнул, будто не понимая:
- Слушаю? Вы все о том же? О пожаре?
- Нет, не о пожаре.
- Простите, о чем же? По-моему, вряд ли у нас могут быть другие темы. Или я ошибаюсь?
- Валентин Петрович, если вам не трудно, расскажите о вашем высокочастотном генераторе.
- О чем?
- О высокочастотном генераторе. Ради бога, простите, но вынужден добавить: том самом, который сгорел. И существование которого вы пытались скрыть от меня - вместе с Василием Васильевичем Субботиным.
Некоторое время Вологдин смотрел на Пластова, будто не понимая, о чем тот говорит. Неожиданно лицо инженера потемнело, он сказал тихо и как-то по-особому убежденно:
- Милостивый государь, какое вам дело до моего высокочастотного генератора? Не трогайте этого. Не нужно.
В тишине маятник отсчитывал время; казалось, оба они сейчас заняты только тем, что внимательно слушают тиканье часов. Наконец Вологдин сказал устало:
- Ради бога, простите. Я просто не выдержал. Я не могу больше, понимаете, - не могу.
В полной тишине встал, подошел к окну. Тронул один из чертежей, спросил глухо:
- Знаете, сколько вариантов проекта я сделал?
- Сколько?
Вологдин долго стоял молча, будто пытаясь вспомнить.
- Свыше ста. Я чертил ночами, переделывал, откладывал - и чертил снова. Засыпал - и опять вскакивал, если что-то приходило в голову. Ведь все приходило не сразу... Совмещенный корпус... Гибкий вал... Шелковая изоляция... Поймите, - Вологдин повернулся, его глубоко запавшие глаза мучительно сощурились. - Поймите, последние месяцы, когда я наконец приблизился к окончательному решению, во мне вдруг все перевернулось. Все, вы понимаете? Вы должны это понять, я вижу, должны понять... Наконец-то я поверил в себя. Я стал другим человеком, совсем другим. Все вокруг ожило. Я создал этот генератор. Не знаю, что это было, наитие, озарение, что-то другое, но я его создал! Создал. Он стоял на испытательном стенде. Стоял живой, теплый, без единого изъяна, понимаете? Несколько дней я вообще не подпускал к нему никого. И сам его не трогал - только смотрел! Вы понимаете это?
- Понимаю, - сказал Пластов. Инженер выпрямился, вздохнул:
- Ну вот. А потом я уехал - ненадолго, всего на четыре дня... Я хотел остыть, так бывает. Чтобы потом вернуться к тому, что я создал. Но когда вернулся, ничего уже не было. Ничего. Все сгорело. Генератор, которому было столько отдано, превратился в груду железа.
Рассеянно потрогал бумаги, улыбнулся через силу:
- Впрочем, простите. Может быть, вы чего-то хотите? Чаю? У меня есть чай. Правда, я заварю?
- Нет, нет, Валентин Петрович. Спасибо.
- Н-ну... Пожалуйста. - Инженер пожал плечами, подошел к барометру. Как хотите. А то... - Задумался. - Пустота. Понимаете, теперь внутри, во мне, осталась только пустота. Я пустой, совсем пустой, понимаете? Если бы еще был завод... Я постарался бы пересилить себя... Попробовал бы что-то сделать... И... Не знаю, загадывать трудно, но если бы повезло, может быть, я бы его восстановил...
