Светлана Алешина - Алиби с гулькин нос
— Хорошо, — сбавила тон Лариса. — Ты можешь хотя бы поручить кому-нибудь узнать, был ли в тот день Жакин на работе?
Это, я думаю, совсем не будет сложно для сотрудников твоего ведомства. И нисколько не скомпрометирует этого добропорядочного толстяка.
Карташов задумчиво поскреб голову.
Потом в глазах его Лариса заметила промелькнувшую искорку, что-то вроде хитринки.
— А ведь это мысль, — хохотнул он.
— Чего ты? — не поняла Лариса.
— Да есть у меня тут один молодой лейтенант, — поделился Олег Валерьянович. — Так и рвется в бой, как конь ретивый. Вот я ему и поручу, посмотрим, как справится.
А то, если честно, он уже достал меня своей жаждой подвигов и славы. Сейчас я его вызову Явно повеселев, подполковник снял трубку телефона и, подмигнув Ларисе, серьезно сказал в нее:
— Гунина ко мне, срочно!
Буквально через минуту в кабинет порывисто зашел молодой, но уже лысоватый лейтенант с чрезвычайно серьезным выражением на лице.
— Слушаю, товарищ подполковник! — отчеканил он.
— В общем, так, Гунин, — небрежно бросил Карташов. — Есть тут один толстячок, главврач… Жакин его фамилия. Есть подозрение, что он извращенец и уродует молодых девушек. Надо его проверить, где он был в конце мая. А если выяснишь, где он был конкретно двадцать восьмого, вообще будешь молодец.
— Понял! — отрубил Гунин. — Разрешите идти?
— Подожди, — остановил его Карташов. — Куда ты пойдешь-то? Хоть данные запиши… Этот толстяк работает в девятой поликлинике, зовут его Жакин Александр Владимирович, у него красный «Шевроле».
Он мнется, ничего не говорит, где был двадцать восьмого мая, хотя явно нервничает при этом. Есть подозрение, что что-то скрывает…
— Выясню, — с железобетонной уверенностью отрапортовал Гунин. — Разрешите идти?
— Иди, — махнул рукой Карташов.
Гунин щелкнул каблуками, и Лариса невольно представила, как он сейчас гаркнет во всю мощь «Служу России!». И еще она представила, с какой въедливой дотошностью и безапелляционностью Гунин будет давить на захлебывающегося в оправданиях несчастного слюнтяя Жакина.
Она поблагодарила Карташова за помощь и отправилась домой. Сегодняшний день ее оказался довольно насыщенным, и Лариса мечтала поскорее отдохнуть.
Глава 3
Итак, первую версию можно частично считать отработанной. Оставалось только ждать результатов проверки Жакина. Но Лариса не хотела сидеть сложа руки и считала нужным пока заниматься разработкой других версий.
У нее была возможность продолжать знакомство со всеми остальными владельцами красных «Шевроле», отбрасывая, их кандидатуры одну за другой, но занятие это представлялось малопродуктивным и обременительным в смысле времени. Другое дело — Святский. Этот человек обнаружил Лелю, следовательно, является главным свидетелем в деле. И с ним просто необходимо встретиться. Поэтому свой следующий день Лариса начала с посещения его дома. Она не оставляла надежды застать его там и задать несколько вопросов.
В первую минуту, когда Лариса приехала туда, где в прошлый раз ее ждала неудача, она почувствовала, что эта неудача снова ее настигает. За дверью убогого домика стояла гробовая тишина. В этот раз не было соседок, и Ларису этот факт скорее обрадовал — не будет лишних разговоров и ненужного любопытства.
Лариса продолжала стучать уже без особой надежды на успех. Вдруг за дверью послышались шаркающие шаги, и хриплый, пропитой голос пообещал:
— Сейчас, сейчас, иду…
Ларисе показалось, что голос был несколько суетлив и даже подобострастен. На основании этого интуитивного чувства она решила избрать тактику напора и натиска.
Как только дверь приотворилась, на пороге возник всклокоченный человек невысокого роста с землистого цвета круглым лицом. У него были маленькие, слегка раскосые глаза выцветше-голубого цвета. Он был почти совсем седой и выглядел лет на шестьдесят.
— Здравствуйте, Виталий Георгиевич! А я к вам, — с ходу звонко заявила Лариса и, не дожидаясь приглашения от хозяина, переступила порог.
— Здрас-сьте, — удивленно прошипел хозяин, обнажая в неопределенной улыбке оставшиеся зубы и одновременно распространяя вокруг зловонный запах, дошедший и до Ларисы.
Котова безошибочно определила состояние Святского как похмельный синдром.
Впрочем, судя по всему, синдром этот он испытывал постоянно. Гостям, безусловно, Виталий Георгиевич рад не был — синдром обязывал, — но на этот счет у Ларисы был неопровержимый аргумент в виде той самой бутылки водки, которая лежала у нее в пакете и ждала своего часа.
— Это… Вы кто?.. По поводу Зинки, что ли? — скороговоркой выдохнул Святский не очень членораздельно, вскинув на Ларису мутный прищуренный взгляд.
И добавил, теперь уже тыча ей в грудь длинным ногтем с траурной каймой и быстро и отрывисто произнося каждую фразу пропитым высоким тенорком:
— Это… Так она… Здесь больше не живет. Я ее… так сказать, удалил, — и Святский попытался рукой изобразить решительный жест, свидетельствовавший о том, что выгнал он Зинку с треском, по-мужски, и полностью исключал возможность ее возвращения сюда в любом качестве.
— Я не по поводу Зинки, — четко ответила Лариса, улыбнулась краешком губ и вытащила из пакета бутылку водки.
Эффект был ошеломляющим: взор Святского вдруг прояснился, на лице появилась какая-то ухмылка, и он попытался изобразить максимум светского гостеприимства. Подбоченясь и гордо задрав голову, он небрежным движением выбросил правую руку вверх и как-то даже вальяжно произнес:
— Проходите… Сейчас все… организуем, все будет по высшему классу… Как, говорится в лучших домах Филадельфии…
— Вы там бывали? — осведомилась Лариса, проходя внутрь убогого жилища Святского и рассматривая обстановку.
Атмосфера в доме была мрачной: потолки давно, видимо, протекали и все были покрыты мутными разводами; в углах висела паутина, стены разнились между собой тем, что две из них были обклеены старыми ободранными обоями непонятного цвета, одна покрашена масляной краской, тоже, видимо, немало лет назад, так как краска во многих местах облупилась, а четвертая стена и вовсе была оклеена пожелтевшими газетами, вероятно, для нее в свое время не хватило либо обоев, либо желания.
— Набор мебели в комнате господина Святского был минимальным — деревянный стол посередине, два стула в разных концах комнаты, комод и шкаф. Что находилось в соседней комнате, Лариса не видела, так как вход в нее был закрыт линялой занавеской, имевшей некогда малиновый цвет.
Лариса с отвращением вдыхала «аромат» тухлой капусты, которым был пропитан весь дом. Хозяйки здесь явно не чувствовалось.
— Нет, не приходилось, — тем временем ответил Святский, суетливо хлопоча возле стола, сметая с него крошки, убирая грязную посуду. — Но в Америке бывал.
— Вот как? — удивленно приподняла брови Лариса.
— Да… — гордо поднял голову Виталий Георгиевич. — Я же разведчик… Бывший…
Этим он добил Ларису окончательно.
Впрочем, главные потрясения были еще впереди. Святский неожиданно откинул голову назад, усмехнулся и, насмешливо глядя на гостью маленькими глазками, произнес по-английски без единого намека на русский акцент:
— Хай, май лэди! Тэйк ит изи! Иф ю уонна дринк, ю хэв ту ду ит райт нау!
Лариса неважно понимала английский, но по жестам Святского поняла, что хозяин приглашает ее к столу и подтверждает, что сейчас пьянка будет организована по высшему классу.
— Ну, что? — перешел Святский на русский, весьма довольный произведенным эффектом. — Вот так…
Лариса не стала торопить события и расспрашивать, а выставила бутылку на стол вместе с закуской. Она уже поняла, что Святский относится к типу алкоголиков-хвастунов и болтунов. Это было ей на руку.
К тому же она рассчитывала, что бутылка сделает его более разговорчивым.
Взгляд Святского на гастрономические прелести, доставленные из ресторана Ларисы, был скептическим, чем немало поразил ее. Это был взгляд рафинированного английского лорда, которого занесло волею судьбы в маленькую шотландскую деревню, где он был вынужден довольствоваться скромным крестьянским обедом.
Выпив первые пятьдесят граммов, он крякнул, причмокнул и тут же начал быстро-быстро говорить, презрительно вытянув губы трубочкой:
— Эта колбаса ненастоящая… Я вам точно говорю. Вот в Москве, еще тогда, при социализме, в одном посольстве я ел сервелат.
Отличный сервелат, отличный! Сейчас такого нет. Настоящий, твердый, его чистить не надо было.
— А вот салат попробуйте, Виталий Георгиевич, — подвинула Лариса пластмассовую плошку.
— Оливье, — с видом знатока резюмировал Святский. — Самое лучшее оливье делают во Франции.
— Вы и там были?
— Приходилось, — кратко ответил Святский. — Где только не бывал… Это сейчас все развалилось, все ушли кто куда. А я вот…
