Чингиз Абдуллаев - Фактор страха
Хозяйка, взглянув на часы, лениво потянулась к трубке.
— Слушаю, — произнесла она хриплым голосом.
Фанилин повернулся на другой бок, стараясь не смотреть на лежавшую рядом с ним стареющую женщину.
— Здравствуйте, Фанилин у вас?
— Кто? — удивилась хозяйка. — Такого здесь нет и никогда не было.
Тактичный Егор не давал этого телефона никому из знакомых. Пользовался своим, мобильным.
— Ты что, глухая? — резко спросил позвонивший. — Я спрашиваю: Фанилин у тебя?
— Хам, — сказала хозяйка и бросила трубку. Она повернулась к Егору: — Какой-то ненормальный, хамит, грубит, требует тебя.
Снова зазвонил телефон.
— Сейчас скажу им все, что про них думаю. Кому ты давал мой телефон?
— Никому, никто не знает, что я здесь. Мои знакомые обычно звонят по моему телефону.
— Хамы, — бросила она, подняв трубку.
— Послушай, сука, если опять бросишь трубку, я спалю твой салон. Или мне поехать на Добролюбова, поговорить с твоей дочерью, а потом позвонить тебе?
Она тяжело задышала, схватилась за сердце. Негодяй знает, где живет ее дочь с детьми. Это было настоящим ударом для хозяйки.
— Что тебе нужно? — хрипло спросила она, не решаясь бросить трубку.
— Дай Фанилина, — сказал неизвестный.
— Какие-то ненормальные, — прошептала она, протягивая трубку Егору. От трубки исходил запах ее кожи, особенно неприятный по утрам, и Егор невольно поморщился.
— Фанилин, ты? — услышал Егор незнакомый голос.
— Да, я. Кто говорит?
— У нас к тебе важный разговор. Через пятнадцать минут спускайся вниз, будем ждать.
— Кто вы? — встревожился Фанилин. — Что вам нужно?
— Можешь заработать пять тысяч, — сказал неизвестный, — или тебе нравится твоя старуха?
Фанилин покосился на хозяйку. Она ему не нравилась. А пять тысяч большие деньги. Если, конечно, они имеют в виду доллары, а не рубли.
— Пять тысяч чего? — осторожно спросил Егор.
— Баксов, дурак. Через пятнадцать минут. — Неизвестный положил трубку.
— О чем это они? Какие пять тысяч? — спросила хозяйка, обдав его запахом нечищеных зубов.
— Не знаю, — пожал плечами Егор, поднимаясь с постели. — Вообще ничего не понимаю.
Через пятнадцать минут он уже стоял внизу, нетерпеливо поглядывая на часы. К дому подкатил черный «Мерседес». В салоне сидел коротышка с круглым лицом. Это был Павлик. Он поманил Фанилина и показал на место рядом с собой:
— Садись, это ты Егор Фанилин?
— Я, — ответил Фанилин, не решаясь забраться в машину. Он узнал сидевшего в автомобиле.
— Садись, — повторил Павлик, — разговор есть. Я тебе даже завидую. И деньги получишь, и удовольствие. Садись, говорю.
Фанилин, наконец, залез в салон, и машина тронулась с места.
Москва. 10 мая
Романенко, слушая Дронго, нервно потирал подбородок. Ему не очень нравилась этическая сторона предложенных Дронго действий.
— Я не могу подозревать своих людей, — мрачно говорил Всеволод Борисович, — потому что четверых из группы знаю уже давно и не сомневаюсь в их порядочности и принципиальности. Что касается майора Рогова из ФСБ, то вы знаете его лично. С Галей Сиренко и Захаром Лукиным тоже знакомы. Кого из них я могу подозревать? А вы советуете устроить негласную проверку. Если кто-нибудь из них догадается, мне будет очень стыдно.
— Если бы дело касалось вас лично, возможно, я понял бы вашу позицию, но речь идет о конкретной скоординированной акции против вашей группы. Кто-то сообщил о поездке Труфилова в Берлин на заседание суда, указал точное время и место вылета. Это мог сделать только один из ваших сотрудников.
— А может, утечка произошла случайно. Через МВД или ФСБ? Или в аэропорту? Такую вероятность вы исключаете?
— Как одну из возможных версий не исключаю, но прежде всего советую проверить именно пятерых, о которых вы говорили.
— Каким образом?
— Легче проверить нескольких подозреваемых, чем найти одного, — пояснил Дронго. Они сидели в гостиной, в глубоких креслах у небольшого столика. Романенко был язвенником и не выносил спиртного, Дронго предпочитал красное вино и то пил его лишь за обедом. Поэтому сейчас перед ними стояли чашки чая.
— Когда задают несколько вопросов, на какой-нибудь непременно найдешь ответ, — продолжал Дронго, — интуитивно, по некоторым деталям. Это я знаю еще со школьных времен. Уверен, что, имея конкретный круг подозреваемых, можно вычислить преступника. Почти всегда, — уточнил Дронго.
— И каким образом вы собираетесь это сделать? — устало осведомился Всеволод Борисович, поправляя очки и приглаживая короткие непослушные волосы.
— До завтрашнего дня необходимо проверить всех пятерых. Быстро и эффективно, сообщив им новость такого же порядка, как и вылет Труфилова в Берлин.
— Не понимаю, что это даст? — спросил Романенко, протирая платком очки.
— Узнаем, откуда происходит утечка, кто передал информацию о вылете Труфилова. Выясним, кто в Москве заинтересован в оправдании Рашита Ахметова и делает все возможное, чтобы немецкий суд не передал российской прокуратуре Евгения Чиряева.
— Согласен. — Всеволод Борисович водрузил на место очки. — Но какую информацию мы можем дать? Главный свидетель, Дмитрий Труфилов, убит. Других у нас нет. И все пятеро, которых вы собираетесь проверять столь экзотическим способом, хорошо знают об этом. За несколько часов свидетеля не придумаешь. Мои сотрудники в это не поверят. Они — настоящие профессионалы. Или вы собираетесь рассказать всем, что убийца промахнулся и Труфилов остался жив? Все равно не поверят. Сведения об убийстве уже переданы в прокуратуру и ФСБ. Любой из нашей пятерки может проверить эти данные через информационный центр. Так что подсунуть им информацию, способную их заинтересовать, — невозможно. У нас ее просто нет. А двенадцатого мая немецкий суд рассмотрит дело Чиряева и откажет нам в его выдаче.
— Погодите, — остановил его Дронго. — При чем тут Труфилов? У меня совсем другой план. Мы исследуем причины, совершенно забыв о расследовании. Простите, Всеволод Борисович, но вы идете от частного к общему. А я предлагаю взглянуть на проблему с другой стороны.
— Не понимаю, что вы имеете в виду? Как это с другой стороны? У нас был важный свидетель. Единственный. Его убили. Он стал жертвой либо предательства, либо ошибки одного из наших людей. Что я должен в этом случае делать? У меня нет информации, способной так заинтересовать возможного предателя, чтобы он подставился. Даже не представляю, что можно придумать.
— Сейчас объясню. Вы зациклились на убийстве Труфилова, единственного свидетеля. Это естественно. Но попробуйте пойти в своих размышлениях дальше. Допустим, что Труфилова не убили.
— Но его убили. И все это знают.
— Я сказал «допустим». Итак, он остался жив и вылетел в Берлин для дачи показаний в суде. Правильно?
— Он мертв. И это всем известно.
— Совершенно верно. Но зачем Труфилов летел в Берлин? Чтобы своими показаниями подтвердить виновность Евгения Чиряева, уголовного авторитета по кличке Истребитель. Вы обратились к немецкому правосудию с просьбой о выдаче Чиряева.
— И они нам его не выдадут, — вздохнул Романенко.
— Пойдем дальше, — продолжал Дронго. — Подумайте, зачем вам нужен Чиряев? Только для того, чтобы посадить его в российскую тюрьму? Нет, конечно. Чиряев вам нужен как свидетель по делу Рашита Ахметова, чтобы в конце концов распутать весь этот клубок. От Труфилова цепочка потянулась бы к Чиряеву и арестованному Ахметову. Верно?
— Верно, — кивнул Всеволод Борисович, — мы расследуем это дело уже целый год. Через Ахметова можно выйти на остальных. Но он молчит и без свидетельских показаний Чиряева не заговорит. Тем более у Ахметова такой адвокат, как Давид Самуилович.
— Теперь мы подходим к моему предложению, — сказал Дронго. — Взгляните на цепочку с другой стороны. Забудьте о Труфилове и Чиряеве. И даже о берлинском суде. Предположим, что Ахметов согласился давать показания.
— Что? — Романенко даже привстал с дивана. — Как это согласился?
— Вот видите. Само предположение о таком исходе повергло вас в шок. Теперь представьте, как всполошатся те, кто организовал убийство Труфилова. Такая информация способна поразить любого. А мы еще можем добавить, что он согласился давать показания даже без адвоката. Учитывая, что Давид Самуилович запретил ему говорить, вообразите, как заинтересует подобная информация противоположную сторону. Нам останется только вычислить время появления адвоката в вашем кабинете. И соответственно, выявить предателя.
— Потрясающе, — прошептал Всеволод Борисович, — мне такое и в голову не могло прийти. Конечно, сам Ахметов может дать показания. И конечно, они важнее всех показаний на свете. И погибшего Труфилова, и сидящего в немецкой тюрьме Чиряева. Подобная информация заставит хозяев Ахметова забыть об осторожности. Неужели вы придумали это прямо сейчас?
