Галина Романова - Черная корона
Ах, если бы только это было правдой! Если бы хоть маленькая толика напоминала ее, она бы тут же поспешила все исправить. Молниеносно обустроила и окружила их семейный быт удобствами, заботой и той самой любовью, о которой и не мечталось в их браке.
Но ведь все было иначе! Все было не так!
И работала на него давно и хорошо сплоченная команда. А сам Игорь Андреевич все больше в течение дня по кабинетам городской управы шастал. Друзей у него там было немерено. А если не на фирме и не в мэрии он пребывал, так непременно в постели у какой-нибудь настойчивой дамы обретался, павшей жертвой его обаяния. Если лень было тратить время на ухаживания, то для этих целей у него всегда секретарша Жанна под рукой.
Так что если от чего и уставал Игорь Андреевич, так это от самого себя, а не от работы. И домой он совсем не стремился, и понятым не хотел быть. Он так и остался темным ларцом за семью печатями для Влады. И сколько она ни пыталась его понять на самой заре их супружества, ничего не выходило. А потом уж и не для чего стало. Потом началась совсем другая эра. Эра глухой ненависти к нему и ожидания долгожданно обеспеченной свободы.
— Влада, открой.
Странно, но он не стал бить в дверь кулаком с намерением вывернуть шурупы хлипкого запора. Он постучал очень осторожно костяшками пальцев чуть выше дверной ручки.
— Вы снова станете меня бить! — крикнула она с отчаянием.
— Нет, не стану, — сказал снова очень тихо, без ярости, как будто за дверью сейчас стоял не ее муж, а кто-то другой — вежливый и спокойный. — Давай поговорим, раз ты настаиваешь.
Выбора у нее нет, это ясно. Не откроет на вежливый призыв, получит после того, как он сам эту дверь откроет.
Влада сползла с плетеного кресла, куда забралась с ногами. Отомкнула запор и тут же пулей юркнула на прежнее место.
Игорь Андреевич открыл дверь, вошел и с блуждающей, глумливой какой-то улыбкой медленно двинулся прямо на нее. Он успел надеть джинсы, футболку. Даже руки вымыл. Они все еще были влажными, его хищные длинные пальцы, постоянно делающие ей больно.
— Итак, чего ты хочешь, Владимира? — Игорь Андреевич встал в опасной близости от нее. — Развода?
— Нет. — Она покачала головой, снова по привычке вжимая ее в плечи, будто он снова стоял за ее спиной с кнутом. — Я не хочу с вами разводиться, Игорь Андреевич.
— Так. Это выяснили. Чего тогда ты хочешь? Моей смерти?
Вот он сказал это, между прочим, совершенно без задней какой-либо мысли. Просто так сказал. А она тут же выдала себя с головой, покраснев и дернувшись, будто от удара.
— Ишь ты-ы-ы, а ведь ты не так проста и наивна, как можно подумать с первого взгляда. Ты та еще штучка, так ведь? — Игорь Андреевич ухватил ее за руку и с силой выдернул из кресла, прижав к себе так, что у нее тут же заныли те сросшиеся ребра, которые он поломал когда-то. — Смерти моей, значит, ждешь, Владимира, так?
— Нет, — замотала она головой, осторожно, чтобы не распалить его еще больше, начав выбираться из его рук. — Я не хочу, чтобы вы умирали.
Хотела! Еще как хотела! А в эту самую минуту больше, чем когда-нибудь! И хотя всегда страшилась смотреть на покойников, на мертвого Игоря Андреевича она глядела бы с великим удовольствием.
Устав вырываться, она обмякла и, уронив голову ему на грудь, простонала:
— Перестаньте меня мучить! Прошу вас, пожалуйста, перестаньте!
— Да? А разве я мучаю тебя? — Игорь Андреевич ослабил хватку, погладил ее по спине и совсем не больно куснул ее за верхнюю губу, прошептав: — Собирайся, малышка. Съездим куда-нибудь, поужинаем. Надоела Танькина стряпня, хочу чего-нибудь экзотического. Ты как насчет японской кухни, а?
Она согласно кивнула. Пускай везет, куда захочет. Ужинать — значит, ужинать. Хотя бы на людях он ее не трогает. Не бьет и не лапает. И вежливым старается быть, и даже если шепчет ей гадости и угрозы, мило улыбается при этом.
В ресторан так в ресторан.
— Что мне надеть? — опомнилась Влада, заворачивая в свою раздевалку, чуть уступающую размерами раздевалке ее супруга.
Он всегда сам выбирал ей наряд, редко одобряя ее выбор. Что-нибудь непременно бывало не так. Либо не гармонировало, либо не сочеталось. Вот и приходилось ей всякий раз спрашивать у него совета, чтобы потом не оказаться виноватой.
Игорь Андреевич неожиданно нарядил ее сегодня в узкое короткое платье с открытой спиной, голыми плечами и глубоким декольте. Влада в нерешительности приложила к себе вешалку с платьем, поежилась и с сомнением покачала головой.
Прошлый раз, года два назад, помнится, когда она осмелилась в его отсутствие купить это платье и вырядиться потом в него, подкатив к театру на такси, Игорь Андреевич сломал ей ребра. Он бил ее так, как редко бьют мужчин. И обзывал самыми грязными словами, которыми только можно называть падших женщин. Целый месяц потом она провела безвылазно дома в тугой повязке, ежедневно вечерами вымаливая у него прощения срывающимся шепотом.
Платье было отправлено в дальний угол. И всякий раз, натыкаясь на него в шкафу, Влада невольно вздрагивала и ежилась. С чего это муж сегодня вдруг решил нарядить ее именно в него?
— Ты в нем прекрасна, дитя мое, — промурлыкал Игорь Андреевич в ответ на ее безмолвный вопрос. — Нужно еще что-то сделать с волосами…
Волосы бы она предпочла оставить распущенными. Они очень ловко прикрывали наготу спины и плеч. Но Игорь Андреевич снова удивил ее, велев заколоть волосы высоко над шеей. Потом с тихим смешком влез в заветную шкатулку. Долго рылся там и достал наконец оттуда дорогое колье с подвесками. Застегнул его у нее на шее. Долго расправлял на груди изумруды, не забывая пощипывать и поглаживать ее кожу, горевшую под его пальцами. И через полчаса они отбыли.
Влада не очень часто ездила с мужем в его машине, но ездить любила. Не с мужем, нет, машину любила.
Она усаживалась всегда сзади ровно по центру. Игорь Андреевич хотя бы за это ее не ругал и часто снисходительно посмеивался ее восторгам по поводу обивки, которую Влада поглаживала руками. Она изучила в салоне буквально все, включая мелкие царапины на дверной обшивке. Их было немного, точнее три. Одна совсем крохотная возле ручки. Вторая зигзагом почти у стекла. А третья была закручена спиралькой, и край ее прятался под сиденьем. Была еще отметина, видимо прожженная сигаретой, на самом сиденье слева. И странное размытое пятно на подголовнике, на котором обычно пристраивал свою талантливую красивую голову Игорь Андреевич.
Все это Влада изучила в мельчайших подробностях, подолгу ожидая мужа в машине возле его фирмы. Или когда он выходил из машины переговорить с кем-нибудь по телефону. Надо же было себя чем-то занимать, вот она и осматривала все и все подмечала. И смешно кому признаться, очень любила эти несовершенные отметины на совершенном теле любимого автомобиля Игоря Андреевича. Испытывала просто злорадное какое-то удовлетворение, подмечая все новые и новые рубцы. Не одна она, стало быть, его подводит. Имеется и еще что-то, не соответствующее абсолютной безукоризненности.
— Приехали, Владимира, — оповестил он, подруливая к ресторану. — Ты уж веди себя здесь прилично, чтобы мне не пришлось за тебя краснеть, как всегда.
Краснеть пришлось Владе, не ему.
Ресторан был стилизован под японскую хижину. Усаживаться нужно было на очень низенькие скамеечки, и Влада долго не могла пристроить длинные ноги, почти не прикрытые коротким платьем. Голая спина горела от взглядов мужчин. Плечи и грудь просто раскалялись докрасна от их пристального внимания. А тут еще Игорь Андреевич с чего-то разошелся, заставляя ее то нагибаться к нему, шептать ей на ухо ему приспичило! То вставать и топать к машине за забытым якобы бумажником. Бумажник потом самым невероятным образом находился в кармане его пиджака.
Неудобств от ее наряда была тьма-тьмущая. Ей даже казалось, что сзади откровенно перешептываются и посмеиваются все над ней. Тут еще пару раз наткнулась на откровенно презрительные взгляды женщин, одетых, словно по договоренности, в брюки. А Игорю Андреевичу все вроде было нипочем. Он выглядел вполне удовлетворенным, и Влада все недоумевала — с чего бы это.
Разрешилось все, когда они вернулись домой. Не успев перешагнуть порог, Игорь Андреевич отодвинулся от нее, оглядел всю с хмурым прищуром и пробормотал, цокнув языком:
— Да, дорогуша, и вырядилась ты. Теперь весь город станет судачить о том, какая у меня жена.
— Какая?! — Влада опешила от такой его наглости. Платье он сам ей выбирал! И даже настоял именно на нем. А теперь ставит ей это в упрек, ну не гад!
— Вульгарная, распутная, быть может. Да-да! Не удивляйся! Сидела, взбрыкивала голыми ногами так, что трусы было видно. И грудь едва не вываливалась. Нет, надо было и в самом деле надеть что-то другое. Теперь разговоры пойдут… А я в твое оправдание и сказать ничего не смогу, все же видели.
