Леонид Бобров - Нас было тринадцать
— Потерпи. Сначала хочу рассказать некую историю.
— Какую историю? При чем тут истории? Я тебя про. Листопада спрашиваю.
— Молчи и слушай. Лет пять назад в повестке дня очередного заседания ученого совета одного московского НИИ, — с некоторой торжественностью начал Олег, — значилась защита кандидатской диссертации. Об этой диссертации говорили во всех лабораториях института и даже в других организациях. Ходили слухи, что диссертант сделал открытие, обнаружил новый эффект, что ему собираются сразу присвоить доктора наук.
К началу заседания ученого совета конференц-зал был переполнен. Все шло как положено. Ученый секретарь совета огласил характеристику и основные биографические данные диссертанта. Затем тот кратко изложил содержание работы, методику эксперимента, подчеркнул новизну результатов.
Было много вопросов. Диссертант отвечал спокойно и обстоятельно. Затем выступили оппоненты.
— …Разработан новый экспериментальный метод… высокая чувствительность… обнаружен новый эффект… трудно переоценить… результаты работы вполне соответствуют требованиям, предъявляемым к докторским диссертациям… И далее в таком же духе.
— К черту диссертанта я оппонентов, — не выдержал я, но Олег невозмутимо продолжал:
— В обсуждении диссертации приняли участие члены совета: академик и профессор, фамилии которых я не помню. Оба дали ей весьма высокую оценку. Словом, не защита, а триумф.
— Есть ли еще желающие выступить? — обратился председатель к присутствующим.
— Есть, — сказал кто-то из зала.
Председатель поморщился:
— Ну, если вы настаиваете, то пожалуйста. Только прошу сосредоточиться на недостатках работы. Комплиментов мы сегодня наслышались предостаточно.
И, представляешь, на трибуну вышел парень лет двадцати с небольшим, белобрысый, в ковбойке, подождал, пока в зале установится тишина, и, слегка заикаясь от волнения, заявил, что в действительности никакого эффекта нет, что диссертант фальсифицировал результаты эксперимента…
— Я проходил преддипломную практику в лаборатории, где выполнялась работа, — сказал он. — Диссертант произвольно смещал некоторые экспериментальные точки вниз, другие вверх, в результате чего и родился «новый эффект». В журнале, где велись записи результатов измерений, имеются подчистки…
Что началось, передать не могу. Председатель тщетно пытался установить тишину. Наконец, когда шум несколько стих, встал один из членов совета.
— Разрешите задать вопрос диссертанту. Надо полагать, что ваша экспериментальная установка в полном порядке и при желании можно легко опровергнуть странное заявление, которое мы только что слышали. Не так ли?
Диссертант сидел, уставившись в одну точку, и молчал.
— Вам задан вопрос, прошу ответить, — обратился к нему председатель. Диссертант встал. Он был бледен.
— Установка сейчас не совсем в порядке, — начал он прерывающимся голосом. — Я хотел повысить точность… разобрал… хотел усовершенствовать… Но эффект существует. Я уверен…
Наступила зловещая тишина. Председатель растерянно смотрел то на одного, то на другого члена совета. Кто-то предложил отложить защиту и создать комиссию для проверки поступившего заявления.
— Не знаю, каковы оказались конкретные результаты деятельности комиссии, — продолжал Олег, — но повторная защита не состоялась. Через некоторое время диссертант уволился по собственному желанию и куда-то уехал.
Олег рассказывал очень образно, чуть ли не в лицах изображая диссертанта, председателя, оппонентов.
— Все это очень интересно, — сказал я, глядя на Олега с недоумением, — и рассказываешь ты, как будто сам присутствовал на защите, но какое это имеет отношение к нашим делам?
— Я действительно случайно оказался на защите и был свидетелем скандала. К нам эта история имеет некоторое отношение. Фамилия диссертанта — Листопад, да, Андрей Филиппович Листопад. А разоблачил его Виктор Бойченко.
Олег смотрел на меня с любопытством, слегка прищурив глаза, наклонив немного голову набок. Ему, видимо, было интересно, как я прореагирую на фамилии Бойченко и. Листопада, которые он произнес нарочито спокойным тоном.
А на меня эти фамилии подействовали, как удар электрического тока. Листопад и Бойченко!.. Так вот что между ними произошло! И тут же я начал сомневаться.
— Но, позволь, позволь, Олег. Как Листопад мог на такое решиться? Неужели он не знал, что результаты любой работы, а уж тем более открытие нового эффекта проверяются в десятках лабораторий и у нас и за рубежом. Любая фальсификация обречена на провал и притом очень скорый, физика знает несколько таких случаев, и все они окончились позором. Разоблачение фальсификаций неизбежно.
— Я сам об этом думал, — ответил Олег. — Дело в том, что года за два до защиты в одном малораспространенном журнале появилась теоретическая статья, в которой предсказывалось существование нового эффекта. Листопад, видимо, прочел эту статью и поверил в нее, не заметив грубой ошибки. Думаю, что свои измерения он обрабатывал как бы под гипнозом этой статьи. Обрабатывал необъективно, так, чтобы эффект получился, веря, что он действительно существует.
— Хорошо, это еще можно допустить. Но есть другой вопрос. Почему Виктор, когда заметил подлог, подтасовку вольную или невольную, все равно, не сказал об этом сразу, до защиты?
— Вот тут и проявилась полностью его «милая» натура. Просто сказать — неинтересно. Куда привлекательнее выступить на ученом совете, оказаться в центре внимания академиков, профессоров… Упустить такую возможность Бойченко не мог.
— Вот так история, — сказал я растерянно.
Прошло несколько минут. Я не мог собраться с мыслями. История с защитой меня потрясла. Фальсификация, подтасовка результатов эксперимента… Какая мерзость!
— Олег, почему же ты раньше об этом не рассказал?
— Понимаешь, вначале, когда Бойченко приехал, я не хотел осложнять отношения в лаборатории. Потом, когда Виктор погиб, рассказать — означало обвинить. Листопада…
— А сейчас? Что изменилось? Олег, давай начистоту, ты… ты допускаешь, что Листопад мог это сделать?
— Сейчас? Сейчас доказано, что все, кроме. Листопада и Брегвадзе, непричастны к гибели Виктора. А ведь у. Листопада были все основания ненавидеть Бойченко. Тот его опозорил, всю жизнь ему сломал. Листопад уже нежился в лучах славы, видел себя доктором наук…
Я сидел потрясенный, а Олег продолжал говорить медленно, останавливаясь, как бы размышляя вслух.
— …Заранее обдуманное убийство? Нет, это я отвергаю. Но Листопад мог встретить Бойченко на дороге. Нахлынули воспоминания, вспыхнула старая ненависть. Он импульсивно, не думая, ударил ногой…
— Нет, не верю, он не мог это сделать!
— Правда, отношения Брегвадзе и Бойченко, — продолжал Олег, — также оставляли желать лучшего…
— Чепуха! Ты имеешь в виду ревность? Может быть, ты и Гиви подозреваешь?
— Гиви? — переспросил Олег. — Давай рассуждать вместе. Гиви по уши влюблен в Марину. Ради нее он бросил в Москве интересную, перспективную работу. Приехал сюда в горы. Работает здесь не по специальности, по существу, лаборантом. И тут появляется Бойченко — красивый, остроумный, веселый. Оказывается, Марина с ним давно знакома, они на «ты». На глазах у Гиви Марина кокетничает с Виктором, бродит с ним по горам. Гиви обижен, оскорблен в лучших чувствах. Если думать в этом направлении, то легко себе представить, как Виктор и Гиви встретились на дороге, повздорили. Гиви вспыльчивый, горячий… Конечно, это не было заранее обдумано…
Олег умолк.
— Нет, не хочу, не могу поверить, что Листопад или Гиви могли это сделать, — сказал я немного погодя.
— Мне тоже не верится, — ответил Олег, — но «верю — не верю» — плохие аргументы. Ты не веришь, я не верю, а кто-то третий возьмет и поверит. Как ты будешь ему возражать? Что ты скажешь? Что знаешь. Листопада полтора года, а Брегвадзе я того меньше — полгода. Скажешь, что оба добросовестно относились к своим обязанностям, не совершали за это время аморальных поступков? Напишешь каждому положительную характеристику? Олег помолчал с минуту, потом встал.
— Уже поздно, спать пора. Пойду-ка я к себе.
— Погоди, успеешь. У меня еще один вопрос. Почему ты именно сегодня спросил. Листопада, не встречался ли он раньше с Бойченко? Ведь если он действительно виновен, то твой вопрос мог только насторожить его.
— Не совсем так. Допустим, что завтра или через несколько дней выяснится какое-нибудь обстоятельство, которое снимет все подозрения с Гиви, и останется один Листопад. Но это еще не доказательство его вины. Будут только подозрения — есть мотив преступления, нет другой версии, но все это еще не доказательство. Свидетелей не было. Доказательств преступления нет и не будет. Что тогда делать?
