Лори Кинг - Элементарно, Ватсон!

Теперь был слышен только шум Лондона, резонирующий в пустом такси, а еще — что-то напевавший себе под нос последний потомок Моранов. Я никак не мог разобрать, что это была за мелодия, но тут длинный тонкий палец протянулся к ноутбуку и, после двойного клика мышкой, песня, звучавшая из динамиков «Harman/Kardon», прекратилась.

Я повернулся к выдающемуся человеку, которого знал вот уже несколько жизней, — он торжествовал.

— Знайте врагов своих, друг мой. Знайте их во всех подробностях, которые могли бы их охарактеризовать, знайте их привычки, повадки, уловки, слабость и силу — так, как если бы они были гигантскими фигурами на шахматной доске.

Я кивнул и потянулся к графину с шерри, а мой неизменный компаньон — и самый драгоценный друг — протянул руку к скрипичному футляру.

— Сегодня, старина, вы на славу поработали, — сказал он. — На славу.

Я поднял бокал.

— Да — и за наше здоровье! Но, как вы всегда говорили, лучшая уловка, чтобы спрятать что-то, — выложить это «что-то» на виду у всех.

Он задумался, прежде чем поднести свою любимую «Страдивари» к подбородку.

— Поскольку профессор Мориарти всегда ожидает нашего возвращения, то нам необходим постоянный самопиар — чтобы наши имена были буквально повсюду. Его наихудшим ожиданиям надо придать субстанцию, плоть, чтобы мы, два его самых непримиримых врага, снова и снова, как Лазарь, воскресали из мертвых.

— Подбросить псу косточку, Холмс?

— Именно так, мой дорогой Ватсон. Обрушить на него не просто шкафы со скелетами, но целые батальоны, дивизии, а если нужно, то и армии скелетов. Чтобы Мориарти и его жалкая шайка не смогли разглядеть деревьев за лесом. Как ни элементарен этот прием, но факт остается фактом: лучшая гарантия безопасности — в численности твоих собственных войск.

Я поднял за это свой бокал, сел — рука даже не потянулась к перу и бумаге — и, по глотку цедя шерри, с удовольствием отдался звукам мендельсоновской «Песни без слов», которая неизменно производила на меня чарующее впечатление, придавая гармонию этому насыщенному дню.

Тони Броудбент — автор серии детективов о плутоватом взломщике-кокни в послевоенном полуголодном Лондоне, где правит черный рынок. Шантажом его заставляют работать на МИ-5, где его наставником становится Йен Флеминг. Первый роман Броудбента, «Дым», получил хорошие оценки критики и читателей. Продолжение его, «Призраки в дыму», было удостоено премии исторического детектива имени Брюса Александера в 2006 году. «Booklist» объявил книгу одним из лучших шпионских детективов года. Третий роман, «Тени в дыму», вскоре должен выйти в свет. Броудбент родился в Англии, не так уж далеко от Бейкер-стрит. Сейчас он живет в Милл-Валли, в Калифорнии, с красавицей женой и котом. Канон Шерлока Холмса ему вручили в тот же самый день Рождества, когда путем дедукции Тони открыл, что Санта-Клаус на самом деле не кто иной, как его собственный переодетый папа.

Люди с рассеченными губами

С. Дж. Розен

— Индус, — сказал Цзян Хо, покачивая изящную фарфоровую чашечку с чаем в руках, — человек опасный.

Ни один из трех гостей, собравшихся в устеленной коврами гостиной Цзяна, не возразил ему. День был жарким, окна раскрыты настежь, но даже послеполуденный шум скрипящих повозок и криков развозчиков не отвлекал собравшихся от проблемы, которую им предстояло решить. Не мешал им и поднимающийся снизу сладковатый дым опиума: Цзян и его гости, как и Индус, чье недостойное поведение они намеревались обсудить, являлись владельцами заведений, куда посетители приходили именно для того, чтобы насладиться этим дымом.

Тучный Вин Линь-Вей, потянувшийся, чтобы взять еще одну засахаренную сливу из серебряной чаши, отозвался:

— Ты совершенно прав, Цзян. Он не уважает обычаи и законы страны, в которую мы приехали, и отказывается понимать наше положение. Его поведение, его действия подвергают опасности всех нас, а вопиющее презрение к властям переходит все границы.

— И в этом он отличается от тебя, Вин, — едва слышно произнес Чжан Пэн-Да, невероятно худой и желчный человек, который так и не прикоснулся к своему чаю. — Ты постоянно раздаешь серебряные монетки мелким чиновникам и раболепствуешь перед полицией! А твои жалкие попытки говорить по-английски? Это воистину унизительно.

Узкая, как щель, улыбка появилась на толстой физиономии Вина.

— Возможно, именно моим стремлением жить по правилам своей новой страны вызвано различие в нашей с тобой клиентуре, Чжан.

— Если и есть какое-то различие между трубкой опиума, выкуренной герцогом и мусорщиком, мне это неизвестно, — ухмыльнулся Чжан. — Кстати, если бы нашими единственными клиентами были мусорщики, а не аристократы, в сегодняшней встрече не было бы необходимости.

— Чжан прав. — В словах Цзяна слышался мягкий укор Вину, который, во-первых, был моложе, а во-вторых, позже остальных приехал в Лондон. — Если бы мы обслуживали только тех, чьи привычки не привлекают газетчиков, не говоря уже о целых группах протестующих женщин, то вполне вероятно, что никаких трудностей у нас бы не возникло. К сожалению, у нас нет ни возможностей, ни полномочий выяснять личность клиента, прежде чем оказать ему свои услуги, как и не можем в этих услугах ему отказать. Впрочем, нам никогда бы это и не понадобилось, если бы мы приложили хотя бы небольшие усилия к тому, чтобы оставаться в рамках благоразумия. Курение опиума в Англии — легально, несмотря на протесты отдельных групп активистов. Позволю себе напомнить вам, что именно поэтому мы здесь и обосновались.

Цзян замолчал и обвел взглядом людей, сидевших в тяжелых деревянных креслах. Губы Чжана искривила его обычная ухмылка, а Лю Ян, самый молодой из собравшихся, просто сгорал от нетерпения. Один лишь Вин выглядел спокойно и безмятежно, словно цапля, выжидающая, когда рыба подплывет поближе. Цзян вздохнул. Если бы выбор сообщников не был продиктован планом, который разработал он сам, Цзян предпочел бы совсем иную компанию. Пресечь наиболее авантюрные деяния Индуса, владельца «Золотого слитка», было выгодно всем хозяевам курилен опиума в Лаймхаусе[30], и Цзян легко мог бы выбрать более подходящих людей. Однако в сложившейся ситуации именно присутствующие здесь торговцы понадобились для успешной реализации идеи Цзяна.

— Да, наша профессия не пользуется уважением, — продолжал Цзян, — но те, с кем наши дороги не пересекаются, как правило, нас не трогают. Мы все, — подчеркнул он последнее слово, напоминая присутствующим об их общих интересах, о необходимости оставить на время разногласия и совместно решать задачу, стоящую перед ними, — в своем преуспеянии зависим от нашей относительной незаметности.

Удовлетворенный тем, что смог так изящно сформулировать проблему, Цзян позволил себе глоток чаю.

— Однако возможность и далее мирно продолжать нашу коммерческую деятельность подверглась угрозе из-за постыдного и скандального поведения Индуса. Его заносчивое пренебрежение к требованиям осторожности привлекло к «Золотому слитку» излишнее и нежелательное внимание. И это внимание — не раз и не два — направлялось на весь наш район, на Лаймхаус. Чжан, твоя курильня соседствует с заведением Индуса, и ты наверняка озабочен этим больше других.

Глаза Чжана вспыхнули, но он не произнес ни слова.

— Нынешняя позиция, в которой мы оказались по вине мистера Невилла Сент-Клера, — Цзян перешел к самой сути дела, — чрезвычайно уязвима, и с этим, думаю, согласится каждый из вас. То, что узнали мы, рано или поздно узнают и власти. Волна протеста обрушится на Индуса, но она же накроет и весь район. Во всем будут винить опиум, все наши заведения окажутся под тщательным надзором, и в конечном итоге именно мы заплатим за все. Беспокойство Чжана о том, что клиенты из высшего общества привлекают к нам излишнее внимание, окажется более чем оправданным, когда станет известно, что мистер Сент-Клер занимается своим мошенничеством у Индуса, прямо здесь — в Лаймхаусе.

— Но мистер Невилл Сент-Клер не курит опиум, — мягко возразил Вин, облизывая сироп с кончиков пальцев.

— И что? — огрызнулся Чжан. — Цзян прав. Невилл Сент-Клер под видом отвратительного Хью Буна побирается на наших улицах, где полиция прихватывала его уже не раз. Представьте себе шок, когда в нем опознают жителя Ли[31], где его жизнь — просто образец респектабельности!

Цзян отметил пренебрежение, с которым Чжан произнес «респектабельность», но не подал виду.

— Именно об этом я и говорю. — Он покачал головой. — Мистер Невилл Сент-Клер лжет не только прекраснодушным джентльменам Сити, чья доброта заставляет их бросать деньги в его шляпу, но лжет также и собственной жене, своим детям, друзьям, соседям. Чаша рано или поздно должна переполниться. И тогда кто-то исполненный отвращения укажет пальцем на нас! По-английски это, кажется, называется «мазать одной кистью»?