Евгения Михайлова - Разрушительная красота (сборник)
В ЗАГС сходили два раза по дороге на работу. Отнесли заявление, расписались. Ночью влетели в свое блаженство, к которому так и не смогли привыкнуть. Никогда. Не было суждено.
И все это время Лене звонил Михмих. И в редакцию, и домой. Пара фраз: «Как дела? Нужна помощь? Если что, звони». Однажды приехал к ней на работу, позвонил снизу, сказал, что может подвезти домой. Здесь оказался случайно, было по пути. Понятно, что не случайно и что на Преображенку совсем не по пути. Лена к этому времени освободилась, устала и хотела домой, метро ненавидела. Но все равно отказалась. Конечно, Володя увидел бы. А не увидел бы, ему бы сказали. И был бы опять скандал. Последний раз Лена увидела Михмиха в буфете «Останкино». Она там была на монтаже своей авторской передачи, которую вела по контракту. Пришли поесть с режиссером Викой. Что-то активно обсуждали. Вдруг Лена оглянулась не на оклик, а на взгляд. Это был взгляд Михмиха. Он был с какими-то другими мужчинами, тоже типичными чиновниками. Куда-то спешили. Они даже не поздоровались. И не попрощались.
Через пару дней Володя вошел вечером в квартиру и сразу спросил:
— Ты знаешь?
— Что?
— В новостях передали, что Михаил Михайлович умер. Покончил жизнь самоубийством. Вроде застрелился на рабочем месте.
Лена бросилась к компьютеру, нашла новости, прочитала…
— Это неправда, — сказала она. — Он не мог сам.
— Почему ты так думаешь?
— По всему.
— Понятно. Мне понятно. Ты знаешь, что у него была надежда? Да, теперь и я думаю, что это странно. Он похож был на человека с навязчивой надеждой. И ты эту надежду у него не отбирала.
Это было не ссорой, но они не разговаривали в тот вечер. Лена читала все новости полночи. Какие-то детали, свидетельства. Не сходились там концы с концами. Но через пару дней новость ушла. Следствие пришло к заключению: суицид.
…Лена с Маринкой вернулись домой. Все было у них по порядку, все срочно, важно, особенно игры, уже временами бурные. Ребенок ползал и наводил порядок. Лена фоном читала детские стихи, с нужными интонациями, медленно, рассказывала хорошие сказки. Она знает: Маринка все слышит, даже когда играет в свои игрушки и не смотрит на нее. Она заговорит сразу, детский мозг в нужный момент сам ей выдаст все сохраненные слова и фразы.
В промежутках Лена бегала к компьютеру, проверяя почту и отслеживая выход книг, которые войдут в ее обзоры. Читать и писать возможно, конечно, только тогда, когда она уверена в том, что ребенок уснул. Это сладкое засыпание, когда надо, чтобы ребенок уснул, и так не хочется отпускать свою радость в сон. Потом она несколько часов работала, не замечая времени. Посмотрела на часы. Осталось немного, но придется оставить на завтра. Это закон. Для того чтобы соблюдать режим дочки, нужно себя держать в его железных рамках. Ложиться нужно вечером, а не ночью. Спит — не спит, но какие-то часы отдыхает. Утром нужно очень рано встать, сделать гимнастику, принять душ, и все сначала… Лена вышла на балкон. Вдохнула тишину, пахнущую ночью и весной. Месяц май…
В тот, шестой от встречи с Володей, месяц май у них все стало как-то решаться само по себе. Его начали приглашать в качестве переводчика на серьезные международные встречи в Москве и за границей. Оказалось, что это возможно не только по «линии тестя», но даже без Володиной инициативы. Его просто многие знали как профессионала. Он принимал только московские предложения. Очень нужен был газете. Пара недель — это все, что можно было выкроить. Но ему пришлось вылезать из джинсов. Они купили ему два красивых дорогих костюма, Володя опять стал «облаком в серебряных штанах», совсем не похожим на остальных мужчин. У Лены приняли сценарий художественного фильма. Купили машину. Было очень тепло в тот день, Лена надела совсем прозрачные чулки. Сели, и он привычно смахнул родинку с ее колена, как муху. На его день рождения поехали в гости к его маме, живущей в коммуналке в центре и категорически отказывавшейся меняться в отдельную квартиру или переезжать к ним. Это была очень кроткая, хрупкая женщина, смотревшая на сына с неизменным восхищением и удивлением: как у нее мог родиться такой чудесный сын. Ездили Володя и Лена к ней нечасто. Она всегда долго готовилась к этим визитам: пекла, жарила-парила. Лене всякий раз говорила: «Ты красивая. Ты похожа на Мэрилин Монро». А в тот день вдруг сказала, когда они остались на кухне вдвоем:
— Переживаю я за него сильно.
— Почему? У нас все в порядке.
— Я всю жизнь переживаю. Майский он. Это значит, маяться ему положено.
Лена даже не смогла ничего ответить тогда. И не рассказала Володе.
Он стал гораздо спокойнее, вернулась уверенность. Он владел ситуацией. Зарплату, полученную в редакции, практически полностью отдавал бывшей жене Ире, которой не лень было приезжать в газету и стоять у бухгалтерии в день выплат. Его предложения привезти самому отвергались. С Леной она не здоровалась. И этот неприятный момент стал дежурной ситуацией. А их раскаленный рай на двоих оставался неизменным. Володя находил свои, особые слова: «Как же мне с тобой… Для меня это так невероятно, что невыносимо». Они делали одно дело, им нравились одни книги, одни поэты, одинаковая музыка. На все, что происходило вокруг, они реагировали синхронно, как один человек. Да, его вспыльчивость и ревность, конечно, никуда не делись. Но они уже сознательно находили пути выхода. Мука вины перед сыном тоже прошла. Парень стал подростком, вымахал под два метра, приезжал иногда сам на машине с водителем, это был ему подарок дедушки на день рождения.
Лена и Володя перестали предохраняться совсем. Без объяснений. Ему удалось выкроить время для зарубежной, очень хорошей командировки, сразу в несколько стран. Позвонил из Нью-Йорка, сказал, что через два дня прилетает. И что везет ей туфли из крокодиловой кожи.
— Там же другие размеры, ты спросил, какой на наш тридцать пятый?
— Да. Я сказал, размер, как у Золушки.
— Тогда правильно наверняка.
Его рейс попал в майский буран и разбился недалеко от Москвы. А она по телефону тогда не сказала, что беременность подтвердилась. Хотела обрадовать при встрече. Володя как-то говорил, что хотел бы, чтобы Лена родила девочку. Мальвину.
…Лена сурово посмотрела на темное, ставшее вдруг враждебным небо. Роковой, коварный, подлый месяц май. Убийца.
Дальше все происходило в режиме кошмара. Это понадобилось вытеснять из памяти на задний план, чтобы выжить и спасти ребенка. Но похороны она кусками помнит, нет, видит, как кадры, вырезанные из кинопленки. Кроткая Володина мама, которая, кажется, таяла на глазах, — смотрела на нее с беспокойством и спрашивала: «Лена, тебе не плохо? Я привезла валидол». Через несколько месяцев после похорон мама Володи умрет. Пережить сына — это был для нее непосильный и ненужный труд. Лена сидит над гробом в черном платье и платке, их оставили одних. И вдруг рядом садится бывшая жена Володи Ира. Смотрит на нее изучающим взглядом выпуклых глаз и говорит что-то ужасное. Про бумеранг, про то, что за все нужно платить. Такой оказался «нормальный и объективный» человек. Она приехала с отцом и новым мужем, которые казались близнецами. Муж — из той же песочницы. Мужчины не поздоровались с Леной, не сказали ей ни слова. Потом подъехал сын Володи, с опозданием. Он по-родственному Лену обнял. А «сумасшедшая» Татьяна, которая к этому времени была уже тоже замужем, приехала одна. То есть не с мужем, а с Димой, редакционным шутником. Она плакала у могилы, потом погладила по плечу Лену и сказала:
— Как же тебе досталось, бедная ты моя. Но что делать. Роковая ты баба, вот и весь ответ. Надо жить.
Дима подошел на удивление робко.
— Девочка, я со словами в таком случае не справлюсь. Короче, лозунг твой — светить всегда, светить везде. Держись. Звони, если что.
Но Лена надолго забыла, зачем нужен телефон. Решала только вопросы с работой. А на звонки коллег и знакомых или не отвечала, или говорила так, что все поняли: ее надо оставить в покое. Из той газеты, в которой работала вместе с Володей, ушла сразу. От штатной работы на телевидении опять отказалась. Пригласил этот литературный журнал. И надо было готовиться. Встречать Маринку. Она записалась на курсы вождения. Чтобы успеть до родов. Потом она одна, за рулем и приедет в роддом…
В ее ставшей обычной тишине тоски декретного вдовьего отпуска вдруг тогда раздался телефонный звонок. Она ответила, не посмотрев кто.
— Лена, добрый вечер. Игорь Макеев говорит. Помнишь? Боец невидимого фронта.
— Конечно.
— Не выйдешь? Я у твоего дома. Есть информация.
Лена вышла, села в его машину. Игорь совсем не изменился.
— Мои соболезнования.
— Спасибо, но не развиваем, хорошо?
— У меня другая информация. Я подумал, тебе будет интересно. Твой покровитель Михаил Михайлович Иванов не застрелился. Он был убит. Заказчик занял его место. Но сейчас уже двинул в сторону горизонта, линяет, но вряд ли успеет. Дело вновь открыто по новым обстоятельствам.
