Откуда взялся этот Клемент? - Пирсон Кит А.

— Стэнли, мне следует знать о чем-то еще? Какие-нибудь проблемы?

— Нет, не думаю. В ту пятницу заглядывала твоя подруга, Джульетта, но я сказал ей, что ты в больнице. Надеюсь, я правильно поступил?

Она так и не встретилась с Клементом. Обязательно извинюсь перед ней и все объясню.

— И на этот раз точно последнее, — добавляет Стэнли. — Я оставил посылку на кухонном столе, как просил курьер.

— Хорошо, спасибо, я разберусь… Подожди-ка. Он попросил оставить посылку на кухонном столе?

— Да. Прямо настаивал на этом.

— Он сказал что-нибудь еще?

— Хм, дай подумать.

Пока старик думает, загорается зеленый. Он включает первую передачу и трогается.

— Стэнли? Так он говорил что-нибудь еще?

— Нет, это все.

— Значит, курьер доставил посылку, сказал, что она очень важная, и велел положить ее на кухонный стол. Я правильно поняла?

— В общем, да.

У меня появляется нехорошее чувство, что в посылке может оказаться нечто похуже судебной повестки. Во время заточения в больничной палате немалая часть энергии бездеятельного ума перенаправляется на воображение, которое в итоге принимает самые буйные формы. Когда я узнала о скоропостижной кончине Черного, мне пришло в голову, что его братец тоже захочет отомстить.

Наверняка курьер этот был не от солидной компании. И одному богу известно, какие ужасы ожидают меня в этой посылке.

— Стэнли, тот парень был с тростью? Может, прихрамывал?

— Не припомню.

— Ты можешь его описать? Пожалуйста, подумай хорошенько, потому что это может быть связано с тем типом, что стрелял в меня.

— Ничего себе! — ахает старик. — Ты так думаешь?

— Все может быть.

— Раз уж ты упомянула, вид у него был тот еще.

— В каком смысле?

— Начать хотя бы с того, что это был просто человек-гора. Ручищи что лопаты.

— Еще что?

— M-м… Да, еще одна деталь. У него были густые обвислые усы. Никогда не доверял типам с усами. Они...

«О боже!»

— На нем была джинсовая безрукавка? — взвизгиваю я.

— Да, была. А свитер будто сел при стирке.

— Стэнли, поддай-ка газку. Мне нужно поскорее домой.

Представление старика о прибавлении газа заключается в превышении разрешенной скорости на стремящуюся к нулю величину. Не находись мы всего в километре от дома, клянусь, так бы и придушила его.

Наконец, он въезжает на Элмор-роуд и мучительно паркуется задним ходом.

— Достань, пожалуйста, мои костыли.

— Обязательно. А может, сначала сходить за твоей мамой?

— Нет, Стэнли! — взвиваюсь я. — Костыли! Пожалуйста!

Повторять ему не приходится, и спустя пару секунд старик стоит у моей дверцы с костылями в руке.

— Спасибо, Стэнли. И извини, что накричала. Я просто хочу поскорее попасть домой.

— Уже забыто.

Ко времени, когда я добираюсь до входа в свое жилище, костыли служат скорее вспомогательным приспособлением, нежели вынужденным средством опоры.

Мой ключ в сумочке, а сумочка в доме, поэтому мне приходится колотить в дверь и дожидаться, пока мама не откроет. Подходит Стэнли с моими вещами и замечает:

— Она, наверное, вся мукой уделалась.

— Что, прости?

— Ей хотелось приготовить для тебя что-нибудь вкусненькое на ужин, после всей этой больничной еды-то.

Я снова луплю по двери, и нам наконец-то отворяют.

— Милая! — верещит мама. — Добро пожаловать домой!

Она забирает у Стэнли сумку и немедленно отправляет его в поход за яйцами, которые она, разумеется, забыла купить. Я сочувственно улыбаюсь старику и пулей влетаю в дом.

Разобравшись со Стэнли, мама закрывает дверь и принимается кудахтать:

— Как ты себя чувствуешь, дорогая? Нога не болит?

«А-а-а!!!»

— Все хорошо, мамочка, спасибо. Мне нужно кое-что взять на кухне.

И, пресекая ее дальнейшие расспросы о моем состоянии, стремительно ковыляю по коридору на кухню.

— Милая, мне отнести твою сумку наверх?

— Да, пожалуйста! — отзываюсь я, хотя мне совершенно плевать, что она там будет с ней делать. В данный момент меня занимают вещи куда важнее.

Стоит мне, однако, переступить порог кухни, как ощущение безотлагательности разом меня оставляет. И хотя благодаря стараниям мамы обстановка выглядит более-менее привычной, над всем здесь словно бы нависает призрак событий того вечера. Мне требуется пара секунд, чтобы собраться и отмахнуться от мысленного образа Черного, испускающего дух прямо в моей кухоньке. Как ни отвратительно это звучит, но я рада, что он протянул достаточно долго, чтобы умереть в другом месте.

Когда же холодная дрожь отпускает, я спешу к столу, заваленному разнообразными упаковками с ингредиентами для какой-то маминой стряпни. Буквально падаю на стул и лихорадочно обшариваю взглядом свалку. Среди продуктов затерялся невзрачный коричневый сверток, примерно двадцать пять на двадцать сантиметров и пару сантиметров толщиной. Сверху ручкой накарябано мое имя.

Беру посылку едва ли не с трепетом. Мне почему-то даже страшно ее открывать.

Переворачиваю сверток и отдираю клейкую ленту. Из моей спальни наверху доносится скрип двери платяного шкафа — наверное, мама все-таки решила распаковать мою больничную сумку. Хорошо, будет несколько минут спокойно разобраться с содержимым посылки.

Избавившись от скотча, откидываю клапан и открываю пакет.

Что за черт?

Книга?

Зачем Клементу посылать мне книгу? Если только, конечно же, в ней что-то ни спрятано.

Раз уж он скрывается от преследования полиции, как безопаснее всего передать мне сообщение? Отправленная в букинистический магазин книга подозрений определенно не вызовет. Что ж, ловко, Клемент.

Открываю форзац — ничего. Перелистываю страницу снова ничего.

Только на следующей обнаруживается небрежно нацарапанное послание:

Привет, пупсик!

Прости, что не смог задержаться, но события приняли несколько неожиданный оборот. Похоже, местечка для плохого парня на небесах нет, пускай даже этот плохой парень и имел благие намерения. Я вовсе не хотел убивать того козла, но так уж вышло, да и все равно он наверняка этого заслуживал. Слез по нему я не буду лить точно. Как бы то ни было, надеюсь, книга тебе понравится. Не спрашивай почему или зачем, но голосу меня в голове сказал, что ты должна ее получить.

Удачи!

Клем

Р. S. Я заглядывал в больницу справиться о тебе, и какая-то чернокожая медсестричка сказала, что ты поправляешься. Жаль, что я спешил — сиськи у нее просто отпад.

Я бессильно роняю книгу на стол.

Вот и все. Он исчез. Окончательно.

Известие для меня само по себе тяжелое, однако еще большую тревогу вызывает то обстоятельство, что его бредовое состояние явно обострилось. Вся эта чушь о небесах и голосе в голове. Ему позарез необходима помощь, а я не в силах что-либо предпринять. И какого черта он решил, будто мне нужна эта проклятая книга? Да у меня целый магазин набит подобным хламом.

Вместо того чтобы унять беспокойство, посылка Клемента дает обратный результат. На меня наваливается ощущение полнейшей беспомощности. И чувство вины за то, что я тянула с обращением к специалисту по поводу его болезни.

— Поставить чайник, милая? — внезапно отвлекает меня от тревог голос матери.

— Да, пожалуйста.

— Я разложила по полкам твою одежду, а туалетные принадлежности отнесла в ванную.

— Спасибо, мама.

Она принимается хлопотать с чаем, и я откидываюсь на спинку стула.

— Я приготовила на ужин твое любимое блюдо, милая. Луковый пирог с колбасой!

Мне никогда не хватало духу признаться ей, что пирог этот вот уже лет двадцать не входит в список моих предпочтений.

— Здорово!

— И еще я подумала, что днем ты можешь устроиться на диване и посмотреть какой-нибудь фильм.

— Звучит неплохо.

Внезапно она оборачивается, и вид у нее весьма обеспокоенный.