Забытая девушка - Карин Слотер
Так почему Эмили решила, что Нардо сказал правду о том, что Джек был на вечеринке?
И если Нардо врал насчет вечеринки, врал ли он просто ради развлечения или чтобы прикрыть собственную задницу?
Лучше всего ей сейчас было поговорить с человеком, к которому, наверное, сложнее всего подступиться, но Эмили уже почти дошла до дома, а Джек наверняка был в сарае. Дома у него в последнее время стало совсем тяжко. Она готовила свои вопросы, пока шла по длинной подъездной дорожке. Джек научил ее методу Коломбо, так что на нем он не сработает. Она не сможет свести все к «еще кое-чему». Эмили должна быть честной с ним и надеяться, что в ответ он тоже проявит честность.
Она репетировала вслух, стараясь сохранять ровную интонацию и говорить спокойным, тихим тоном, на грани шепота.
– Ты сделал это со мной?
Эмили закрыла глаза и повторила вопрос. Она внимательно прислушалась к своему голосу. Она не хотела, чтобы это звучало как обвинение. Она не злилась на него. На самом деле она, наверное, даже испытала бы облегчение, узнав, что это был Сыр, потому что его решение воспользоваться ситуацией было бы полностью понятно. Он был так отчаянно одинок. С ним почти никто не дружил. Насколько Эмили знала, он ни разу не был на свидании. Если бы не его бизнес с травкой, он, вероятно, мог бы провести несколько дней, ни словом не обмолвившись с ровесниками.
Эмили покачала головой. Даже если допустить, что Джек был на вечеринке, невозможно было представить, что мальчики или даже Рики позволили Джеку воспользоваться Эмили.
Но, если верить Дину, Рики вырубилась на лужайке перед домом. А Блейк и Нардо рассказали одну и ту же историю о том, что были в ванной на втором этаже. Пока все подтверждали, что Эмили и Клэй были вместе внизу у бассейна. И что они ругались. Может, они ругались из-за Джека?
Они часто ругались из-за него раньше.
Она услышала гортанный звук, вырвавшийся из ее горла. Все эти бесконечные рассуждения утомляли. Ее мозг будто снова был заперт на карусели. Дом исчез, а пластиковые лошадки на шестах начали двигаться вверх и вниз. Дребезжащая музыка заглушала шум океана. Слезы катились по ее лицу. Карусель крутилась все быстрее и быстрее. Она с трудом держала глаза открытыми. Ее мозг наконец блаженно отключился.
Она понятия не имела, сколько прошло времени. Она помнила, как шла вдоль боковой стены дома, а потом обнаружила себя сидящей на скамейке в английском саду своей матери. В сезон травы и цветы покрывали собой всю дорожку. Золотарник. Рудбекия. Молочай. Развесистая синяя лобелия. Стиль сада восходил к восемнадцатому веку и бунту против симметрии и формальности классического архитектурного сада.
То, что Эстер допускала и даже в каком-то смысле поощряла нечто настолько дикое и неорганизованное, растущее у нее на заднем дворе, всегда казалось Эмили странным. Строгому характеру ее матери гораздо больше подошли бы аккуратно подстриженные самшиты и прямые линии клумб. В саду Эмили всегда было грустно. Он служил напоминанием, что какую-то часть души ее матери она никогда не узнает.
– Эмили?
Кажется, Клэй был удивлен увидеть ее, хотя вообще-то это он проник на чужую территорию.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она.
– Я… – Его глаза метнулись к сараю. – Мне нужно немного снять напряжение.
Эмили сжала губы. Он пришел раздобыть травы, а вместо этого наткнулся на человека, которого сейчас хотел видеть меньше всего на свете.
С людьми случаются вещи и похуже.
– Джека там нет, – сказала она, хотя понятия не имела, в сарае Джек или нет. – Я могу передать ему, что ты заходил.
– Забей. Пересекусь с ним позже. – Но Клэй не спешил уходить. Он сунул руки в карманы и взглянул на сарай с неподдельной тоской. – Это была жесткая пара дней.
Она рассмеялась.
– О, мне очень жаль, что тебе пришлось так непросто.
Он с тяжелым вздохом сел рядом с ней на скамейку.
– Ты не собираешься спросить меня?
Эмили покачала головой, потому что теперь наконец поняла, что это бесполезно. Никто не будет с ней честен.
– Это был не я, – бессмысленно сказал Клэй в пустоту. – Ты знаешь, я не…
– Не видишь меня в таком смысле, – закончила за него Эмили. – Да, я знаю. Твои миньоны уже напели мне это на разные лады.
Клэй снова вздохнул. Пнул носком гравий. На дорожке осталась полоса грязи. Эмили надо будет как-то исправить это после того, как он уйдет. Все как обычно. Она, как и вся остальная клика, исправляли ошибки Клэя почти всю свою жизнь.
Он спросил:
– Что ты будешь делать?
Эмили пожала плечами. Никто не спросил ее, что она будет делать. Все решили ее родители, и сейчас она просто делала то, что ей говорят.
– Ты его чувствуешь?
Эмили проследила за его взглядом. Он смотрел на ее живот. Она машинально прижала к нему ладонь.
– Нет. – Она быстро отдернула руку. Ее слегка затошнило от мысли, что нечто движется внутри ее тела. Она даже не знала, как выглядит ребенок на шестой неделе. Он все еще считался зиготой? Знаний Эмили о беременности хватило, чтобы сдать тест по биологии, но все эти подробности тогда были будто мистического свойства. Эмили представила скопление клеток, которые пульсируют в пузыре с жидкостью и ждут инъекции гормонов, которые скажут им, во что превращаться – в сердце или в почку.
– Слышал, тебе сделали предложение.
Эмили почувствовала, что ее мозг тянется к умиротворяющему вращению карусели. Но она заставила себя остаться в настоящем и спросила Клэя:
– Это они послали тебя сюда?
– Кто?
– Клика. – Эмили обычно ценила его тактичность, но сейчас это ее раздражало. – Рики, Блейк, Нардо. Они боятся, что я разрушу твою жизнь?
Клэй смотрел в землю. Он пробил еще более глубокую борозду в гравии.
– Мне жаль, Эмили. Я знаю, что это не то, чего ты хотела.
Если бы у нее были силы, она бы рассмеялась.
– Ты… – Клэй осекся. – Ты укажешь на кого-нибудь?
– Укажу? – спросила она. Это уже звучало как маккартизм. – И на кого я укажу?
Клэй пожал плечами, но должен был знать весь список. Нардо, Блейк, Дин, Джек. Ну, и он сам, потому что, хоть он и не переставал повторять, что Эмили никогда его не интересовала, он все же был на вечеринке и они, похоже, из-за чего-то ссорились.
Она почувствовала в себе заряд Коломбо. Может быть, Эмили еще не совсем смирилась с судьбой.
– Клэй, прости, что