Ксавье Монтепен - Лучше умереть!

— А я не хочу молчать! — яростно оборвала его Аманда; лицо ее перекосилось от гнева. — Ах! Ты думал, что я слепая и ничего не вижу, глупая и ничего не понимаю! Ты, бедняжка, жестоко ошибся. Теперь я буду следовать за тобой по пятам. Тенью твоей стану. Я хочу быть богатой — и ты сделаешь меня богатой, иначе я отправлю тебя на каторгу. Понял? На каторгу! Да! Да! На каторгу!

И девушка расхохоталась — громко, нервно, прерывисто. Соливо испугался, как бы этот смех не услышали на улице.

— Замолчишь ты наконец? — угрожающе прошипел он.

Аманда, впадая во все более бредовое состояние, возмутилась:

— Замолчать? Почему я должна молчать? Я правду говорю. Никакой ты не барон де Рэйсс! Я еще сорву с тебя маску! Я тут все говорила о каторге, а ведь по тебе, наверное, эшафот плачет!

Наконец Аманда умолкла. Наступила последняя стадия действия канадского зелья. Теперь с ее уст срывались лишь нечленораздельные звуки, похожие на рычание дикого зверя. Прошло еще несколько минут, и девушка рухнула на пол, забившись в страшных судорогах. На губах у нее выступила кровавая пена.

Овид задрожал. Ведь с Жаком Гаро ничего подобного не было. Может быть, доза оказалась слишком большой? Если на его беду Аманда сейчас умрет, ее смерть неизбежно повлечет за собой расследование, и дело примет весьма печальный оборот… Девушка по-прежнему билась в конвульсиях, из груди ее вырывался жуткий хрип.

«Нужно все предусмотреть», — подумал Соливо.

И, выплеснув в камин остатки шартреза из бутылки, он поспешно бросился на улицу, надеясь найти врача. Выходя из сада, он буквально натолкнулся на мужчину с женщиной, они неподвижно стояли, прислушиваясь. Женщина — хозяйка гостиницы — воскликнула:

— Но это же господин барон де Рэйсс!…

— Да, сударыня. Мне срочно нужен врач для той дамы, что живет вместе со мной. Она заболела…

— Значит, те ужасные крики, что мы слышали…

— Да, сударыня, это кричала она.

— Я врач, сударь, — произнес Ришар; он только что закончил перевязывать доставленных в гостиницу раненых, — и готов вам помочь.

— Идемте же скорее, прошу вас, идемте со мной.

Когда они втроем вошли в столовую, девушка по-прежнему лежала на полу, судорожно извиваясь. Доктор Ришар склонился над ней. Пощупал пульс. Затем приподнял полузакрытые веки, разжал судорожно сжатые губы. Кровь изо рта больше не шла — лишь беловатая пена. Доктор внимательно посмотрел на Овида.

— Странная штука, сударь, — сказал он. — Вам приходилось бывать в Америке, не так ли? И вы знакомы с неким Кучиллино из Нью-Йорка?

Соливо смертельно побледнел, внезапно узнав врача: именно он двадцать один год назад на борту «Лорд-Мэра» беседовал с пожилым канадцем.

— Да, сударь, — с трудом произнес он.

— Нашатырь у вас есть? Он нужен мне, и как можно скорее! В противном случае я не ручаюсь за жизнь этой женщины.

— Через три минуты вы получите его, доктор, — сказала хозяйка гостиницы.

И выбежала из комнаты. Как только она скрылась из виду, врач подошел к Соливо и сказал:

— Вы не просто знакомы с проживающим в Нью-Йорке канадцем Кучиллино, вы купили у него настойку, известную там под названием «ликер истины».

Овид понял, что нет смысла отрицать, поэтому кивнул.

— По необходимости — или просто из любопытства — вы решили узнать, что на уме у этой девушки, и пустили в ход канадскую настойку, дабы привести ее в то состояние, в котором даже самые отъявленные лгуны говорят правду.

— Не отрицаю, но у меня были законные основания…

— Меня это мало волнует, — оборвал его врач. — Факт остается фактом: вам повезло, что вы случайно наткнулись именно на меня, ибо вы превысили дозу, и жизнь девушки теперь висит на волоске!

В этот момент вернулась хозяйка гостиницы. Взяв у нее пузырек с нашатырным спиртом, доктор Ришар накапал десять капель в стакан воды. Затем опустился на колени возле Аманды, с трудом разжал ей зубы и заставил выпить. Смесь оказала мгновенное действие. Конвульсии сразу же прекратились, тело девушки обмякло. Доктор заставил ее проглотить еще немного, затем сказал:

— Теперь остается лишь уложить ее в постель. По-моему, теперь она вне опасности. Завтра утром я зайду ее проведать.

Овид поклонился, что-то пробормотал, выражая свою благодарность, и доктор Ришар ушел. Дижонец замер возле кровати, на которой неподвижно лежала примерщица госпожи Огюстин.

— Какое счастье, что она не умерла, — прошептал он, — ибо мне сильно не поздоровилось бы от того заключения, которое написал бы доктор. Но плутовка вне опасности, так что бояться уже нечего. Врач решил, что речь идет о ревнивце, вздумавшем с помощью канадского зелья вырвать у любовницы признание в измене, и он никому ничего не расскажет… Странное совпадение! Ведь это именно тот человек, которого я встретил в день своего приезда сюда в лесу со стариком. И я никак не мог вспомнить, где видел его прежде… Теперь ясно: на борту «Лорд-Мэра». Он расспрашивал канадца о свойствах «ликера истины»… И надо же так случиться, что он оказался здесь и спас Аманду! Любой другой ничего бы не понял и решил, что это — отравление. Мне определенно везет! Теперь я знаю все, о чем думает милое дитя, а сведущий человек, как говорят в народе, двух несведущих стоит! И правильно говорят. Я все время начеку, и Аманда не сможет уже мне ничем навредить…

Люси пребывала во власти смертельной тоски. Воскресенье прошло, а Люсьен, изменив вдруг своим привычкам, так и не пришел. И никакой весточки не прислал… ни словечка не написал… даже не извинился… Что кроется за этим внезапным исчезновением, какую угрозу таит в себе его молчание? Тщетно бедная девушка ломала голову над этой загадкой.

Жанна страдала тоже и, может быть, даже больше, чем дочь, но не было у нее ни сил, ни храбрости, чтобы рассказать всю правду. Час за часом Люси становилась все мрачнее и печальнее. Ведь, судя по всему, Люсьен бросил ее. И в сердце девушки кровоточила теперь глубокая рана. По побледневшим щекам катились крупные слезы, но она даже не осознавала этого.

Люси терпеливо ждала еще два дня, но душевная боль стала просто непереносимой, и она решила, что нужно все узнать, и написала Люсьену письмо. Но ответа не получила. Молчание Люсьена было страшным ударом для нее.

— Она отняла его у меня! — прошептала девушка. — Она украла его у меня!

И душу ее ожгла ревность.

— Ну что ж! — решила она. — Тогда я сама к нему пойду; не для того, чтобы выклянчивать у него любовь и упрекать за предательство, нет, но чтобы узнать, почему он так подло бросил меня.

Люсьен заканчивал работу на заводе в семь; в половине восьмого Люси явилась на улицу Миромесниль. Ей уже несколько раз доводилось провожать Люсьена до дверей этого дома, и он показал ей окна своей квартиры; поэтому она знала, что он живет на четвертом этаже, но понятия не имела, какая из дверей на площадке ведет в его жилище. Так что ей пришлось обратиться в привратницкую. Привратник с женой сидели за ужином.

— Простите, где живет господин Лабру? — запинаясь, спросила Люси.

— Четвертый этаж, дверь… — начала было консьержка.

Но муж толкнул ее локтем в бок.

— Господина Лабру дома нет, — сухо заявил он, — господин Лабру уехал.

— Уехал! — повторила девушка. — И надолго?

— Знать не знаем. Господин Лабру не имеет обыкновения отчитываться перед нами.

Опустив голову, Люси вышла.

— Ну и бестолочь же ты! Забыла, о чем просил нас господин Люсьен? — вскричал привратник, как только они с женой остались одни. — «Если меня будет спрашивать женщина, то будь она в годах или совсем молоденькая, отвечайте, что я уехал». Неужели неясно?

Люси медленно перешла на другую сторону улицы.

«Если Люсьен и в самом деле в отъезде, — думала она, — он, наверное, потом это как-то объяснит».

Прежде чем отправиться домой, девушка остановилась и, подняв голову, взглянула на окна квартиры Люсьена. И внезапно вздрогнула, смертельно побледнев: в его квартире горел свет.

— Ах! — сдавленно произнесла она. — Они солгали мне: Люсьен дома… Зачем они это сделали?

Стараясь ступать как можно тверже, Люси перешла через улицу и вновь вошла в дом. Консьерж, собираясь закрыть ворота, вышел в этот момент из привратницкой и узнал девушку.

— Как, это опять вы! — сказал он, преграждая ей путь.

— Да, это я. Вы обманули меня: господин Лабру не уехал.

— Я ответил вам то, что и должен был ответить.

— Но господин Лабру дома!

— Вы, барышня, определенно умом повредились!

Грубый тон, обидные слова возмутили Люси.

— Что вы себе позволяете, сударь, вы даже не знаете, с кем разговариваете! — воскликнула она.

— С кем? — с усмешкой произнес консьерж. — С вами, черт побери! Нам вас достаточно хорошо описали, вот мы и сказали то, что было велено… Ведь именно вас нам и запретили пропускать в дом! И велел нам это господин Лабру. А! Вы, значит, видели свет в окнах. Ну так знайте: да, он дома, но не желает видеть вас.