Александра Маринина - Воющие псы одиночества
- Это была фотография девушки, убитой в Москве в ночь на 1 апреля. Я сначала ее не узнала, потому что видела только снимок трупа, сделанный на месте происшествия, а у Веры в компьютере прижизненная фотография, причем присланная ей по электронной почте за две недели до убийства. Все-таки потрясающе, до чего Вера уверена в своей безопасности, в том, что никто никогда ни о чем не догадается и ее не найдет. Ни одного следа не уничтожила, всю почту сохранила, можно элементарно установить, кто отправлял ей эти фотографии.
- А их много? - с ужасом спросила Даша.
- Около десяти. Убитая девушка, наша Лилька и еще семь или восемь. И не только девушки, но и юноши.
- То есть Лиля… - побелевшими губами начала Даша и остановилась, не в силах выговорить то, что она думала.
- Должна быть одной из следующих жертв. Да не пугайся ты, Дашуня, все под контролем. Человека, который прислал Вере фотографию Лили, плотно опекают, он теперь кашлянуть не сможет так, чтобы наши ребята об этом не узнали. Все будет в порядке.
Настя старалась казаться бодрой и уверенной, но на самом деле она боялась почти до обморока. Конечно, Коротков - человек супернадежный, он все сделает как надо, ребят подключит. И тем более если он доложит о ее звонке Афоне, который держит на контроле убийство Оли Николаевой.
У Афони длинные руки, он может при помощи своих связей задействовать такие силы, что мышь не проскочит. Правда, он редко это делает, только когда ему это нужно для поддержания собственного авторитета, но ведь здесь речь идет как раз о его авторитете. Настина докладная, подписанная, правда, Юркой Коротковым, лежит у него на столе. Коротков сказал, что шеф прочел внимательно, не отшвырнул и крик не поднял, а глубоко задумался. Не иначе в начальники главка метит, а до этого надо бы стать начальником отдела в этом главке… Аппаратные игры, одним словом. Выявить своими силами межрегиональную серию, и не просто выявить, а раскрыть преступления и задержать убийцу - это дорогого стоит. Ради этого Афоня будет напрягаться, даже может из отпуска выйти.
Итак, Вера Лозинцева внимательно изучает материалы о «громких» преступлениях, после которых в течение одного-двух дней совершались убийства юношей и девушек, родители которых работали в разных звеньях правоохранительной системы. Изучает и с глубоким удовлетворением убеждается в том, что ее расчет был правильным: на фоне «громких» дел на эти убийства никто уже внимания не обращает. Газеты о них не пишут, а если и пишут, то только в рубрике «Криминальная хроника», где в пяти-шести строчках сообщается, что вот, мол, магазин обворовали, бомжи сарай подожгли, велосипедист курицу переехал, труп обнаружили. Газетам не до них. Журналистам не до них. Значит… Правильно. И милиционерам тоже не до них. Потому что нравственность прессы полностью отражает нравственность общества. Пресса ровно такая, каково общество, людям сообщают о том, что им интересно, о том, что они хотят знать, в противном случае никто не будет читать газеты и смотреть новости. И Вера Лозинцева, по всей вероятности, понимала это очень хорошо.
Чего же она хотела? Она хотела, чтобы работники милиции, прокуратуры, суда, юстиции, адвокатуры и так далее испытали сами, каково это - терять ребенка. Она не смогла простить милиционерам того, что они трижды задерживали убийцу-маньяка Семагина и отпускали его. Если бы не это, ее Кристина, ее самый любимый ребенок, последняя жертва Семагина, была бы жива. Она ждала, что этих неизвестных ей милиционеров тоже будут судить, пусть не как убийц, но хотя бы за халатность, ну хоть за что-нибудь, но пусть они поплатятся за смерть ее ребенка. Никто, однако, не поплатился. И тогда Вера стала вершить свой суд собственными силами. Дети работников правоохранительных органов будут умирать от руки маньяка. Именно маньяка. Как ее Кристина. Ни у кого не должно быть сочинений в том, что это маньяк, поэтому убийство должно носить элемент ритуальности. Вера не хотела излишних ужасов, и ритуальность виделась ей не как жуткая расчлененка и вывернутые кишки или имитация черной мессы, нет, ее вполне удовлетворяла такая невинная вещь, как оставленный на теле жертвы предмет. У следствия не должно быть сомнений в том, что убийство совершено не по личным мотивам и не из корыстных побуждений. Нужен штрих, свидетельствующий в пользу маньяка. И пусть потом родители убитых думают: «Мой ребенок не виноват в том, что случилось, он не давал повода для конфликта своим друзьям и знакомым, он пал жертвой маньяка, который разгуливает по городу, но которого не могут поймать или вообще никто не ищет. Если бы милиция работала лучше, если бы они не только пили водку и «крышевали», а еще и дело делали бы, мой ребенок был бы жив». То были мысли самой Веры, не дававшие ей покоя с тех самых пор, как она узнала о том, что Семагина трижды отпускали, и теперь она хотела, чтобы ту же боль, и тот же ужас, и то же отчаяние испытали и другие. Не любые другие, а именно те, кто по своей профессии или по должности имел отношение к раскрытию преступлений, к следствию и суду.
Было и еще одно условие, которое придумала Вера Лозинцева. Преступления, которые будут совершать с ее благословения и за ее деньги, не должны быть раскрыты. Ей это ни к чему, ведь ее привлекут как организатора и заказчика. Добиться этого можно разными путями, например, оригинальностью, осторожностью, предусмотрительностью. Одним из способов ей виделось совершение преступления сразу же после другого «громкого» события. Тогда у милиционеров не будет ни сил, ни времени.
И изучение региональной прессы это подтвердило. Расчет оправдался. О так называемых резонансных преступлениях писали много, о прочих не писали почти ничего. Соответственно этому было и отношение. Никто не надрывался в поисках убийцы, преступления не ставились на особый контроль. Ничего не происходило. Производились неотложные следственные действия, как и положено, результата они не давали, и материалы уголовных дел потихоньку гнили в сейфах следователей и оперативников, никому не нужные и всеми позабытые.
Но как, как Вера ухитрялась все это организовывать? Приезжала из Германии, убивала и потом возвращалась назад? В принципе возможно, она гражданка России, имеющая вид на жительство в Германии, так что визы ей не нужны. Узнала, что где-то совершено подходящее преступление, купила билет на самолет и прилетела. Но никак не получается. Георгий утверждает, что длительных отлучек он за Верой не замечал. А за один день обернуться невозможно, ведь нужно не просто прилететь в Москву, а еще и добраться до, например, Ярославля или Чебоксар, найти нужного человека - юношу или девушку, родители которых соответствуют определенным требованиям, потом подловить момент, когда можно совершить убийство, и вернуться в Германию… Нет, за один день этого сделать нельзя, и за два тоже.
Значит, у нее был помощник. Человек в России, мобильный, дерзкий, готовый ради денег на все. Первой его жертвой стала Таня Шустова, дочь майора милиции. Вряд ли можно считать совпадением, что Таня жила в соседнем доме с Лозинцевыми. Никакого совпадения. Вероятно, Вера попросила своего помощника проведать детей, посмотреть, как они устроились на новом месте, какую квартиру купил бывший муж. Пока помощник крутился возле дома, выжидая удобный момент для наведения справок, в поле его зрения появился майор Шустов с дочерью. То ли он был в форме, то ли приехал на милицейской машине, то ли еще что… Но первую жертву помощник таким образом присмотрел. А как только похитили банкира Татищева, он явился к дому, где жили Шустовы, и стал ждать. Ему повезло, Таня в этот день не сидела дома у доктора Бычкова, она приехала к родителям, но поздно вечером ушла. Если бы Бычков в тот день не дежурил, Таня осталась бы жива. Помощник у Веры Лозинцевой был удачливым. Но и он совершал ошибки, вероятно, очень хотел выполнить задание и заработать свой гонорар, поэтому пару раз схалтурил, убил дочь сотрудника налоговой полиции и сына судьи арбитражного суда. В схему Веры Лозинцевой это не вписывалось. Точнее, не вписывалось в ту схему, которую придумала Настя, чтобы связать воедино разрозненные факты. Ничем, кроме оплошности или глупости исполнителя, она не смогла объяснить появление в списке родителей налоговика и судьи-цивилиста. И обстоятельство это навело ее на мысль о том, что исполнители были все время разные. Так сказать, одноразовые. Если бы помощник у Веры был постоянным, он бы точно знал требования своей заказчицы и не допустил бы такого промаха.
А потом стали появляться фотографии. Раньше их не было. Первая пришла по электронной почте в январе, последняя - хмурого, хилого на вид юноши - два дня назад. Фотография Оли Николаевой появилась в компьютере у Веры 17 марта, фотография Лили Стасовой - 14 апреля. Значит, Лозинцева изменила методику. Действительно, зачем мотаться по всей стране в погоне за «громкими» криминальными событиями и потом судорожно искать подходящие жертвы? Наверняка это получалось через четыре раза на пятый, помощник не всегда успевал вовремя или не мог найти нужный ему объект для убийства. Куда разумнее работать на опережение, намечать жертвы заранее, поддерживать с ними знакомство и потом убивать, как только в Москве что-нибудь «прогремит». Ну и что, что в Москве и только в Москве? Во-первых, Москва большая, и милиция в ней какая-то разрозненная, правая рука не знает, что делает левая. Во-вторых, есть еще и область, куда легко можно вывезти будущую жертву, и следствием будут заниматься по месту обнаружения трупа, то есть не в Москве. Интересно, чья это была идея, самой Веры или ее нового помощника?
