Спецназовец. Шальная пуля - Андрей Воронин
Аман встал, низко склонив голову.
– У меня не было выбора, – глухо произнес он.
Дверь негромко стукнула, впустив в кабинет Ису Ругоева. Ничего не говоря, начальник караула остановился у порога, сложив на животе руки, в одной из которых был пистолет. Расулов сделал знак, и Иса, помедлив, спрятал оружие в наплечную кобуру.
– У тебя был выбор, Аман, – сказал Магомед Расулов, со смесью брезгливости и сочувствия глядя снизу вверх на предателя. – И, чтобы узнать об этом, достаточно было просто чуточку пошевелить мозгами. Да будет тебе известно, что твою семью никто и пальцем не трогал! Они спокойно сидят дома и гадают, почему ты перестал им звонить, а твой брат даже собрался приехать сюда, чтобы выяснить, что с тобой стряслось. Тебя обманули, как малолетнего ребенка, Аман. И теперь я спрашиваю: что мне с тобой делать?
– Прошу тебя о великой милости, уважаемый Магомед, – не поднимая головы, глухо проговорил Муразов, – убей меня, но не трогай моих родных.
– Твоя смерть никого не вернет назад и ничего не исправит, – сказал Расулов. – Я никому не стану рассказывать о твоем предательстве, дабы не запятнать позором твою ни в чем не повинную семью. Но тебе больше нет места под моей крышей. Ты уйдешь, Аман, и сам решишь, что с собой делать. Но раньше я намерен прояснить в этой темной истории кое-какие моменты, и ты мне в этом поможешь. Прежде всего, меня интересует твой куратор…
– Я убью этого шакала, клянусь!
– Не раньше, чем он скажет все, что ему известно о причинах слежки за мной и взрыве в аэропорту, – спокойно уточнил Расулов. – Я почти уверен, что одно тесно связано с другим, но, как говорят русские, «почти» не считается, особенно в таком серьезном деле, как это. Ты поможешь ему, Иса. Вы привыкли работать в паре…
– Э!.. – с горечью воскликнул начальник караула, вложив в это короткое междометие бездну переполнявших его чувств.
– Это приказ, – металлическим голосом произнес Расулов. – Я хочу, чтобы не позднее завтрашнего утра диктофонная запись допроса и собственноручно подписанные показания этого человека лежали на моем столе. Что будет с ним, меня не интересует. Вы свободны. Прощай, Аман. Мы больше не увидимся, и не попадайся мне на глаза – я боюсь не сдержаться и все-таки испачкать об тебя руки. Отдай Исе пистолет, и ступайте. Я хочу побыть один, мне надо подумать.
Глава 17
Дорога серой лентой сухого асфальта с монотонным гулом ложилась под колеса. Она была похожа на холодную реку в белых берегах, на широкую трещину в приполярном ледяном поле или на оставленный мощным атомным ледоколом проход в арктических льдах. Тугие шлепки и удары шин об ее неровности напоминали плеск мелкой речной волны в днище мчащейся на большой скорости моторной лодки, и, если чуточку напрячь воображение, можно было сочинить целую историю об опасных приключениях в суровых северных широтах с собой в главной роли. Но Александру Борисовичу Томилину было не до романтических фантазий, тем более что ему незачем было отправляться куда-то к черту на рога в поисках приключений – их ему с избытком хватало здесь, в Москве.
Короткий зимний день клонился к вечеру. Из-за низкой облачности даже полуденный свет казался сумеречным, а сейчас, в четвертом часу пополудни, уже начало по-настоящему смеркаться. Снова пошел снег, и полковник включил фары. Сквозь частую кисею мельтешащих перед ветровым стеклом хлопьев изредка подслеповато и мрачно посверкивали фары немногочисленных встречных машин. Полковник возвращался в Москву из загородного дома своего шефа, генерал-майора Бочкарева, куда был вызван для чертовски неприятного разговора, кончившегося, впрочем, вполне благополучно. Правда, благополучие это было условным, промежуточным и изобиловало массой оговорок, всяческих «но» и «если», однако, с учетом обстоятельств, даже такой результат можно было считать большой удачей.
Бочкарев, чтоб ему пусто было, в очередной раз доказал, что он не дурак, и продемонстрировал свою вошедшую в поговорки проницательность. Как выяснилось в ходе исторической беседы под треск огня в закопченном камине и не лишенные приятности звуки, извлекаемые госпожой генеральшей из установленного на втором этаже концертного рояля, его превосходительство свято следовал поговорке «доверяй, но проверяй» и не обошел деятельность полковника Томилина самым пристальным вниманием. Продемонстрировав отличную информированность, господин генерал прямо и недвусмысленно указал Александру Борисовичу на ряд ошибок, допущенных им в ходе разработки и проведения операции по дискредитации Магомеда Расулова. Самой главной ошибкой полковника Томилина, по мнению генерала Бочкарева, было то, что он вообще родился на свет; вторым по значимости просчетом Андрей Васильевич считал поступление Томилина на службу в ФСБ; все прочее по сравнению с этими основополагающими, фундаментальными ляпами представлялось ему сущими пустяками. Взрыв в Домодедово, унесший десятки человеческих жизней, господин генерал назвал стрельбой из пушки по воробьям; от его внимания не укрылся и тайный карьерный замысел полковника, вызвавший у него пренебрежительно-насмешливую реакцию: куда ты лезешь, дурашка, подрасти сперва!
К сожалению, во многом его превосходительство был прав. Томилину удалось переиграть противника, ловко пустив Спеца по ложному следу, однако на этом его удача кончилась. Взрыв в Домодедово не принес желаемого результата, поскольку обвинить в его организации Магомеда Расулова не удалось. Проведенный
