Фридрих Незнанский - Ошибка президента
— В фонде, начальник, в фонде, да чем ты слушаешь! Фонд с заковыристым таким названием. Я полчаса учил, прежде чем выучил: «Фонд демократизации экономики». Во как!
— Что? — переспросил Турецкий.
— «Демократизации экономики», — повторил Тимофеев, довольный произведенным эффектом. — А больше выпить ничего нет, а, начальник?
— Нету, — покачал головой Турецкий. — А что вы еще знаете про этот фонд, Тимофеев?
— Ничегошеньки, — осклабился Тимофеев, — но могу быть уверен — если уж там заправляет Леха или как его теперь — Арка-адий, — то ничего хорошего там не происходит. Так-то.
— Ну спасибо за помощь... — начал Турецкий.
— Но обещай, начальник, когда возьмешь его, в глаза посмотри и скажи: «Помнишь Попердяку»? Сделаешь, а, начальник?
— Сделаю, — ответил Турецкий.
Понимая, что непрошеный гость уходить не собирается, а так и будет раскачиваться на табурете посреди кухни, пока не окажется, что на метро он уже не успевает, Турецкий решился на крайность:
— Слушай, Тимофеев, может, дойдешь со мной до ларька, есть тут у нас рядом, круглые сутки работает, мне сигарет купить надо. Там и водка кристалловская бывает по четыре.
— Давай, коли не шутишь.
Тимофеев, наконец, поднялся. Они вместе с Турецким вышли в прихожую, и Саша, чертыхаясь и матерясь про себя, сунул ноги в ботинки и надел куртку. Проще всего было распить с Тимофеевым бутылку где-нибудь на улице или в подъезде, сославшись на то, что жена все равно выгонит, а потом спокойно идти домой досыпать. Да нет, какое уж там досыпать, надо срочно дозвониться до Дроздова, до Романовой, до Меркулова и пытаться сейчас, а не завтра утром узнать все, что только можно, про таинственный фонд «Демократизация экономики», где, по словам Тимофеева, заправляет такой лихой исполнительный директор.
4
До своей развалюхи в Можайске Тимофеев не дошел каких-то метров сто. Утром его нашли у забора с проломленной головой. Дело как открыли, так и закрыли — нелюдимый сторож молокозавода никого не интересовал, и его смерть прошла незамеченной.
Глава шестнадцатая ПРЕДАТЕЛЬ
1
Александра Ивановна вынула из сейфа папку, где был перечень всех «своих» муровских точек. Центр и новостройки ее не интересовали, и она сразу же перешла к последним страничкам, где был список частных домов, находившихся на территории Москвы. Нужно было выбрать четыре. Об охране она уже решила договориться с областной милицией — это было другое ведомство, и вероятность того, что сведения перекочуют оттуда, казалась существенно меньшей, чем если охрану этих объектов придется организовывать в Москве. Романова была уверена, что предатель работает не один, у него сеть подчиненных, причем эти также «свои».
Пересмотрев несколько дел, Романова остановилась на четырех адресах: 1. Митино, 1-ая Пинягинская ул., дом 39; 2. Южное Бутово, ул. Богучарская, дом 4; 3. Терехово, ул. Нижние Мневники, дом 16. Это был загадочный деревенский анклав между Крылатским и районом Октябрьского поля. Что бы выбрать еще? Романова еще раз просмотрела список и, наконец, записала на листе под номером четвертым: пос. Востряково Солнцевского района, 3-й Дачно-Мещерский проезд, 18.
Спецдонесения она печатала сама, понимая, что, как бы хорошо она ни относилась к своей секретарше Любочке, та тоже была под подозрением.
2
Совершенно секретно
Советнику юстиции А. Б. Турецкому
СПЕЦДОНЕСЕНИЕ
Довожу до Вашего сведения, что этапируемый из города Князев Владимирской области в Москву гражданин Дегтярь Олег Васильевич будет размещен не в ДПЗ МУРа, а в конспиративной точке по адресу: Терехово, улица Нижние Мневники, дом 16.
Полковник милиции Романова
Шура перепечатала этот документ четыре раза, изменяя только имя того, кому предназначался документ, а также адрес, по которому предполагалось разместить Дегтяря, а он на самом деле на пару дней остается там, где и был, в Князеве.
Теперь нужно было договориться с областной милицией, это было лучше делать лично.
— Люба, попроси, чтобы дали машину, — велела она секретарше.
Теперь все связалось в тугой узел: Дарья Лукинична Арзамасцева, на которую были зарегистрированы злополучные пейджеры, князевский «Хемингуэй» Дегтярь (он же социолог Игорь) и, наконец, Леха Алай, ставший Аркадием Сотниковым.
«Фонд содействия демократизации в экономике» был довольно известным. Турецкий припомнил, что не раз слышал такое словосочетание — о нем говорили по радио и телевидению, писали в газетах, и всегда с большой долей уважения, как о солидной, демократической организации, одной из таких, на которые только и осталась еще надежда.
Возможно, полстакана водки, выпитой натощак с закуской в виде половинки от «сладкой парочки Твикс», окончательно обострили память Турецкого, но он отчетливо вспомнил, что всего лишь пару дней назад видел краем глаза по телевизору в программе «Время», как сам Президент посещает руководство «Фонда содействия демократизации в экономике» и высказывает удовлетворение его работой, заявляя, что именно такие фонды и показывают стране реальный выход из кризиса.
«Ох, Григорий Иванович, — думал Турецкий, — дурят тебя почем зря. — Покладистость Грязнова-старшего, вполне объяснимая, была, разумеется, на руку Корсунскому и Шилову. Теперь они могли, как опытные кукловоды, дергать за нужные веревочки, и Президент, как марионетка, исполнял все, что от него было нужно. — В этот фонд зачем-то поперся, старый дурак», — с досадой думал Турецкий, хотя и понимал, что единственной возможностью для дядюшки Грязнова продержаться на этой роли было слушаться своих помощников и референтов. А уж референты у него были, видно, такие, как надо.
Турецкий, прибыв в МУР до начала рабочего дня, в коридоре нос к носу столкнулся со Славой Грязновым.
— Саша! — воскликнул он, — Тебя-то я и ищу. Звонил тебе все утро, а ты уже убежал куда-то ни свет ни заря. Ирины тоже нет. Ну я и решил, что ты здесь.
— Да, я к Романовой, — ответил Турецкий, — тут такие... Ну что там у тебя, выкладывай?
— Слушай, надо найти Точилина, племянника. Ты можешь связаться с ним через Дроздова или как-нибудь?
— А что такое?
— Не могу, понимаешь, я как телевизор включу или просто газету открою — и там он, дядя Гриша! Каких дров наломал всего-то за пару недель! Ты слышал его выступление на Совете безопасности? Да этот идиот, по-моему, хочет заваруху устроить. Не навоевался в своих ПВО!
— Слава, от него-то что зависит? Подумай. Он ведь может только делать то, что ему говорят. Надо голову ломать не над тем, как из глупой головы сделать умную, а как бы обратно умную посадить.
— Не говори, Сашок. — Грязнов махнул рукой. — Я всегда знал, что дядя Гриша звезд с неба не хватает, но чтобы он таким идиотом оказался... Стыдно, понимаешь, стыдно людям в глаза смотреть.
— Плевать, Славка. Ты слыхал про такой «Фонд содействия демократизации в экономике» ?
— Да вроде слышал чего-то. Ну да, точно, на днях мой придурок туда ездил, речь закатил... Я его слушал и знаешь, — лицо Грязнова скривилось, как будто у него внезапно заболели зубы, — я как услышал, что он «глубоко удовлетворен работой этого фонда», сразу Брежнев припомнился. И лицо-то, не черты, а само выражение — прямо Леонид Ильич. И ведь вижу-то не я один, вся страна смотрит. Стыд-то какой, Сашка!
— Погоди ты со своим стыдом. — Турецкий с нетерпением сжал кулаки. — Ты можешь выяснить про этот фонд все, что возможно? Мы через МУР и Прокуратуру узнаем официальные данные, а хотелось бы их немного прощупать... Нет ли у них каких-то загородных дач, домов отдыха, чего-нибудь такого.
— «Фонд содействия демократизации в экономике», — повторил Грязнов, — попробуем узнать.
3
Дом 18 по Третьему Дачно-Мещерскому проезду был особенным. Высокое двухэтажное строение с полукруглым балконом возвышалось посреди гигантского для подмосковного поселка участка площадью не меньше чем в полгектара. При этом на нем не было ни аккуратно вскопанных грядок, как на соседних участках, ни многочисленных сараев и сараюшечек. Только в самом конце стоял добротный кирпичный гараж. Дом был окружен старым яблоневым садом, так что по весне он погружался в бело-розовую пену цветов.
Второй такой не так легко найти, потому-то его и облюбовали киношники — здесь не раз снимались дачные сцены, когда ставили фильмы из жизни прошлого века. Хозяевами были пожилой седобородый старик и его взрослый сын, который рано утром уезжал на своем автомобиле в город, возвращаясь лишь поздно вечером. Впрочем, иногда к нему приезжали такие же, как он, товарищи — владельцы личных машин, и тогда из дома слышались музыка и смех.
