Корень зла среди трав - Татьяна Юрьевна Степанова
– Столько усилий, страданий, жертв, столько смертей! – не выдержал Макар. – И все ради чего?! Ответьте! Мой разум отказывается принять. Какие-то авторские права! На персонажей мультфильмов! Но это же… фейк! Мираж! Даже не собственность, не деньги, не недвижимость, ради которых убивают из-за наследства. Ну, получили бы вы их по суду, как дочь Авессоломова. А Квартет Шалунов у вас бы никто не купил. Я хочу понять – как вы сами-то себе все представляли?
– Ты… умник. Ты как наш Левик. Родился в богатстве. Живешь на всем готовом. Соришь баблом. В гувернантки себе Гулькину решил пригласить, переводчицу с тремя языками. Что ты знаешь о моей жизни? О моих лишениях? О моей мечте?! – Глаза Тамары сверкнули.
– Какой еще мечте? – Макар повысил голос.
– Отцу сразу предлагали немалые деньги за авторские права. К счастью, его болезнь все пресекла, а то он бы спустил бездарно и Квартет Шалунов, как все прочее раньше, – ответила Тамара. – Гулькина-дура, скорбя о нем, кажется, даже и не поняла: к ней с Квартетом Шалунов перешел Клондайк.
– Какой еще Клондайк? Что вы плетете? – не сдавался Макар.
– Они бы… киношники, издатели комиксов, деляги все равно бы приползли ко мне со своими предложениями, – убежденно, страстно заявила Тамара. – Квартет Шалунов когда-то выдержал семь серий на телевидении. Сейчас оголтело метут по советским сусекам – эксплуатируют старые идеи. Паразитируют на ностальгии. Успех фильма про ушастого киногероя доказал наглядно, какие доходы может принести мультперсонаж. А в Квартете Шалунов их целых четыре. Я могла бы потребовать со студии по два миллиона за каждого плюс еще процент с проката снятого фильма. Моя мечта! Процент с проката. Я бы обеспечила себе безбедную старость. Десятки миллионов на моем счету. А я за свою жизнь у Искры, шантажируемая Мухой навозной, так и не заработала себе на приличный гроб! И ты не смей, умник, говорить мне, что моя мечта – фейк! Ты спрашиваешь, чего я добилась? Всего! Даже сидя в тюрьме по обвинению в убийствах, я остаюсь дочерью Авессоломова, единственной законной наследницей. Квартет Шалунов теперь мой. Родство я докажу. Продам Квартет задорого, найму лучших адвокатов. Отсижу часть срока… и выйду. Юристы вытащат меня, я им заплачу. Остатка денег хватит мне на все – до конца жизни.
Клавдий Мамонтов созерцал ее, орущую, брызгающую слюной, фанатично убежденную. Вспоминал, как она душила Светлану Кантемирову на их глазах, как схватила за ноги Левку в ванной. Как ударила себя в грудь кулаками в кухне.
Полковник Гущин счел ее женщиной-загадкой.
А на взгляд Мамонтова, тайна Тамары состояла в том, что в душе она не являлась просто корыстным расчетливым убийцей. Нет, она тоже была маньяком. Только особенным. Возможно, наиболее опасным – фанатически рациональным. С мечтой.
Глава 46
Вертумн и Помона
Там шелест тисовых кустов Сны о минувшем дне дарует, И голубь шелковый воркует. Ковер душистый из цветов И снег заоблачных вершин Хранят в ночи следы до срока, Источник горный – вкус Востока Струится в кованый кувшин, Там в тот аул ведет дорога, где…
Стихи Гектора Борщова из «Кавказской тетради»,
не прочтенные Кате.
Тамара напоследок рассказала, как собирала цветы борщевика Сосновского у проезжих дорог, как засушивала впрок их, как извлекала сок из стеблей, а он высыхал слишком быстро, и она додумалась разбавить его гелем для душа. Идея о знаке на груди жертв пришла ей на ум спонтанно – она все искала нечто яркое, броское, страшное, пугающее. Но обо всем этом она вещала равнодушно, без страсти и вызова – совсем не так, как о своей мечте.
Глубокой ночью, когда на даче начался повторный обыск, Макар и Клавдий Мамонтов забрали Леву Кантемирова и втроем отправились в Бронницы, в дом на озере. Макар внушил Леве – «тебе, братан, лучше пожить какое-то время до и после похорон Искры у меня, избегая мрачного Воеводина и арендованного дома у станции «Ока».
В пути у Кантемирова «прорвало плотину» – он плакал навзрыд, не вытирал слез с мокрого лица…
Клавдий Мамонтов и Макар не утешали его, давая ему возможность выплакаться, выстрадать все. Клавдий Мамонтов размышлял о втором рисунке маленькой Августы – где она нарисовала горную вершину в снегу. Кавказ? С Макаром он не делился, потому что и сам ничего не знал – историю ботанической экспедиции 1951 года по-прежнему покрывал мрак тайны. И Мамонтов смирился – им никогда не узнать правды.
Удивительно, но полковник Гущин думал о том же. Он даже не подозревал о рисунках Августы, Мамонтов и ему не сказал. Просто в профессиональном плане Гущина точило чувство некой незавершенности момента. Когда Тамару увезли в следственный изолятор, а обыск на даче утром закончился, он в одиночестве вернулся в Чеховское управление полиции. Спустился в ИВС и приказал выпустить на свободу Астаховых – брата и сестру.
Им вернули изъятые при досмотре вещи, полковник Гущин лично извинился за ошибку в их задержании, продиктовал Анете Астаховой номер телефона приюта при ветклинике, где куковали на передержке ее верные Тедди и Фредди. Анета моментально начала звонить в приют, вышла на улицу. А полковник Гущин попросил Дениса Астахова на пару минут задержаться. Они стояли напротив друг друга.
– Нина Кантемирова, – начал полковник Гущин.
– Да? – Астахов глянул на него с вызовом.
– В те годы, когда вы жили с ней, она не рассказывала вам про пятьдесят первый год, про экспедицию на Домбай и о случившемся с ними?
– Она мне говорила, что они с Кантемировым на Домбае попали в серьезную передрягу, – ответил Астахов.
– Ничего больше не упоминала?
– Сказала – ей пришлось принести немалые жертвы.
– Именно ей? – спросил полковник Гущин. – А не ее будущему мужу Владимиру Кантемирову?
– Нет, лично ей.
Астахов замолчал, отвел взор. Полковнику Гущину показалось, что он не желает продолжать. А он вспоминал.
Они в постели в спальне. Смятые потные простыни, разбросанные подушки. Нина сидит, опершись спиной об изголовье, и курит сигарету. Ее темные крашеные волосы в беспорядке, в прядях седина, старческое тело хрупкое, худое, кожа как пергамент, на шее и лице морщины. Однако она не стесняется старческой наготы. Своего увядания. Она наклоняется и пылко целует его, Денни… «Мой Вертумн, мой юный Вертумн», – шепчет она
