Артур Омре - Риф Скорпион (Сборник)

— Вместе с вашими дурацкими алмазами, — сказал я. Он кивнул.

— Мы и сами так думали. В Нью-Йорк Маколи не вернулся, справедливо полагая, что раз наши люди поняли, что он вел самолет, участвуя, таким образом, в краже у нас алмазов, мы можем иметь на него зуб. Его жена тоже исчезла, В компании нам объяснили, что он уволился по состоянию здоровья (у него якобы был сердечный приступ). А еще раньше, когда уезжал, он им сказал, что ему надо съездить на Западное побережье: заболел кто-то из родных или что-то в этом роде. Мы стали его искать. Пару раз чуть было не поймали его, однако в последний момент ему удавалось скрыться. Но самое удивительное было в том, что он ни разу не попытался продать алмазы. Примерно в то время, как мы засекли его в Санпорте, мы начали понимать почему: у него их просто не было. Он удрал от нас в Санпорте, опять улетел на самолете. Мы выяснили, что с ним полетел еще один человек, у которого был акваланг. Кстати, Маколи совсем не умел плавать. Как только мы узнали о водолазе, сразу поняли, как было дело. Металлический ящик с алмазами упал в лагуну, когда был убит друг Маколи.

Нам не оставалось ничего другого, как только следить за миссис Маколи и надеяться, что рано или поздно она приведет нас к мужу. Но тут у нас возникло серьезное подозрение, что Маколи вернулся в Санпорт. Вы, вероятно, не обратили внимания на небольшую заметку в газете (она появилась спустя пять дней после отлета Маколи) о том, что баркас привез в порт человека, которого сняли с надувного плота в районе банки Кампече. По словам капитана, тип этот назвался пилотом мексиканской авиакомпании и сказал, что попал в авиакатастрофу, когда летел один на акваплане из Тампико в Прогрессо. Как ни странно, он исчез, как только баркас причалил к берегу.

— Я понял, — сказал я. — Как только она вошла в контакт со мной, вы догадались, что эта жертва авиакатастрофы был Маколи. Он полетел с водолазом искать ящик в лагуне. Но откуда вы узнали, нашел ли он ящик и вообще добрался ли до места? Может, самолет упал на пути туда.

— Нет, он упал на обратном пути. Ящик в самолете.

— Понятно. Узнав, что он хочет нанять меня для выполнения водолазных работ, вы сделали вывод, что он знает, где самолет, и может найти его.

Баркли кивнул.

— Верно. Мы также предполагали, что он прячется прямо в доме, но догадывались, что взять его живым будет непросто. Он был вооружен и очень напуган.

— Одного я никак не могу взять в толк, — сказал я, — почему вы и ваши пустоголовые головорезы не захватили его жену и не получили нужную информацию от нее? Вы убеждены, что она знает местонахождение самолета. Почему же вы позволили ей целую неделю, даже больше, ходить туда-сюда у вас под носом?

— Тогда мы не были уверены, что она знает, где самолет.

— Но теперь-то вы уверены. Почему?

Он прикурил, придерживая руль ногой. Огни Санпорта уже исчезали за горизонтом.

— Это совсем просто, — объяснил он, затягиваясь, и, по правде сказать, мне немного стыдно, что я раньше до этого не додумался. — Два дня назад я написал Маколи письмо, в котором объяснил, что будет разумней сообщить ей, где самолет.

Я покачал головой.

— Не совсем понимаю. Куда вы послали это письмо?

— По его домашнему адресу, конечно. Даже если его не было в доме, она бы ему передала.

— Станет он выполнять ваши указания! Не смешите меня. С какой стати ему слушаться вас?

Он опять улыбнулся.

— Тут я с вами не соглашусь, старина. У него были все основания сказать ей. Если помните, Маколи работал в страховой компании. Он не занимался страхованием жизни, но, будучи женатым человеком, лучше других знал, как важно иметь такой полис. Я просто указал ему на тот факт, что с ним может что-то случиться, и он обязан подумать о том, чтобы защитить жену.

— Защитить, сказав ей, где находится самолет? — переспросил я, не веря своим ушам.

— Да, — сказал он.

— Просто здорово! — сказал я. — Таким образом, он гарантирует ей похищение, побои и всяческие издевательства, которым подвергнете ее вы и ваши садисты-подручные…

Он покачал головой.

— Боюсь, вы все-таки не поняли всего; по крайней мере, не поняли, как все это виделось Маколи. Он знал, что допроса ей не избежать. Но что было бы с ней, если бы она не знала ответа на вопрос?

Я повернулся и посмотрел на него. Прошло не меньше секунды, прежде чем кошмарный смысл его слов стал доходить до меня.

— Боже…

— Вот именно, старина. Это как страхование жизни. Он оставил ей единственное, что могло прекратить все расспросы.

Тут я понял, что, должно быть, пережил Маколи в свои последние часы. Он не мог обратиться в полицию, потому что больше не мог рассчитывать на защиту со стороны закона. Было очень и очень вероятно, что он будет убит, и тогда она останется в их руках.

— Тот, кто имеет жену и детей, оставляет заложников судьбе, знаете ли, — проворковал Баркли. — Тут мы опять видим обнаженный нерв.

Я смотрел на него как завороженный.

— Ах ты, сволочь поганая…

Я не стал продолжать. Я вообще забыл о нем. В голове у меня многое вдруг встало на свои места. Она сказала мне правду о том, где работал Маколи. Она сказала правду и о том, что они собирались бежать в Центральную Америку. Баркли послал Маколи это письмо только два дня назад. В своей фирме Маколи наврал насчет того, куда уезжает. Может быть…

Нет. Авария самолета произошла на обратном пути. Она лгала, когда говорила, что он хотел добраться на самолете в Центральную Америку. И все равно мне необходимо поговорить с ней. Я встал.

— Я иду вниз, говорю.

— Нельзя, — Баркли покачал головой. — Джордж спит.

Меня захлестнула волна ярости.

— Я сказал, иду вниз. Разбуди его. Скажи ему, пусть держится за свою чертову пушку обеими руками. Пусть засунет ее себе под задницу. Пусть выползет наверх и прыгнет за борт. Я иду вниз.

— Зачем? — спросил он.

— Мне надо поговорить с Шэннон Маколи.

Я хорошо видел его лицо при свете фонаря. Он был умен, пожалуй, умнее всех, кого мне доводилось встречать. Он сразу догадался, о чем я хочу ее спросить. И дело было не только в этом. Мое желание поговорить с ней он уже зачислил себе в актив. Он с самого начала не стремился доказать, что она лгала мне. Ему надо было увеличить мою уязвимость, а не уменьшить ее.

— Джордж, — крикнул он. — Ты не спишь?

— Нет, — ответил тот устало. — Что еще надо этому тупице?

Я спустился в каюту и зажег фонарь над столиком для карт. Барфилд лежал на койке, той, что с правого борта, сняв пиджак и галстук и расстегнув воротник. Он курил. Пистолет у него был в кобуре под левой мышкой.

— Слушай, перестань все время приставать с глупостями, — сказал он.

Я подошел к койке и сказал ему, глядя на него сверху вниз:

— Пошел вон!

Он начал подниматься:

— Ты, придурок…

— Джордж, пойди сюда на минуту, — раздался голос Баркли с кокпита.

— Беги, беги, крошка, — сказал я. — Слышишь, босс зовет.

Он медленно спустил ноги и уселся на койке. С минуту он жадно смотрел на меня. Баркли снова позвал его.

— Ох, нарвешься у меня, ублюдок, — процедил он. Потом повернулся и вышел.

Я раздвинул занавески и прошел в дальнюю часть каюты. Шэннон лежала на кушетке с правого борта, уткнувшись лицом в руки.

Глава 11

— Шэннон, — позвал я.

— Что, Билл? — Голос ее звучал глуховато.

— Как давно вы знаете, за чем охотятся эти ублюдки?

Она медленно перевернулась на спину и посмотрела на меня. Теперь ее серые глаза были сухи, но их взгляд был какой-то безжизненный.

— С трех часов дня, — ответила она.

У меня закружилась голова: то ли от облегчения, то ли от радости, то ли от того и другого вместе. Горечи, разъедавшей меня, словно раковая опухоль, как не бывало. Мне ужасно хотелось встать на колени рядом с ее койкой, обнять ее. Но вместо этого я прикурил сигарету и отдал ее Шэннон.

— Я хочу извиниться перед вами, — сказал я. Голова ее едва заметно шевельнулась.

— Не надо, Билл. Я погубила вас.

— Нет, — прошептал я, — вы же не знали. Я думал, вы лгали мне, но это не так. Неважно, что он обманул вас.

— Пожалуйста, не надо так говорить. От этого еще тяжелей. Разве вы не понимаете? Я все равно предала вас. Я все узнала за шесть часов до назначенного времени встречи. Я могла позвонить вам, предупредить об опасности. Тогда вы спаслись бы. А я не смогла. Мне казалось, что я должна ему помочь, несмотря на то, что он натворил. Может быть, я не права, но я, наверное, и теперь поступила бы так же. Не знаю, как вам объяснить…

— Не надо ничего объяснять, — сказал я. — Вы говорили мне правду. Важно только это.

Она внимательно посмотрела на меня.

— Почему?

— Не знаю, — ответил я.

Я действительно не знал, почему это так важно. Просто я не мог думать ни о чем другом. Мне хотелось сказать ей об этом, прокричать, пропеть, но вместо этого я закурил с непроницаемым выражением на физиономии.