Георгий Молотков - Расследованием установлено…
При этом, боясь разоблачения своей, мягко говоря, непозволительной для дипломата деятельности, Аллен постоянно требовала от Мальцевой при общении с ней соблюдения строжайшей конспирации. Она запретила Мальцевой рассказывать о ней кому бы то ни было, обязала в разговорах по телефону из предосторожности использовать псевдоним — Вера Голубева.
Всю эту нечистоплотную возню ленинградские чекисты пресекли, арестовав Мальцеву. И разве не парадокс, что так называемая правозащитная «феминистическая» деятельность Аллен вела к, прямому ущемлению прав советской гражданки?
По материалам, представленным следствию самой Мальцевой, и в результате допросов свидетелей по ее уголовному делу стала ясна противоправная деятельность Аллен. Об этом по дипломатическим каналам была проинформирована американская сторона, которая была вынуждена воспринять эту информацию со всем вниманием и конечно же сделать из нее полагающиеся в таких случаях выводы.
Тем, можно сказать, и закончилась «дипломатическая» карьера в СССР госпожи Аллен. Но нельзя ничего не добавить о судьбе той, кого зарвавшаяся американка выбрала для осуществления своих вредных замыслов, — о Мальцевой.
А между тем такое добавление не только существенно, но и принципиально.
Ведь одно дело — отношение к нашему явному недоброжелателю, к тому ж стороннему, и совсем другое — отношение к своему, к советскому гражданину, пусть и вставшему на неправильный путь.
Разбирательство по делу показало, что ее участие в деятельности, прикрываемой идеями «феминизма», стало возможным прежде всего из-за ее явной политической незрелости, к тому же дополненной неустроенностью личной жизни. Отсюда — и нездоровая рефлексия на окружающую социальную действительность, постоянно подогревавшаяся теми, кому это было нужно.
Столкнувшись с неопровержимыми контрфактами и их объективной трактовкой следствием, Мальцева не только чистосердечно раскаялась в содеянном, но и активно способствовала полному раскрытию совершенного преступления, принимала меры к предотвращению вредных последствий от своей преступной деятельности, осудила ее и заявила об отказе от ее продолжения.
Как ни странно, но определенную помощь следствию оказали не кто-нибудь, а… сами зарубежные пропагандистские центры, вскоре же после ареста Мальцевой начавшие в ее защиту шумную кампанию. Они явно переусердствовали, когда в одной из радиопередач, дабы покрасочней изобразить творимый органами госбезопасности произвол, а заодно и прикрыть собственную антисоветскую оголтелость благородным сентиментализмом, во всеуслышание заявили о кошмарной судьбе ее малолетней дочери, которая после ареста матери якобы осталась одна в пустой квартире, голодная, без присмотра.
Такая ложь приоткрыла для Мальцевой истинное лицо закордонных «доброжелателей». Ей было хорошо известно, что сразу же после ее ареста в Ленинградском управлении КГБ был даже выделен сотрудник специально для того, чтобы позаботиться о ее дочери. Этот сотрудник отвез двенадцатилетнюю Яну в город Гатчину Ленинградской области к матери Мальцевой и не только передал ей девочку, но и помог устроить ее в местную школу на период временного проживания там.
Результаты всей проделанной в ходе следствия работы позволили с санкции прокурора освободить Мальцеву от уголовной ответственности и наказания в связи с тем, что она перестала быть общественно опасной.
Вот теперь в эпизоде, касающемся гражданки США Аллен и гражданки СССР Мальцевой, можно поставить точку.
Зло наказано. Добро, справедливость восторжествовали.
А ведь именно в том и состоит нравственное содержание проводимой чекистами профилактической работы, ее политический смысл.
Однако есть и другая сторона этой работы. Так сказать, внутренняя. Та, которая никогда не присутствует на первом плане и даже как бы не берется в расчет, но для самих чекистов исполнена особого, сокровенного смысла и измеряется только по наивысшей шкале требовательности.
Это — собственная человеческая отдача.
Просматривая недавно свой блокнот с разнообразнейшими пометками касательно данной темы, я наткнулся на записи, которые сейчас приходят на память. Не буду приводить их полностью, нет в том никакой необходимости, приведу только самую суть.
А суть такова.
Пути чекиста пересекаются с теми, кто в той или иной мере посягает на то, что он, чекист, защищает всей своей жизнью. Как он должен относиться к такому лицу, сидящему напротив, сам будучи в полном смысле представителем нашего уклада жизни, наших понятий а справедливости, нашей памяти о ценах, которыми заплачено за победы в войнах — и той, которая была гражданской, и другой, Отечественной, — словом, всего, без чего нет нас с самого нашего детства? Может ли он быть беспристрастным к тому, кто поднял на все это руку, кто замахнулся на святое для нас?
Как человек — конечно, не может.
Как чекист — обязан. И в этом смысле чекист должен быть человеком, умеющим побеждать собственное «я». Более того, если имеется хоть один шанс на успех, чекист обязан испробовать его.
Несколько лет назад за преступление против государства были арестованы студенты третьего курса ЛГУ имени А. А. Жданова Александр Р-н, Александр С-й, Сергей Ч-в и телемастер производственного объединения «Ленрадиобыттехника» Ефим Р-г. Фамилии их полностью не привожу по этическим соображениям, поскольку в результате проделанной чекистами в ходе следствия работы появилась возможность обойтись без уголовного наказания и до суда дело не дошло. Хотя могло быть и иначе: в канун самого главного для советских людей политического праздника — очередной годовщины Великого Октября — эти четверо распространили в Ленинграде большое количество самодельных листовок антисоветского содержания.
В соответствии с законодательством задача следствия состояла в том, чтобы установить в полном объеме их вину и привлечь к уголовной ответственности.
Однако чекисты поставили перед собой другую задачу, можно сказать сверхзадачу: попытаться идейно разоружить их, оказать на них профилактическое воздействие. Тем более что в ходе следствия обнаружилось: совершившие преступление находились под сильным влиянием буржуазной идеологии, подрывной пропаганды и, веря ее инсинуациям, считали, что являются этакими героями, борющимися за якобы попранные в нашей стране права человека.
Когда я знакомился с материалами на эту четверку, вчитываясь в протоколы допросов, в показания свидетелей, в приобщенные к делу справки, то, все более убеждаясь в нелепой, убогой простоте случившегося, помнится, ясно и отчетливо подумал вот о чем.
Мы все — по крайней мере мужская половина человечества, сколько нас есть миллионов, — в детстве хотим был необыкновенными. Хотим быть такими, чтобы все остальные нами восхищались, думали про нас: «Какой он храбрый! Какой он удивительный! Какой он не такой, как все!»
С еще большей остротой, с желанием выделиться мы не только хотим этого, но и порой мним так о себе в юности.
Позже романтический инфантилизм у одних проходит или забирается глубоко внутрь, только едва теплясь как безобидное, но согревающее в сентиментальные минуты воспоминание детских лет. У других, напротив, он становится своеобразной затвердевшей гранью внутреннего мира, чуть ли не оселком, на котором пробуются ценности всего окружающего. Чаще всего такая его гипертрофированность, в собственных глазах возвышающая молодого человека над остальными людьми, не имеет под собой реальных достоинств. И тогда он впадает в ошибку, — от недостаточной самокритичности, оттого, что не умеет взглянуть не только внутрь себя, но и на себя, на свои поступки со стороны.
Иными словами, несмотря на произошедший разлад с действительностью, он продолжает мнить о себе: какой он хороший, какой смелый и умный. И вдруг ему говорят: нет, это вовсе не так. Ты не такой. И выкладывают перед ним на стол факты, показывающие его не в розовом, а в реальном свете, в котором становится очевидным, что выделяется он отнюдь не достоинствами, а наоборот. Выделяется, оказывается, тем, что противопоставил себя обществу! Причем в ущерб обществу, ибо двигал им заурядный эгоизм, замешанный на некомпетентности.
Молодой человек, однако, начинает яростно сопротивляться, не сдает своих позиций, потому что никто никогда не говорил ему с такой жесткой откровенностью, с такой неумолимой прямотой, что он не прав, глубоко не прав.
В итоге — драма, которой, будь он чуточку самокритичней, могло бы и не быть. Драма не отвлеченная, за которой можно позволить себе следить с легким скептицизмом, памятуя, что перед тобой все ж таки розыгрыш, а самая что ни на есть реальная, потрясающая душу, так как средоточием драматизма событий является собственная судьба.
