Любовь Овсянникова - Наследство от Данаи
Юлия Егоровна долго рассматривала изображение, подходила к окну, поднимала фотографию к зажженному бра, все не могла поверить, что ее не разыгрывают. И держалась молодцом.
— Кто они? Кто такая твоя Раиса, от которой они родились? — спросила она. — Где живут? Почему я ничего не знала о них? Не прощу, — топнула она ногой, — что не пришли на похороны Максима!
— Не сердитесь на них. Они в это время хоронили свою мать, — тихо сказала Низа. — Раиса умерла внезапно, узнав о смерти Максима. А здесь должны были быть их женихи, но я с ними не знакома, поэтому показать вам их на фотографиях не смогу. Долгий это разговор и не простой, но я все знаю и все расскажу вам в свое время. Давайте сначала позвоним в Дивгород. Вы не против?
— Скажешь такое! Как же я могу быть против при таких делах! — изменила тетка Юлия гнев на радость, к которой тянулась, еще не веря в нее до конца.
Низа набрала номер своих родителей, и, услышав звук соединения, передала трубку тетке Юлии, затем вышла из комнаты. Она убирала на кухне, мыла и перетирала посуду, чистила пол, проветривала помещение, потом перешла в ванную, где убрала следы своего вчерашнего купания. А друзья далекой юности все говорили и говорили. Закончив дела, Низа возвратилась в гостиную. Юлия Егоровна сидела в том кресле, где вчера сидела Низа и, припав к трубке, что-то рассказывала, снова сильно плача.
— Может, лучше, при встрече поговорите, — сказала Низа, и тетка Юлия оторвалась от трубки, прикрыв ее рукой.
— Они меня приглашают в гости, — тихо сказала она Низе, — но я сама не доеду.
— Я вас отвезу, соглашайтесь, — улыбнулась Низа.
Остаток дня тетка Юлия с хорошим настроением посвятила собиранию в поездку. Она нагрузила большие чемоданы, взяв то, что может пригодиться в межсезонье, а также летнюю одежду и туалетные принадлежности.
— Зачем вы берете летнее? — спросила Низа. — Зима надвигается.
Тетка тяжело присела на диван, сказала беспомощно или растерянно, будто нашкодила:
— Меня, дочка, хватит только на поездку в один конец. Вези меня насовсем к моим первым деткам, там мой дом. А в этих стенах, — она осмотрелась, — я никак не привыкну. Все мне чужое, ведь при жизни Максима я в его квартире бывала очень редко.
— А Москва? Как же Максим?
— А в Москве ты меня заменишь, от меня все равно толку мало. А тебе нужнее. Или я вам там буду мешать?
— Нет, вас там ждет отдельная квартира, — ответила Низа. — Вам ее невестка оставила. Не беспокойтесь ни о чем, — сказала, увидев, что Юлия Егоровна хочет задать еще какой-то вопрос. — Я все расскажу дорогой.
— Чудеса не заканчиваются? — округлила глаза Юлия Егоровна. — Что значит жить по слову вещуна!
Поздно вечером, когда хлопоты с приготавливанием к поездке улеглись и все было устроено, Низа уложила возбужденную и взволнованную тетку Юлию спать, а сама позвонила к родителям.
— Как вы там? — спросила встревоженно.
— Ничего, — ответил отец. — Ждем вас с Юлией.
— Папа, а она тебе сказала, кем был ее сын?
— Нет, а что? — затаил дыхание Павел Дмитриевич.
— Максим Дорогин, — выдохнула Низа и затихла, ожидая, что скажет отец.
— Почему-то я так и думал, хотя это была чистая тебе мистика. Я и говорить об этом боялся, так как вы подумали бы, что я брежу, — отозвался он. — Поэтому и послал тебя найти тетку Юлию. Видишь, снова в десятку попал! — отец радостно засмеялся.
— Что тебя натолкнуло на такое предположение?
— Сначала два его имени. Как правило, так бывает, когда у ребенка два отца: официальный и настоящий, который отец по крови. Раиса с Максимом, как мы еще раньше предположили, познакомилась на Смоленщине, выходит, он туда к кому-то приезжал, и приезжал из Москвы. К кому? К родственникам. А у кого из Раисиного там окружения были родственники в Москве? У нашей Юли, там жил ее сын. Больше ей с Дорогиным встретиться негде было. Да еще и так, чтобы поддерживать отношения на протяжении многих лет.
— Папа, прибавь к своим добрым делам еще и то, что по твоему благословению родился и жил на свете в одно с нами время настоящий гений. Хотя, кажется, и Ульяна достигнет многого. Вот такие дела.
— Сделай мне хорошую фотокопию картины Шилова, — попросил Павел Дмитриевич. — Ведь это все — мои дети, если верить твоим словам. Хочу видеть их в своем доме.
— Папочка, ты — великий человек! Я горжусь тобой, — сказала Низа. — Передавай привет маме. Я, может, успею заскочить на выставку Шилова, гляну на последние его работы. Что-то мне подсказывает, что в Петербурге висит копия, а не оригинал. Тогда я тебе точно хорошую копию привезу.
Утром Низа приготовилась уговорить тетку Юлию не спешить с отъездом, а задержаться в Москве хотя бы на два дня, так как кроме выставки Шилова ей хотелось еще увидеть спектакль в Малом Театре, любой, лишь бы побыть там, подышать тем воздухом. Хотелось зайти к Юрию Мефодиевичу, показать фотографию Максима Дорогина с дочками, рассказать о своих последних находках.
Но тетка и сама, похоже, не торопилась уезжать, хотела привыкнуть к мысли о новой жизни, решение о которой приняла окончательно.
— Иди, конечно, — поддержала Низу. — Сегодня в картинную галерею ты уже не успеешь, надо было раньше просыпаться. А на спектакль ступай, хотя о билетах надо позаботиться заранее.
— У меня есть визитка Соломина, позвоню, попрошу разрешения нанести визит, а там и на спектакль попаду. Он обещал.
— Да, потому что там всегда аншлаги, — со знанием дела сказала тетка Юлия. — И учти, что завтра у нас будет насыщенный день: ты пойдешь на Кузнецкий мост, а я вызову такси и поеду к Максиму, попрощаюсь напоследок.
— Может, и я с вами?
— Нет, ты мне будешь мешать. Еще наездишься, — решительно ответила Юлия Егоровна. — А послезавтра — в путь-дорогу домой. Правильно ты говорила, — вспомнила она вчерашние Низины раздумья, — что родная земля там, где лежат твои родители, где ты увидела свет и укоренилась, благодаря им. Кстати, — вспомнила Юлия Егоровна, — у тебя есть с собой паспорт? Ты обещала показать мне.
— Есть, — ответила Низа. — Я же пересекаю границу, когда еду сюда. Даже две. Поздно вы о паспорте вспомнили, — засмеялась гостья. — Вдруг бы я оказалась мошенницей, — но паспорт подала, понимая, что без этого трудно будет Юлии Егоровне довериться ей полностью. — Спешу на свидание с театром, — сказала мимоходом. — Юрий Мефодиевич назначил мне аудиенцию за час до начала спектакля. Бегу, боюсь опоздать.
— Здесь ходу не больше четверти часа пешком, — бросила ей вдогонку Юлия Егоровна, держа в руке Низин паспорт — малую плотную книжечку синего цвета.
Едва за Низой закрылась дверь, как Юлия Егоровна бросилась к телефону.
— Это консьерж? — спросила в трубку. — Прошу заказать мне домой нотариуса. Да, для составления завещания. Когда желательно? Желательно безотлагательно. Но если нельзя, то подойдет завтра с восьми до двенадцати утра. Но сегодня бы лучше. Очень надо!
Ей ответили, что нотариус обязательно будет, и, может, даже сегодня, коль надо безотлагательно. В порядке исключения, сугубо для матери дорогого Максима Дорогина — лишь бы ее деньги.
Видя, что Юлия Егоровна немного ободрилась, Низа успокоилась и наслаждалась Москвой. После спектакля она долго гуляла по Тверской, рассматривала рекламу, заходила в новые магазины, работавшие допоздна, примеряла там что-то из мелочей, мечтая, как когда-то купит себе такую модную обновку или такую. Но куда ее надевать? — охлаждала она себя. Сидит безвылазно дома за компьютером, строчит свои романы и все равно не успевает преобразовать в рукописи задуманное. Ну, иногда вытянет ее Татьяна Примаченко, местная писательница, на какую-нибудь презентацию. Так не будешь же наряжаться так, чтобы выделяться из общей массы. Во-первых, дома абсолютно никто не знает, что Надежда Горцева — это она, Низа Критт, а во-вторых, и не надо, чтобы догадывались. Вот она пишет и печатает что-то на местном уровне, и хорошо. А еще ее знают как хорошего редактора, особенно технических текстов. Это ее тоже устраивает. Нет, вряд ли ей удастся изменить свой упроченный стиль и стать роскошной литературной дивой — возраст не тот, внешность не та.
Низа очень комплексовала по поводу своей внешности — после того памятного сердечного приступа пополнела, потеряла стройность, ноги отказывались ходить на каблуках, глаза немного пригасли, волосы поредели. А еще ее часто бросало то в жар, то в холод — это была ужасная гадость.
Но это не отразилось на ее жадности к знаниям, ко всему новому. Выставка Александра Шилова, куда она таки попала, отстояв очередь, ее просто ошеломила. Сравнить полученные здесь впечатления с возникающими от просмотра репродукций нельзя. И передать словами нельзя. Нечего и стараться. Низа поняла одно — находясь среди этих шедевров, созданных ее современником, она причащается к вечности, куда направляются и герои его полотен.
