Роберт Гэлбрейт - Шелкопряд

Радуясь, что Орландо не дичится, Эдна сварила еще кофе. Страйка поджимало время, но он боялся поторапливать Орландо, чтобы та в обиде не сгребла свои сокровища обратно в рюкзак. Болтая как ни в чем не бывало, Страйк и Робин перебирали бумажки. Когда Робин находила что-нибудь интересное, она подвигала листки к Страйку.

На обороте рисунка с бабочкой был нацарапан список имен:

«Сэм Бревиль, Эдди Бойн? Эдвард Баскинвиль? Стивен Брук?»

Открытка с видом Мендип-Гильса, отправленная в июле, содержала короткое послание: «Погода отличная, гостиница паршивая, надеюсь, книга движется! ЦЦ. В.» Это был единственный рукописный текст. Кое-какие рисунки Орландо запомнились Страйку с прошлого раза. Один был сделан на детском меню из какого-то ресторана, другой – на квитанции за газ.

– Нам пора, – с напускным сожалением вздохнул Страйк, допивая кофе.

Словно по рассеянности, он все еще держал в руке макет обложки романа Доркус Пенгелли «Коварные скалы»: под каменисто-песчаным сводом прибрежной пещеры раскинулась навзничь полуодетая женщина, на которую падала мужская тень. Стараниями Орландо в бурных водах появился жирный черный контур большой рыбины. Под этот шедевр Страйк осторожно подтолкнул кассету с использованной машинописной лентой.

– Не уходи! – взмолилась Орландо, глядя на Робин и чуть не плача.

– Мы замечательно провели время, правда? – сказала Робин. – И непременно встретимся снова. Береги своего фламинго, хорошо? А я буду хранить малиновку…

Но Орландо заголосила и затопала ногами. Она не хотела нового расставания. Под шумок Страйк ловко завернул кассету, не оставив на ней ни единого отпечатка, в обложку «Коварных скал» и сунул в карман.

Через пять минут они уже были на улице. Робин слегка трясло, потому что Орландо в коридоре начала с воем цепляться за ее одежду и Эдне стоило немалых трудов удержать дочь Леоноры в доме.

– Бедная девочка, – прошептала Робин, чтобы этого не услышал констебль. – Господи, я еле выдержала.

– Ничего, – сказал Страйк, – зато с пользой.

– Неужели ты выкрал эту ленту?

– А как же? – Убедившись, что констебль остался за пределами видимости, Страйк достал из кармана свою добычу и вместе с книжной обложкой переложил в полиэтиленовый пакет для вещдоков. – И не только ее.

– Правда?

– Еще и возможную наводку, – сказал Страйк. – Но может статься, это пустой номер. – Он посмотрел на часы и прибавил шагу; колено в знак протеста отозвалось пульсирующей болью. – Мне нужно торопиться.

Через двадцать минут, когда они нашли два места в переполненном вагоне метро, Страйк сказал:

– Ты четко усвоила свою задачу?

– Более чем, – сдержанно ответила Робин.

– Я понимаю, это удовольствие – ниже среднего…

– Меня другое беспокоит.

– …но, как я уже сказал, никаких опасностей я не предвижу, – добавил он, приготовившись выходить на Тотнем-Корт-роуд. – Вот только… – Почему-то Страйк осекся и слегка нахмурил тяжелые брови. – Твои волосы.

– Что не так? – Робин инстинктивно подняла руку к голове.

– Слишком броские, – объяснил Страйк. – У тебя с собой нет какой-нибудь шапчонки?

– Я… я могу по дороге купить, – заволновалась Робин.

– Внесешь эту покупку в графу «мелкие расходы», – сказал Страйк. – Подстраховаться никогда не вредно.

43

Видали! Ну и суета!

Провожаемый обрывками традиционных рождественских песен и сезонных шлягеров, Страйк свернул с многолюдной Оксфорд-стрит налево, где тянулась не такая шумная и не такая широкая Дин-стрит. Магазинов здесь не было; по обеим сторонам улицы стояли кубики домов с разноцветными фасадами: белыми, красными, серовато-бурыми. Они перемежались офисами, барами, закусочными. Страйк остановился, чтобы пропустить грузчиков, таскавших ящики со спиртным из пикапа ко входу в пищеблок. В Сохо, куда влекло богему, рекламщиков и издателей, к Рождеству готовились без лишней суеты, а в клубе «Граучо» – еще и с особой тщательностью.

Серое, почти ничем не примечательное здание с черными оконными переплетами и небольшими вечнозелеными деревцами за простыми выгнутыми балюстрадами. Престиж его определялся не фасадом, а эксклюзивностью: мало кто из посторонних мог попасть в этот закрытый арт-клуб. Страйк переступил через порог и оказался в небольшом холле, где к нему приветливо обратилась стоявшая за стойкой девушка:

– Чем я могу вам помочь?

– У меня встреча с Майклом Фэнкортом.

– Так, сейчас… вы – мистер Стрик?

– Он самый, – сказал Страйк.

Его направили через длинный бар с кожаной мебелью, где было не протолкнуться от любителей пропустить стаканчик в дневное время, и дальше – вверх по лестнице. Поднимаясь по ступеням, Страйк в который раз думал о том, что при подготовке к службе в Отделе специальных расследований его не учили снимать показания в обход официальных санкций и полномочий, да еще на территории подозреваемого, где тот имеет полное право в любой момент встать и уйти – без объяснений и видимых причин. Офицеры ОСР неукоснительно строили допрос по схеме «кто, где, что»… Страйк всегда помнил эту жесткую, эффективную методику, но теперь ему приходилось скрывать, что он мысленно заполняет таблицу. К тем, кто считает, что делает тебе одолжение, требуется специфический подход.

Ступив на паркет в баре второго этажа, Страйк тотчас же заметил нужное лицо: там, где вдоль стены с произведениями современной живописи тянулся ряд красных, синих и желтых диванов, по диагонали раскинулся в нарочито непринужденной позе Майкл Фэнкорт, закинув руку на ярко-красную спинку и согнув одно колено. Над огромной головой неоновым ореолом висели «пятна» Дэмьена Хёрста.{38}

У писателя были войлочно-плотные, черные с сединой волосы, тяжелые черты лица и глубокие складки в углах крупных губ. Завидя Страйка, он улыбнулся. Наверное, кому-нибудь другому, кого он держал за равного, Фэнкорт адресовал бы совсем иную улыбку (на эту мысль наводила тщательно выверенная расслабленная поза в сочетании с привычно кислой миной), но как проявление благосклонности сгодилась и такая.

– Мистер Страйк…

Возможно, он бы даже поднялся для рукопожатия, но рост и масса Страйка часто отбивали у невысоких мужчин охоту вставать.

Они пожали друг другу руки над деревянным столиком. Подсаживаться на диван к развалившемуся Фэнкорту Страйк не хотел, чтобы не создавать благодушную атмосферу, а потому без всякого удовольствия опустился на массивный круглый пуф, крайне неудобный при его росте и ноющем колене.

Рядом громко рассказывал о себе двум собеседникам бритоголовый герой мыльных опер, недавно сыгравший солдата в телепостановке Би-би-си. Фэнкорт и Страйк заказали напитки, но отклонили меню. Страйк мог только порадоваться, что писатель не голоден. В очередной раз оплачивать чужой ланч было ему совершенно не с руки.

– Давно вы состоите в этом клубе? – спросил он Фэнкорта, когда официант отошел.

– С момента открытия. Я был в числе первых инвесторов, – сказал Фэнкорт. – Единственный клуб, который я признаю. От случая к случаю могу здесь даже заночевать. Наверху есть номера. – Фэнкорт пригвоздил Страйка расчетливо-пристальным взглядом. – Я ждал нашего знакомства. Главный герой моей следующей книги – участник, так сказать, борьбы с терроризмом и сопутствующих ей военных действий. Когда будет исчерпана тема Куайна, рассчитываю обратиться к вашему опыту.

Страйк кое-что знал о приемах манипуляции, которыми пользуются знаменитости. Отец Люси, гитарист Рик, хоть и не столь известный, как Фэнкорт или отец Страйка, принимал как должное, что женщины средних лет вздрагивали и ахали, видя его в очереди за мороженым в Сент-Мозе («Ой, неужели это вы?! Как вас сюда занесло?»). Однажды Рик поведал юному Страйку, что есть верный способ затащить девушку в постель: пообещать, что ты сочинишь о ней песню. Заявление Фэнкорта о намерении придать своему герою черты Страйка прозвучало вариацией на ту же тему. До него, скорее всего, не доходило, что Страйк уже не раз читал о себе в печатных изданиях и никогда не искал подобной известности. Невыразительным кивком обозначив согласие, Страйк достал блокнот.

– Не возражаете? Тут у меня наметки вопросов.

– Сколько угодно. – Фэнкорта, видимо, позабавила такая дотошность.

Он отбросил номер «Гардиан», который читал до прихода Страйка. Страйк успел заметить изображение сморщенного, но элегантного старика, которое даже в перевернутом виде показалось ему смутно знакомым. Подпись гласила: «Пинклмен в девяносто».

– Добрый старина Пинкс, – произнес Фэнкорт, перехватив взгляд Страйка. – На следующей неделе мы устраиваем для него небольшое чествование в арт-клубе «Челси».

– Так-так. – Страйк пошарил в поисках ручки.