Красная карма - Жан-Кристоф Гранже
Утром все изменилось.
Наступил новый день, новая эра.
Николь встала и сразу начала чесаться – комната, по-видимому, кишела клопами и блохами. Она не стала задерживаться среди десятков зомби, которые просыпались рядом, кашляя, ворча и испуская газы, и вышла в огибавшую внутренний двор сводчатую галерею с колоннами, позолотой и зубчатым фризом. В этом огромном квадрате света невозможно было поверить, что ночью землю заливало потоками дождя.
Теперь повсюду было сухо и светло.
Большой двор был похож на поле мимозы. Цемент, песок или земля – она не знала, что это, но все вокруг заливала пронзительная желтизна, от которой сводило зубы, как от лимона. И это еще было не все: стены двора были выкрашены в темно-розовый цвет, производивший не менее сильное впечатление. Ей в голову приходили названия – красный мадрасский, пурпурно-красный, баскский красный: память о давних уроках рисования… И о себе самой – маленькой инфанте из Дома инвалидов, бегающей по полю теннисного корта того же агрессивно-пурпурного цвета.
Но картина продолжала дополняться. Появились сикхи с едой, вышагивавшие важно, как члены королевского кортежа. Патрисия, девушка из Корпуса мира, ее не обманула: эти ребята действительно от всего сердца выполняли долг гостеприимства. Николь укрылась в тени колонны, чтобы насладиться зрелищем. Сикхи в тюрбанах, куртках с высоким воротником и гетрах, как всегда невозмутимые, почтительно раздавали еду волосатым и немытым бродягам, этим жалким представителям белой расы. Великодушие Востока спасало вырождение Запада…
Она мало что знала об этой секте, кроме того, что всех или почти всех ее членов зовут Сингх, что у них душа воинов – они часто работают в полиции – и что они всегда носят с собой одни и те же пять атрибутов, которые называются «5 К», потому что все они на языке пенджаби начинаются на «К»: деревянный гребень, короткие штаны, железный браслет, спрятанный в чалме кинжал и спрятанные там же собственные волосы, которые им запрещено стричь.
– Дханьябада.
Николь поблагодарила на бенгальском языке человека, который поставил перед ней глиняную чашку и несколько блюд на серебряном подносе, – она успела выучить пару слов из путеводителя Мерша, но не знала, правильно ли их произносит.
Сидя на полу, она попробовала чай с молоком и пряностями, потом погрызла лепешки, пробуя из каждой тарелки все, что было необычного вкуса или цвета; все, что несколько дней назад ее пугало, теперь казалось теплым и уютным.
Она почти забыла ужасы предыдущей ночи, когда рядом с ней опустилась газета. Заголовок кричал: «SLAUGHTER IN KRISHNA SAMADHI’S HOUSE!»[120]
Николь подняла голову: над ней, застя солнце, склонился Мерш. В руках он держал за ремень дорожную сумку и напоминал почтальона под кайфом.
– Они времени даром не теряли.
«Стейтсмен» не только сообщил о произошедшей накануне бойне, но и опубликовал на первой полосе крупнозернистый черно-белый снимок гостиной виллы с изувеченными трупами и следами разбрызганной повсюду крови.
– Переведи.
Она пробежала глазами строчки, дрожавшие у нее в глазах от горячего воздуха, а потом вслух пересказала смысл заметки. Автор полагал, что в своей борьбе с гуру и сектами махатма нажил много врагов, в том числе злейших фанатиков. Поэтому интерес следствия был направлен на религиозные группы, которые Кришна открыто критиковал.
– Отлично, – кивнул Мерш. – Просто супер.
Опустившись на одно колено, он взял лепешку из пресного теста – чапати – и, обмакнув ее в соус, отправил в рот: он тоже привыкал к местной кухне.
– Так! Вставай, пошли отсюда!
– Куда еще?
– «Стейтсмен». Хочу нарыть что-нибудь о Ронде. Уверен, что мы имеем дело с бывшим членом секты.
Николь посмотрела по сторонам:
– А где Эрве?
– Сидит в тенечке.
– Как он?
– Ничего особенного. Ночная резня. Смерть индийской подружки. Его новая личность гуру после реинкарнации. Или просто осознание того, что он еще жив. Выбирай на свой вкус.
109Теперь Николь удавалось не замечать адского движения на дорогах, удушающих испарений, пронзительных сигналов клаксона, попрошаек, облепляющих их машину… Она старалась сосредоточиться на таинственной и в то же время органичной связи (что-то в духе эзотерического сговора) между обветшалыми фасадами и крайней бледностью блеклой, анемичной, пыльной листвы. Ей чудилось, что каменный декор и царство растений каким-то непостижимым образом объединены, как будто первый дарил второму что-то вроде поцелуя – сухого, горького, несущего предвкушение смерти…
Через окно «амбассадора» она разглядывала теснившиеся на солнцепеке здания, пытаясь по архитектуре угадать их происхождение: это, конечно, индийское, а это британское, но есть и римский дорический стиль (административные здания тяготели к галереям с колоннадами), и викторианская неоготика, и что-то могольское, угадываемое в сочетании белого мрамора с красным песчаником…
– Это здесь.
Николь увидела белое здание, выщербленное, как гигантская челюсть. Полукруглая арка, похожая на амфитеатр; слева и справа – четырехугольные колонны; балкон с балюстрадой в стиле ренессанс. И как и повсюду, пыльные деревья на тротуаре, словно обволакивающие этот разрушающийся дом, как хищный плющ, питающийся его агонией.
Николь последовала за Мершем, который, видимо, хорошо знал это место. Обшарпанный холл, босые журналисты, уборщики, терзаемые жарой… рутина. В этом огромном пространстве пыль кружились на свету в медленном смертельном вальсе.
Насколько Николь поняла, чтобы получить доступ к архиву, надо было преодолеть полосу препятствий в виде множества кабинетов и проставленных печатей, но Мерш, скорее всего, один раз уже попался на эту удочку и потому выбрал кратчайший путь: грубость.
– Архив внизу.
Растолкав нескольких служащих, они спустились по темной лестнице. Николь представляла себя Эвридикой на пути в Аид. А почему бы и нет? Пройдя через кровь и смерть, она вырвалась за пределы обыденного. В большом зале стены и пол были составлены из бумажных кип, папок и картонных коробок. Потолок, в свою очередь, вызывал в памяти взлетно-посадочную полосу: медленно вращались лопасти вентилятора, отбрасывая на штукатурку мелькающие тени.
Полусонные сотрудники архива, сидящие на корточках и похожие на сухие листья, выглядели желтоватыми папками среди других таких же. И разумеется, над всем витали запахи чая, поджаренного хлеба и колбасы, но тут уж ничего не поделаешь, они были в Калькутте…
Мерш махнул рукой странному субъекту, сидящему по-турецки на столе, заваленном папками. Индус-брахман – совершенно лысый и голый по пояс – гордо выставлял напоказ свою священную перевязь. Со своим медно-красным пузом и ступнями, убранными под скрещенные ноги, он очень напоминал «Сидящего писца» в Лувре, несмотря на разделяющие их двадцать пять веков.
Его темный череп был похож на кеглю, а глаза, окруженные тенями, блестели, как глаза египетской статуи, изготовленные из горного хрусталя.
Мерш повернулся к Николь:
– В прошлый раз я измучился из-за своего паршивого английского. Твоя очередь.
Николь без труда объяснила, что они ищут: статьи о Ронде
