Бумажные души - Эрик Аксл Сунд
В траве уже виднелись несколько новых очагов, огонь быстро приближался к открытой местности и заброшенному дому. Луве посмотрел вниз, на огневой фронт: центр светился белым, что свидетельствовало о более сильном жаре, чем у красновато-желтого пламени, пожиравшего верхушки деревьев. Затем Луве стал осматривать верхнюю часть склона, где ширилось поле.
Краем глаза он заметил между двумя выступами движение, навел резкость и затаил дыхание, чтобы бинокль не дергался.
Однако не увидел ничего, кроме волнами ходившей под ветром высокой травы.
Движение мелькнуло метров на двести-триста левее, вне зоны, которую захватывал тепловизор вертолета, и экран не показывал Луве ничего, кроме равномерно серого пейзажа, последних покрытых травой склонов перед домом.
Луве повернулся к Оливии, которая изучала местность внизу в бинокль с тепловизором.
– Проверьте, пожалуйста, левее, в траве между двумя выступами. Там нет источника тепла?
– Местность вижу хорошо, там ничего похожего на людей… Но я продолжаю искать.
Когда на экране, который показывал покосившийся бревенчатый дом, появилось слабое белое мерцание, Луве подался вперед.
Вскоре источник тепла перестал мерцать, обрел форму и четкие очертания, и Олунд повернул рукоятку реле, увеличив изображение того, что было внизу. Все всматривались в экран.
Луве слышал, как рядом с ним часто дышит Оливия.
– Два или три человека?
– Три, – сказал Олунд и еще увеличил изображение. – Один поменьше, наверное, ребенок, и два побольше. Все лежат, двое больших рядом друг с другом.
– На луг приземляться нельзя, – объявил Ювва. – Туда огонь быстро доберется. Попытаемся сесть во дворе, за каменной стеной. – Он оглянулся. – Видите что-нибудь, что может помешать посадке?
Луве казалось, что все его способности к умозаключениям распадаются на глазах, но он постарался взять себя в руки.
– Деревце рядом с домом, – сказал он, чувствуя, как пересохло в горле.
– Дерево я тоже вижу, – отозвался Ювва. – Оно не проблема. Поверхность довольно большая, приземлиться можно, а что там с камнями или неровностями?
Луве не видел ничего, кроме травы, но он не мог определить, насколько она высока и не скрывается ли в ней что-нибудь.
– Не вижу… Вроде все ровно, – сказал он. – Я крикну, если… – В горле саднило, и он сглотнул.
– Пойдет, – решил Ювва. – Держитесь… Ветер порывистый, да и тесновато.
– С точностью до миллиметра, – проговорил Олунд, когда они начали снижаться, и деревце, он увидел, оказалось с его стороны.
У Луве заложило уши, и ему вдруг стало спокойно.
* * *
Он не сразу осознал, что они стоят на земле.
Лопасти за окном вращались все медленнее, а потом и вовсе металлически лязгнули и замерли в нескольких метрах от узловатых ветвей дерева.
Дым на земле был значительно гуще, чем казалось сверху. Из терзаемого ветром дома не доносилось ни звука.
– Теперь действуем быстро, – распорядился Ювва.
Глава 71
На заброшенном хуторе
Последним, что увидел Олунд на экране тепловизора перед приземлением, было тепло трех тел. Тепло было живое, но тела лежали пугающе неподвижно, хотя ветер, поднятый вертолетными лопастями, рвался в щели бревенчатых стен. Олунд понимал, что надо торопиться, в воздухе взвихривались хлопья сажи, небо потемнело, но что-то подсказывало ему, что сейчас лучше соблюдать спокойствие и быть внимательнее. Он осторожно открыл рассохшуюся дверь.
Дверь проскребла по полу. Олунд услышал, как в доме кто-то закашлялся.
– Нино? – прошептала Оливия, стоявшая позади него.
Окна были заколочены, и в доме стояли полумрак и тишина. В открытую дверь Олунд увидел две ноги, потом еще пару ног. В темноте кто-то зашевелился.
Нино сел на полу, завернувшись в замахрившееся тряпье, и протер глаза.
Из-под бесформенной груды тряпок виднелись только тощие ноги: там лежал еще кто-то.
– Горит, – сказал Нино.
Чья-то бледная рука отдернула ткань, и вошедшие увидели исхудавшее лицо.
– Это стрекоза-великан, – произнесла девушка хриплым тонким голосом.
Блуждающий взгляд девушки напомнил Олунду день, когда он впервые увидел Нино, заплутавшего в Васастане, заблудившегося во времени.
Мелисса Юнгстранд, подумал он.
Глава 72
Анарисфьеллен
Как в доиндустриальную эпоху, думал Пер Квидинг, завязывая нос и рот оторванным рукавом рубашки. Как в Норрланде девятнадцатого века, когда жила Стина, с которой его связывало кровное родство. Никаких контактов с внешним миром, никаких помех, ничто не крадет пространство в сознании. Ничто не препятствует ходу мысли и чувства.
– Держи.
Пер передал Камилле вторую тряпку, забрался на выступ скалы и стал смотреть на хутор. В сотне метров, за завесой желтоватого дыма, виднелись очертания вертолета и какие-то люди.
– Ты их видишь? – спросила Камилла из-под импровизированной тонкой маски.
Пер не очень понимал, что именно он видит.
Какой-то человек что-то нес – и только.
– Маленькое тело, – сказал Пер дрогнувшим голосом.
– Что значит “маленькое тело”? – Камилла подошла к нему. – Видар?
– Может быть.
Камилла схватила его за плечо и резко развернула.
– Так не пойдет… Мы должны добраться туда до того, как они взлетят. Ты что, не понимаешь – у них Стина и Видар?.. У Видара сердце, ты забыл?
– Пусть, – сказал Пер. Глаза слезились от едкого дыма. – Они выжили… Это хорошо. Их спасут… Их время еще не пришло.
Способность чувствовать ту, другую сторону, жить там не зависит от кровного родства, и он это доказал.
– Пер… Мое время тоже еще не пришло.
Та Стина, с которой его не связывало кровное родство, показала ему, что наследственность вторична по отношению к окружающей среде. Что к внетелесным переживаниям способен любой, надо только создать ребенку правильные условия.
Как Мелиссе. Которая стала Стиной. Которая стала еще одной Стиной.
– Ну что ж, это конец, – сказал он, когда Камилла исчезла в тумане с искрами, которые приносил из долины внизу горячий ветер.
Среди теней, выходивших из дома, Пер узнал Стину; рядом с ней двигалась еще одна фигура, такая же истощенная.
“Ингар, – подумал он. – Не может быть”.
Ингар, чьи останки должны покоиться в лесу. Ингар, который вопреки всему остался жив и которого теперь вместе со Стиной вели к вертолету.
Когда вертолет взлетел и скрылся за верхушками деревьев, с неба донесся грохот, и Пер поднял голову. На щеки упали первые капли.
Пер Квидинг ждал. Щипало широко открытые глаза.
Когда тридцать лет назад он лежал в коме, его околосмертный
