Настоящие мужики детей не бросают - Романов Владислав Иванович

«Ничего не боятся, змееныши!» — зло прошипел он про себя.

Лишь проникнув в коридор, он поднялся на ноги, выглянул в актовый зал: менты радостно гоготали, радуясь идиотским фокусам фотографа. Крикунов зашел в спальню, резким движением открыл окно, выпрыгнул, выбежал на дорогу, голоснул, остановив четыреста двенадцатый старый зеленый «Москвич». За рулем сидел пятидесятилетний небритый мужик с лошадиной мордой и жевал во рту «беломорину».

— Слышь, браток, на елку опаздываю, подбрось, а? — веселым голосом попросил Сереженька. — Плачу двойные, а за скорость еще и на бутылку подкину!

— Скорости не будет, резина лысая!

— Да хоть черепахой, все побыстрее! Два стольника даю!

— Ну садись, — соблазнившись такими щедротами, согласился мужик.

Крикунов оглянулся: пока из детского сада никто не выбегал, значит, тревогой никто не загорелся.

— Сворачивай!

— Так что, обратно поедем?! — не понял водитель.

— Сворачивай, тебе говорю! — в ярости прорычал Крикунов и сжал бритву в кармане.

Водитель шумно вздохнул и свернул.

— Так куда мы едем-то? — не понял он.

— По МКАД на Ленинградку.

— А я-то думал тут рядом, в Медведково! — нахмурился шофер, состроив недовольную физиономию. — На Ленинградку бензина может не хватить!

— Заправимся!

Сергей вдруг подумал, что оставлять этого мужика с лошадиной мордой в живых нельзя. Продаст. И к Артему уже идти нельзя. Надо линять из города, а последнего глотка энергии он вдохнуть не может и скоро начнет задыхаться. Он уже чувствует, как тело прохватывает скользким ознобом. То и дело пробегает ледяной озноб по коже. Надо что-то делать. А в Москве оставаться ему уже опасно. В Москве пахнет покойниками.

— Останови! — неожиданно приказал Крикунов.

— Зачем? — не понял водитель.

— Останови, я сказал! — с угрозой в голосе прошипел пассажир, и водитель, увидев бритву в его руке, в страхе ударил по тормозам.

12

Сан Саныч так увлекся фокусами, которые приготовил заранее специально для Сашки, что не заметил исчезновения маньяка, а когда обнаружил, что психа нет, в погоню броситься уже не мог: дети окружили его плотным кольцом и требовали продолжения. Менты же, разинув рты, ловили ворон, и Смирнов готов был поднять переполох, но в последний миг передумал: не захотелось портить малышам праздник. Они смеялись, дергали его за рукав и наперебой кричали: «Еще! Еще!» Пришлось показать еще несколько фокусов, потом они все вместе проорали песенку про день рождения, какую пели Чебурашка и Крокодил Гена, и снова стали водить хороводы. Смирнов до того разошелся, что его даже остановили. Воспитательницы сказали: пора раздавать подарки. И он показал последний фокус: вытащив из пустого бумажного кулька голубя и подбросив его вверх под восхищенный рев детей. Директриса, появившись в конце новогоднего веселья в шерстяном, по-тигриному полосатом платье, тоже похлопала и, подойдя к нему, улыбнувшись, назидательно заметила:

— Неплохо, неплохо, хотя голубей приносить в детский сад не стоило, они нам тут все загадят! А вот в нашей заявке к вам в бюро мы просили проведение трех нехитрых конкурсов: на лучший стишок, песенку и кто быстрее разгадает ту или иную загадку, призы заготовили, а вы, товарищ артист, потянули одеяло на себя, сами выступали и потешали. Это хорошо, весело, вы талантливый актер, по всему видно, и ребята от души смеялись, но они и сами должны проявлять свои таланты! Отрицательный отзыв на первый раз я давать не буду, но вам на будущее хочу подсказать: наши рекомендации надо исполнять! — проговорила она кокетливо, поводя плечиком, точно ожидала от него любовных признаний.

Сан Саныч уже хотел прервать этот словесный полет директрисы, поставить ее на место, снять шутовской колпак и объявить ей, что следует поискать того, кому пригодятся ее наставления, а он просто спас положение, но неожиданно увидел пышную Полину Антоновну Артюхову, которая, расцветая всем лицом, шла к начальнице, и тотчас поменял планы. Он помнил, что она увидела в нем маньяка и даже подтвердила это письменно, а двое ментов еще болтались в сторонке, видимо надеясь, что и им перепадет по подарку, и разбираться, кто прав, кто виноват, они не станут.

— Хорошо, я учту, — хмуро проговорил Сан Саныч и, отдав поклон, отошел от нее.

Сашка уже забрал свой подарок и поджидал отца у выхода.

— А ты здорово показывал фокусы! Всем очень понравилось! Я видел, как все ревели от восторга и смеялись! И я чуть не упал от смеха! Хочешь мандаринку?

— Не хочу.

— А о чем ты думаешь?

Сан Саныч улыбнулся. Он думал о завтрашнем дне. Он сразу же по дикому взгляду последнего Санта-Клауса узнал маньяка и понял, что тот его тоже разгадал. И ждал, что вот-вот начнется паника, что Крикунов ради своего спасения схватит кого-нибудь из малышей и, приставив бритву к горлу, потащит его за собой. Потому первым и начал это безудержное веселье, давая ему возможность уйти, и преступник этим воспользовался. Значит, не такой уж он сумасшедший. Не затевать же схватку с этим ублюдком в окружении почти тридцати беззащитных малышей. Это уж верх легкомыслия.

Так Смирнов оправдывал себя, жалея, что отпустил детоубийцу. Этим позорным изгнанием он только взвинтил его. А вот ментов-ротозеев он бы дубиной гнал из милиции. Из-за таких глупцов в стране и плодятся преступники.

— Ты не ответил, о чем думаешь, — переспросил Сашка.

— Я думаю, что нас ждет мама к обеду, а мы с тобой держим слово, не опаздываем, это важно, верно?

— Конечно важно!

— А значит, мы заслужили еще один сладкий подарок!

— Какой? — загорелся сын.

— Мороженое! — выдержав паузу, выкрикнул Сан Саныч и первым кинулся к будке с мороженым.

Сашка, вопя, бросился следом.

Крикунов сидел в зеленом «Москвиче» и молча наблюдал за ними. Шофер, прижавшись к рулю, сидел рядом.

— Слушай, парень… — хриплым голосом начал было водитель, но Сереженька его оборвал:

— Заткнись!

Водитель откинулся назад, и Крикунов тотчас приставил бритву к его горлу.

— На тот свет торопишься? Я ведь тебя на лоскуты порежу, мне терять нечего, — прошипел он, заглядывая ему в глаза. — А будешь послушным, в живых оставлю. Ты понял?

Мужик, окаменев от страха, заморгал глазами. Сереженька отнял от его горла бритву, переместился на свое сиденье.

— Ладно, поехали!

— К-к-куда?

— На Марс. Ты на Марсе был?

— Н-н-нет…

— Вот и я тоже. Туда поехали! — Крикунов ткнул пальцем на дорогу, ведущую в сторону ТЭЦ.

— 3-з-зачем?

— Не надо мне задавать вопросов! — рявкнул маньяк. — Не надо! Поехали!

Мужик кивнул, капля пота повисла у него на носу, что не могло не порадовать Сереженьку, отпустил сцепление, и «Москвич» послушно двинулся по дороге. Сан Саныч увидел машину, когда она уже проехала мимо ларька с мороженым. Фотограф заметил, что пассажир в красном костюме Деда Мороза, сидящий рядом с водителем, обернулся, пристально взглянул на них, и только тогда до него дошло: он! Точно фотовспышка сработала в голове. Но бежать за «Москвичом» было поздно. Смирнов сразу догадался: убийца хотел, чтобы Сан Саныч его обнаружил. Это походило на вызов и угрозу одновременно. Только что он теперь задумал? Какую ловушку? И за кем теперь охотится? Может быть, за ним? Да, скорее всего. Потрошитель наверняка не забыл тот сильный удар в пах и хочет ему отомстить. Да, так оно и есть, а Смирнов этого не понял. Маньяк и на утренник заявился ради него, только вот не ожидал, что фотограф тоже придет в костюме Деда Мороза, а потому и не смог с ним расправиться.

«Не обрядись в Санта-Клауса, я бы мог сегодня распрощаться со всем миром, — вдруг промелькнуло в сознании Сан Саныча, и эта догадка заставила его ужаснуться. — Но Господь и на этот час уберег меня. И это есть истина».

Он не успел дойти до подъезда, как Смирнова остановили те самые рязанские менты во главе с Кравцом и потребовали документы. Старлей, не дождавшись Крикунова у Галины Вадимовны, вспомнил о детсаде, рядом с которым провинциальный фотограф запечатлел маньяка, примчался туда, когда дети уже расходились с подарками. К счастью, одного Деда Мороза им удалось догнать.