Андрей Константинов - Гоблины. Пиррова победа
…Андрей первым прошел в комнату и непроизвольно поморщился: в нос шибануло, а глаза неприятно защипало от лекарственно-больничного амбре, к которому густо подмешивалась смесь запахов плесени, мочи и еще какой-то не поддающейся опознанию тухлятины. На кровати у ближней к дверному проему стены спал на спине молодой, заросший двухнедельной щетиной парень с неестественно бледным лицом. Эта его бледность, вкупе с витающими в воздухе «ароматами», грязными стеклами окна и засаленным потолком, придавала комнате вид натуральной «покойницкой». Так что Мешку даже сделалось немного не по себе.
«Интересно, а он вообще как? Живой ли?» — неприятно мелькнуло в мозгу.
Оставляя за собой размазанный кровавый след, в комнату вполз Крутов, наскоро замотавший подраненную ногу сдернутой с вешалки в прихожей шмоткой. Правда, толку от нее было немного.
— Это Димка, — перехватил Женя изучающий взгляд Мешка. — В какой-то степени твой коллега. Правда, бывший.
— Я в курсе. А ТВОЙ, — сознательно сделал ударение Андрей, — коллега сейчас где? С Зечей всё понятно. А Бугаец?
— Бугая можете не искать. Только зря бюджетные средства потратите. Бугай с семьей… Короче, считай, что они уже за Доном. А с Дону выдачи нет… Вы бы его оставили в покое, а? У его дочери… Больна она… Там… херово все, короче.
— Боюсь, что это не в моей компетенции, — отрицательно покачал головой Мешок и снова посмотрел на неподвижно лежащего Димку. — Крепко спит. Даже от звука выстрела не проснулся.
— У него днем приступ был, так я ему лошадиную дозу обезболивающего вколол. Теперь только к обеду очухается, — морщась от боли, пояснил Крутов. Голова его куда-то уплывала, а потому сосредоточиться становилось все труднее и труднее. — Кстати, мне бы сейчас тоже… не помешало… Там, в тумбочке, упаковка с ампулами и шприцы… Ты бы не был столь любезен?
— «Марафету дайте!» — глумливо произнес голосом злодея из «Петровки, 38» Мешечко, но уже в следующую секунду устыдился сказанного. Запоздало сообразив, что, судя по состоянию Женьки, кость там, похоже, задета и боль, которую тот сейчас испытывает, была нестерпимой.
— Смешно, — безразлично констатировал Крутов. — Но я не за себя, а конструктивного диалога поддержания ради прошу. Ты ведь, кажется, о чем-то хотел поговорить?
Порывшись в тумбочке, Андрей достал початую упаковку пармедола и одноразовый шприц. Молча протянул их Жене, и тот, кивнув с благодарностью, торопливо принялся заниматься самолечением. Пока он укалывался, Мешечко подхватил единственный наблюдаемый окрест стул и, переместившись к окну, устало присел. Терпеливо ожидая, когда Крутова немного отпустит, он продолжал держать пистолет поблизости, опасаясь как бы Женька, часом, не выкинул какой-нибудь непредсказуемый фортель…
— …Уф-ф! Хорошо пошла! — блаженно зажмурился Крутов, отбрасывая пустой шприц. — Вот теперь можно и попиздеть. Хотя… По большому счету, а надо ли?
— Надо, — упорно тряхнул головой Андрей. — Не переживай, шибко утомлять не стану. Потому как, чует мое сердце, наговоримся еще.
— Может, и так. А может, и эдак.
— У меня ведь к тебе, собственно, всего два вопроса. Первый за «добрую милицейскую фею». Ты что, с самого начала намеревался столь нехитрым способом перевести стрелки на Наташку?
— Ну, дружище, ты прям совсем жЫвотное во мне увидел, — расхохотался было Женя, но тут же скривился, поскольку от смеха болезненные ощущения в голове усилились и перед глазами снова начали расплываться темные пятна. — Просто фразу эту, которую Северова постоянно и к месту, и не к месту озвучивала, я один раз неосторожно и не в кассу при парнях шлепнул. А Бугай, тот еще стебок по жизни, сразу зубами вцепился и такую вот подпольную кликуху мне присвоил… Короче, шутка это, Андрюха. Тупая, беззлобная, но не несущая в себе особой смысловой нагрузки шутка.
— Теперь понятно, — равнодушно сказал Мешок, хотя внутри него после этих бесхитростных Женькиных объяснений всё буквально заклокотало:
«Господи! Как же все просто! Как же все по-идиотски тупо и просто! Купился! Купился на откровенный фуфломицин! Идиот! Секретный начальник секретного, бля, ведомства! Стыд-то какой! На такой откровенной, прочитываемой на раз фигне — и так проколоться! Стыдобище!..»
С усилием погасив раздражение и самобичевание, Андрей продолжил:
— И тогда второй, он же последний, вопрос: зачем? Только, пожалуйста, не разочаровывай меня ответом, что исключительно из-за денег!
Крутов сделался серьезен. Обдумывая ответ на этот простой и одновременно очень сложный вопрос, попросил как бы между делом:
— Вопрос понял, ответ думаю. Слушай, ты не возражаешь, если, пока мы тут с тобой общаемся, я параллельно кое-какие делишки в порядок приведу?
— Да за ради бога!
Получив разрешение, Женя отогнул край напольного дешевого коврового покрытия, на котором он сейчас наполовину распластался, и со знанием дела принялся разбирать квадрат паркетины.
Молча наблюдая, Мешечко продолжал сверлить его взглядом, напоминая, что вопрос был задан.
— Нет, не исключительно из-за денег, — собравшись с мыслями, глухо ответил Крутов. — Хотя деньги тоже имели место быть. Но здесь я просто по мере сил возвращал свое. То, что мне государство недоплатило. Вот только вдаваться в детали и нюансы, извини, не буду. Всё равно не поймешь. И не потому, что глупый, — просто устроен иначе… Да и не хочу я тебе ничего объяснять, если честно.
— Что же это за нюансы такие, когда против своих идешь? Причем осознанно идешь? По-подлому идешь?
— Своих?! — горько переспросил Женя. — Мои, Андрюх, они почти все в горах остались. Вон, еще один, — он кивнул в сторону кровати, на которой, забывшись, спал Яснов. — Тоже с некоторых пор мой, под себя ходит… За Бугая я тебе уже сказал. За Зечу ты знаешь… Да, к слову, исключительно чтобы облегчить работу следствию — это я сегодня Серегу. Там, на месте. Сам проводил. Потому что вот как раз он для меня — действительно СВОЙ.
Крутов отставил наполовину разобранную половицу, под которой уже вполне угадывался впрессованный в бетонный пол кубик тайника, и, давая себе небольшую передышку, устало прикрыл глаза…
…Первые числа февраля 2000 года. Аргунское ущелье. Сумерки угасающего промозглого дня. Снег?
«Хоть убей не помню: шел ли тогда снег?…»
…Зеча, Бугай и Курт не то чтобы сторонились схватки. Просто возвращались они с поиска, и не их была сейчас эта война. Да и проходила она на другом фланге: на вершине пологого холма, а не в низине, где залегли они.
Нет, Бугай, конечно, как водится, малость пораздувал ноздри. Но когда они увидели перед собой духовские спины в заношенных зимних афганках, стало ясно: «Всё! Их отрезали!» Бой медленно удалялся от проселочной дороги куда-то за пологий перевал. Похоже, именно там духи и продолжили преследовать федералов. Попробуй теперь догони!
Скорее из-за тупой безысходности, нежели сообразуясь с необходимостью, все трое продолжили спускаться ниже дороги — в сторону одинаковых колонок, зеленеющих на фоне грязного снега. Кладбище.
Первым, помнится, опомнился Зеча:
— Твою мать! Там же аул! Значит, духи. Назад. Обходим справа.
— Куда, мудак, обходим? — зло сплюнул Курт. — Вы, конечно, как знаете, а я…
Договорить ему не дал Бугай:
— Стой, падла! Куда? Ты что — к ним?
В ответ Курт сначала покрутил пальцем у виска, а потом показал на распоротое осколком колено:
— Всё, блядь. Приплыли.
Он остановился и достал из «лифчика» два рожка. Один повертел в руках и досадливо зашвырнул в снег — пусто. Другой кинул под ноги Бугаю со словами: «…там еще штук пять-семь вроде как». После чего положил автомат на снег и, спружинив, скатился с последней кручи, отделявшей дорожную насыпь от кладбища, тянувшегося вдоль ложбины.
Бугай с Зечей замерли: откуда-то снизу, по противоположному краю кладбища, там, где белели несколько крестов, меж мусульманских колонок осторожно продвигался дух с огненно-рыжей бородой. В быстро сгущающихся сумерках борода эта выделялась особо. Почти сразу Бугай с Зечей увидели и Курта. Он ковылял словно бы навстречу рыжебородому, до которого по прямой оставалось метров двадцать.
Бугай залег на краю дороги, вставив в свой автомат куртовский рожок. Зеча на одном инстинкте самосохранения пытался даже не отойти, а «отодвинуть тело»: куда-то вправо, вверх по дороге.
Но ни тот, ни другой не успели…
Сначала им показалось, что Курт поднимает руки. Еще бы секунду, и от щедро отсыпанных пяти его патронов остались бы одни дымящиеся гильзы. Но Курт обогнал события: правой рукой он достал «фэшку», потом еще что-то, секундно замешкался и в падении швырнул гранату в сторону рыжебородого.
