Иван Лазутин - Матросская тишина
— Молодой человек, встаньте!
Валерий поднял голову. Перед ним стояло три человека: один, средних лет, был в штатском, двое других, помоложе, были в милицейской форме. Знаков различия на их погонах Валерий снизу, сидя за столом, не видел.
— Встаньте! — приказал человек в штатском. Это ему принадлежал густой басок, звучавший в коридоре.
Валерий, опираясь руками о стол, медленно встал. Голова кружилась. Его по-прежнему подташнивало. Мощные боксерские удары, нанесенные в скулу и в солнечное сплетение в течение каких-то нескольких минут, давали себя знать.
— Ваш паспорт! — потребовал человек в штатском.
Двое в милицейской форме стояли за его спиной, переминаясь с ноги на ногу, готовые в любую минуту к схватке, если она будет навязана. Один из них был лейтенант, другой — сержант.
— У меня нет паспорта, — еле слышно произнес Валерий.
— Где же он?
— Я его еще не получил.
За спиной двух милицейских работников прозвучал услужливый голос Яновского:
— Он говорит правду. Паспорт он еще не получал, хотя шестнадцать лет ему исполнилось в марте. — Вся левая сторона белой рубашки Яновского была залита кровью. Вид его был ужасен. Правая кисть руки была в запекшейся крови, сгустки крови темнели на лбу и на левой щеке.
Когда по указанию человека в штатском лейтенант милиции отошел в угол комнаты и принялся фотографировать потерпевшего и Валерия, перед которым на столе лежал окровавленный обломок шпаги, Яновский лицом изобразил такое страдание, словно его жгла нестерпимая, мучительная боль.
— Вызовите «скорую»! — приказал сержанту человек в штатском.
— Она уже вызвана! — сказала Оксана, стоявшая рядом с Яновским и все время поправляющая окровавленные бинты на его левом плече. Ее руки были тоже в крови.
Человек в штатском повернулся к лейтенанту милиции.
— Снимайте. На цветную!
Лейтенант поставил на стол небольшой плоский чемоданчик, чем-то напоминающий спортивные чемоданы, достал из него фотоаппарат и, отойдя в угол комнаты, принялся фотографировать. Он делал снимки с нескольких точек. Крупным планом он снял окровавленную рубашку Яновского и потемневший от крови обломок шпаги, лежавший на столе.
Дождавшись, когда лейтенант закончил снимать место преступления, потерпевшего и виновника совершенного преступления и спрятал фотоаппарат в чемодан, человек в штатском — было видно, что он был старшим в оперативной группе, — отрывисто бросил Валерию:
— На выход!
— В милицию или в тюрьму? — глухо и безнадежно прозвучал голос Валерия.
— Пока в милицию, а там посмотрим.
Валерий поднял голову и обвел комнату медленным взглядом, словно он навсегда прощался с тем, что окружало его с детства, где он сделал первые шаги. Губы его вздрагивали. Стараясь побороть слабость, он обратился к Яновскому:
— А вас я, Альберт Валентинович, очень прошу: главу о «святой лжи» уберите из книги и из диссертации. Я об этом прошу и настаиваю. Вспомните о маме. Повернувшись к оперативнику в штатском, он попросил: — Разрешите вымыть руки.
— Можно, — разрешил оперативник в штатском и кивком головы дал понять сержанту, чтоб тот прошел в ванную вместе с Валерием.
Валерий прошел в ванную, вымыл руки, не торопясь вытер их полотенцем и посмотрел на себя в зеркало. Таким он себя еще никогда не видел. Левая скула его заметно припухла.
— Пойдемте, — тронул его за локоть сержант и кивнул на дверь.
— Об-б-бождите… — с трудом проговорил Валерий. — Н-н-не могу… — Он всем телом содрогался в спазмах рвотного приступа. Потом началась рвота, которую, как зевок, как чихание, человек не в силах приостановить ни силой воли, ни голосом рассудка.
Увидев на стенках белой раковины, в которую рвало Валерия, кровь, сержант открыл дверь ванной и крикнул в коридор:
— Товарищ капитан, зайдите!
В ванную зашел оперативник в штатском. Сержант показал на раковину, над которой склонился Валерий, всем телом содрогавшийся в приступе рвоты.
— Смотрите. Кровь.
Капитан позвал в ванную лейтенанта и приказал ему сфотографировать Валерия над раковиной.
— Снимите на цветную. Кровь! — распорядился капитан.
На лестничной площадке оперативная группа и Валерий столкнулись с людьми в белых халатах, вышедшими из лифта. Двое мужчин — по виду это были санитары — и женщина.
— Вы в сорок восьмую? — спросил капитан, кивнув на дверь квартиры Валерия.
— Да, в сорок восьмую! — ответила полная женщина, державшая в руках медицинский чемодан.
— Проходите. Там нужна ваша помощь. И, пожалуйста, оставьте потерпевшему свои координаты. Они будут необходимы для медицинской экспертизы.
— Сделаем все, что необходимо, — ответила врач.
Валерий и трое оперативников спустились в лифте, на котором только что поднялись врач и два санитара «скорой».
Во дворе разноголосая стайка детей, держа в руках подобранные листы из диссертации Яновского, галдела, и все, зачем-то задрав головы, смотрели вверх. Тут же, рядом с подъездом, стояла милицейская машина с зарешеченными окнами.
Из стайки детей вышла девочка в красной шапочке. Обращаясь к капитану, она робко спросила:
— А они скоро придут?
— Кто?
— Ну, они… Ведь они обещали купить нам мороженое. Мы собрали все, а они не идут. Скажите им, чтобы они пришли. Ведь мы собрали все.
Капитан пожал плечами, давая детям знать, что он ничем помочь им не может. Кивком головы он показал Валерию на распахнутый зев машины.
Взглядом, исполненным невыразимого страдания, Валерий окинул двор, вяло помахал рукой дяде Сене, стоявшему у подъезда, и уже поставил ногу на ступеньку, чтобы подняться в машину, но в эту минуту увидел, как из-под ближней арки вышла Калерия. Увидев Валерия рядом с оперативной машиной в окружении милицейских работников, она резко остановилась, и в ее широко раскрытых глазах заметался испуг. Вчера вечером она звонила Валерию и сказала, что сегодня во второй половине дня она зайдет к нему, чтобы вместе навестить Веронику Павловну.
При виде оторопевшей Калерии сразу ослабевшая нога Валерия соскользнула со стремянки и шлепнулась об асфальт. Руки его повисли расслабленными плетьми. Многое бы отдал в своей жизни Валерий, чтобы в эту скорбную и позорную минуту его не видела Калерия. Он хотел что-то сказать в ответ на ее тревожно-вопросительный взгляд, когда она быстрой походкой шла к машине, но сержант-конвоир, не дав раскрыть ему рта, скомандовал сиплым голосом: — быстрей!.. Чего мешкаешь?!.. — и, крепко подхватив Валерия под руку, помог подняться в машину. Захлопнув за Валерием дверцу, он закрыл ее на ключ.
— Товарищ капитан, — высунувшись из кабины, спросил водитель с погонами старшины, — в управление или в отделение?
— В клинику Склифосовского!.. И как можно быстрей! Будут заторы или помехи — прорывайся с сиреной! — Бросив взгляд на лейтенанта, капитан распорядился: — Поедете со мной и вы, лейтенант. Парню необходима срочная квалифицированная помощь. Что тут у них произошло — разберемся после.
Когда машина скрылась под аркой, Калерия подошла к дворнику.
— Что тут произошло, вы не в курсе дела? — спросила она, видя по лицу старика, что он чем-то очень взволнован.
— Не могу знать. Поднимитесь к ним в квартиру, там вам все расскажут.
— Там есть кто?
— Есть, есть… — Дворник отрешенно махнул рукой и в сердцах сплюнул. — Только не те, кому там нужно быть.
По сердитому лицу старика Калерия поняла, что толку от него не добьешься, а поэтому решила подняться в квартиру Валерия.
Глава тридцать шестая
Перед тем как допросить Яновского вторично, Ладейников внимательно прочитал показания Эльвиры, которая по делу шла как свидетельница, а также показания Валерия Воронцова. Показания Яновского при первом допросе были настолько сбивчивыми и уязвимыми, что если даже не принимать во внимание показания Валерия и Эльвиры, то и в этом случае в них были видны явные противоречия и отсутствие всякой логики в поведении Валерия Воронцова, нанесшего ему колющую рану в левое плечо. Не вызывал доверия Яновский и как личность: слащавый, с угодливой интонацией в голосе, с претензией на интеллигентность.
Ладейников посмотрел на часы. Времени было десять минут одиннадцатого. Яновского он вызвал повесткой на десять ноль-ноль. «Опаздывает», — подумал Ладейников и уже хотел было набрать номер телефона, чтобы узнать — не заболел ли, не задерживают ли Яновского какие-нибудь непредвиденные обстоятельства, но успел набрать только две цифры на телефонном диске, как дверь кабинета приоткрылась и в просвете показалась знакомая стройная фигура Яновского. На нем был модного покроя светло-серый костюм, плотно облегающий его спортивную фигуру. На фоне бледно-голубой рубашки ярко выделялся темно-вишневый галстук и лишний раз подчеркивал, что в туалете Яновского было все тщательно продумано. «Таких модных красавчиков любят фотографировать для рекламы в перворазрядных столичных парикмахерских-салонах», — подумал Ладейников, встретившись взглядом с Яновским, на лице которого светилась улыбка. Нет, это была не дежурная канцелярская улыбка служивого человека, в этой улыбке душевная мягкость переплеталась с чувством знающего себе цену мужского достоинства.
