Елена Топильская - Белое, черное, алое
- Уже сказали.
- Это не имеет значения, - махнул Пруткин рукой. - Разговор неофициальный. Даже если он будет сидеть передо мной и признаваться, я все равно отопрусь. Я вообще его не знаю. Наше сотрудничество документально не оформлялось.
-Ну ладно. Мне только интересно, зачем он это сделал?
- Да, это интересно. Мне он, знаете, что сказал? Что эти люди, муж и жена, развращают своих детей, ну, развратные действия в отношении их совершают, там мальчик и девочка, так вот оба, и муж, и жена, с ними такое вытворяют. И чем дальше, тем больше. И надо это остановить. А в тюрьму их нельзя: во-первых, не доказать, а если дети на них будут показания давать, они детей убьют. А во-вторых, каково детям будет, если мама с папой в тюрьме сгниют за то, что с ними совершали? Им же житья не будет... Так что выход только один...
Нателла Редничук, подумала я, ее легенда, бесспорно. "Какая жизнь у девочки будет, если мама в тюрьме за то, что убила папу?" - вспомнила я Нателлочкину тетю.
Из изолятора я поехала в главк. Чем дальше, тем муторнее становилось у меня на душе.
- Сергей Сергеевич на месте? - спросила я у пожилой секретарши в приемной.
- На месте. Как вас представить?
- Швецова из прокуратуры.
- Минуточку. - Она нажала на кнопку внутренней связи. - Сергей Сергеевич, Швецова из прокуратуры.
- Пусть заходит, - раздался голос Голицына из динамика.
Я вошла в кабинет и притворила за собой дверь. Генерал встал из-за стола, обошел вокруг него и принял от меня куртку.
- Присаживайтесь. Кофе хотите?
- Нет, спасибо.
По предложению генерала мы сели не к столу, а в угол кабинета, где стояли два кресла и журнальный столик.
- Сергей Сергеевич, я раскрыла убийство Чвановых, - бесцветным голосом сказала я.
- Поздравляю. - Его-то голос был не бесцветным, а очень даже насыщенным модуляциями.
- Особо не с чем.
- А что такое?
- Я не знаю, что делать дальше, - призналась я. - Посоветуйте.
- Нужна помощь, люди? -- Он внимательно на меня посмотрел.
- Нет. Я только хочу знать, чем она вас купила. Вы же знали, что она собой представляет.
- О чем вы? - Он еще по инерции улыбался.
- Почему вы не отказались?
- Я вас не понимаю, - но улыбка уже исчезла, у губ сложилась жесткая складка.
- Вы же знали, что Нателла собой представляет. Она не человек, у нее нет человеческих чувств. Неужели вам в голову не пришло, что она вас использует?
Голицын молчал.
Я достала из сумки фотографию парочки на фоне РУВД.
- Узнаете?
Рядом я положила фотоотпечаток с видеозаписи убийства.
- Узнаете?
Следующей на столик легла выписка из прокурорского журнала - про то, что профилактику поведения Редничук Н. И., освободившейся из мест лишения свободы 18 февраля 1971 года, осуществляет оперуполномоченный Голицын С. С.
- Помните?
Голицын молчал.
Из сумки я достала диктофон с кассетой из "прослушки". Включив воспроизведение, я услышала голос Голицына: "Але! А Романа можно? Рома? Живой еще? Ну, с наступающей тебя годовщиной!.."
- Узнаете? Вы же практически при мне туда звонили, разговор в четыре часа. Вот распечатка ваших переговоров с мобильного телефона. Помните день взрыва? Вот ваш исходящий звонок - аккурат по домашнему телефону Вертолета.
- Схулиганил, - неожиданно сказал Голицын. - Я знал, что Вертолета слушают, а тут подвернулся такой удобный случай еще раз подставить его под убийство Чвановых. Я ведь и год назад понимал, что он первый кандидат под подозрение, он ведь Чванову угрожал.
- По просьбе Нателлы Ивановны.
- Просто Нателлы, - машинально поправил он меня и осекся. - Чего вы хотите?
- Не знаю, - честно ответила я. - Наверное, отдать кому-нибудь это дело и забыть о нем. Она правда сказала, что ее сын и невестка совершают развратные действия в отношении детей?
- Хуже. - Голицын достал из кармана пачку сигарет, зажигалку и закурил.-Не возражаете?-запоздало спросил он.
- Что вы, что вы, чувствуйте себя совершенно свободно...
- Не ерничайте. Судя по всему, вы знаете о наших отношениях?
- Я знаю, что они были.
-Маша... Можно мне вас так называть? Вы мне в дочки годитесь.
Я кивнула.
- Я очень виноват перед Нателлой. У нее была тяжелая жизнь. Зона, смерть мужа, ребенок, который не узнал ее, когда она вышла из заключения... Да еще и я. Ничего хорошего я ей не смог дать и ужасно обидел. Она чуть не умерла из-за меня. Выгнала меня потом, и правильно сделала. А я до сих пор не могу себя простить. Мы не виделись много лет. Когда она меня нашла в прошлом году и сказала, что только я могу ей помочь, у меня язык не повернулся ей отказать. Она рассказал мне о ситуации, и я согласился с ней, что другого выхода нет, детей можно спасти только так.
- И вы ей поверили?
- Да, Маша, я ей поверил. Я ей привык верить еще тогда. Мне до сих пор бывает тошно, когда я думаю о Нателле и нашей с нею совместной жизни. Она была на три года меня старше, я был еще сопляк и вел себя как сопляк. Я принимал как должное то, что она корячится на каких-то показах в тьмутаракани, чтобы денег заработать, меня обеспечить. Она ведь мне даже рубашки и дезодоранты покупала. Я, бугай, занимался только своей работой, денег ей практически не отдавал, но жрать и пить любил. Она меня обслуживала, а я это принимал. А ведь я должен был ее на руках носить. Я больше никого в жизни так не любил, как ее. И до сих пор ее люблю. Как я с нею жил! Как свинья, как скотина последняя. Ну ладно, это вам неинтересно. Что делать будем?
- Не знаю, Сергей Сергеевич, - повторила я.
- Вы ведь понимаете, что вряд ли докажете...
- Наверное, вы правы. Да я и не хочу доказывать. Я напишу рапорт прокурору с просьбой передать это дело другому следователю. И отдам ему все материалы, которые у меня есть. Сделает он из этих материалов те же выводы, что и я, тогда готовьтесь к разговору с другим человеком.
- Вряд ли, - Голицын усмехнулся. - Пруткин вам что-нибудь сказал?
- Пруткин сказал, что то, что было на самом деле, так же невероятно, как участие в преступлении президента Ельцина.
- Это вам он такое сказал, а больше никому даже сотой части этого не скажет. Чем-то вы ему понравились, наверное.
- А если другой следователь ему еще больше понравится?
- Посмотрим. Поживем - увидим.
- До свидания, Сергей Сергеевич. - Я поднялась с кресла и собрала свои документы.
-До свидания, Мария Сергеевна, было приятно с вами поболтать.
Голицын тоже поднялся и галантно подал мне куртку.
Как я хотела раскрыть это убийство, думала я, бредя по проспекту и наступая на корочки льда, затянувшие лужи. Зачем? Кому от этого лучше? Кто это сказал: "Чем больше я узнаю людей, тем больше мне нравятся кошки"?
В РУБОПе меня должен был ждать Денщиков с адвокатом, для предъявления обвинения. Арестовывать его прокурор города запретил, санкцию на него мне никто не даст, спасибо хоть обыск в его квартире санкционировали. Я писала протокол допроса своего бывшего коллеги, и мне очень хотелось напиться.
Подписывая протокол, Денщиков сказал:
- С обыском вы можете ехать куда угодно, только залезть туда, где я живу сейчас, у вас ручки коротки.
- То есть? - не поняла я.
- Вам санкционировали постановление на обыск по месту моей регистрации, у бывшей жены,-после предьявления ему обвинения мы с ним стали общаться исключительно на "вы", - но я сейчас живу не там, а у сотрудницы прокуратуры города Петровской Татьяны Васильевны. Вот туда попробуйте суньтесь. Быстро вам по ручкам нашлепают. Санкцию на этот обыск вам никто не даст.
- А зачем нам обыск у Петровской? Вы теперь там живете, и все ваше имущество там?
- Да, - подтвердил Денщиков.
- Значит, там и наложим арест на имущество.
- Но там и ее имущество!
- Мы опишем все, а она может обратиться в суд с иском об исключении имущества из описи. Потерпевшим причинен крупный материальный ущерб, и я обязана принять меры к обеспечению гражданского иска. Поехали прямо сейчас, для наложения ареста на имущество санкции не требуется.
- Поехали, - усмехнулся Денщиков.
И мы поехали туда, где он жил теперь с Таней Петровской. Адвокат Денщикова отправился на своей машине и вскоре пропал из виду. У меня еще хватило ума заехать в прокуратуру города, но Тани не было в приемной. Мы поискали ее в здании, но не нашли и поехали в адрес.
- Дайте ключи, - сказала я Денщикову, но он ухмыльнулся и ответил:
- А у меня нет ключей. Ключи у Петровской.
- Когда она должна прийти?
- Не знаю. - Он явно издевался. - Может, и вообще не придет сегодня.
Понятые, пожилые соседи с нижнего этажа, спросили:
- Ломать будете?
Я поколебалась:
- Будем.
Опер из РУБОПа недоверчиво на меня посмотрел, но принес из машины ломик и, еще раз потребовав подтверждения, ковырнул обвязку двери, от нее отлетела щепка, и треск ее вернул меня к действительности.
- Нет! - сказала я. - Стоп! Будем ждать. Это же не обыск, а наложение ареста на имущество.
