Мишель Бюсси - Самолет без нее
Кредюль Гран-Дюк, пошатываясь, поднялся. Из нижней губы у него сочилась кровь. Пиджак из шелка-сырца был перепачкан грязью и кровью. Детектив сделал шаг, приволакивая правую ногу. Марк словно онемел. Добраться до цели и проиграть. До чего глупо.
— Ты неплохо меня отделал, паршивец. Драться ты умеешь. Обрати внимание, я не отрицаю, что заслужил подобное отношение. На твоем месте я поступил бы точно так же. Нет, пожалуй, хуже.
Сыщик еще немного прошел вперед, одной рукой поглаживая ушибленное плечо, а во второй держа нацеленный на Марка револьвер.
— Ты не оставляешь мне выбора, Марк. Понимаешь? Тебе единственному известна правда об убийстве твоего деда. Кроме заказчика, естественно, но старик Карвиль ни для кого не представляет угрозы. Мне страшно не хочется тебя убивать, Марк. Но ничего не поделаешь.
Марку наконец удалось разлепить губы. Он тихо сказал, указывая глазами на «ксантию»:
— Убивать Назыма Озана тебе, наверное, тоже страшно не хотелось? Но пришлось?
Детектив остановился, с трудом опираясь на раненую ногу.
— Жизнь порой преподносит неприятные сюрпризы, Марк. Трудно плыть против течения. Еще труднее выбираться из-под водопада. Шесть дней назад я собирался пустить себе пулю в лоб. Я решил, что игра кончена. Game over. Еще бы пара минут, и… А сегодня я — победитель. Я выиграл эту партию. Хотя мне действительно пришлось убить двух самых дорогих мне людей — Назыма и Аилю Озанов. С тобой будет трое.
Марк дрожал всем телом. Ему было холодно. От детектива с револьвером его отделяли каких-нибудь три метра. «Наброситься на Гран-Дюка? Попытаться вышибить у него из рук оружие? Бесполезно. Не успеть». Тот застрелит его раньше, чем он сделает первый шаг. На узком горном шоссе по-прежнему не было ни души. Да их и не было видно с дороги.
— Марк, я все же хочу тебе кое-что объяснить. Мне заплатили сумасшедшие деньги за убийство стариков, замаскированное под несчастный случай. На моей совести немало трупов. Я служил наемником и убивал людей десятками за жалкую плату. Ничего общего с суммой, которую предложил мне Леонс де Карвиль. От таких предложений не отказываются. Разве мог я тогда предположить, что привяжусь к женщине, которая должна была умереть, но вопреки всему выжила?
Хоть бы он замолчал! Гран-Дюк рассуждал и действовал вполне логично. В том, что он делал, не было ни следа помешательства, на которое можно было бы списать его поступки. Неожиданно для самого себя — неужели он еще рассчитывал воздействовать на совесть этого человека? — Марк выпалил:
— Лили беременна. От меня. Через час она идет на аборт.
Револьвер не дрогнул в руке детектива.
— Этого следовало ожидать, Марк. Я не удивлен. Напрасно ты сюда явился. Ты взялся не за свое дело. Мог бы жить и радоваться вместе с Лили. Вы с ней — прекрасная пара. Были бы прекрасной парой. Лили, конечно, расстроится. Но ты не оставил мне выбора… Не будем тянуть, ладно?
Гран-Дюк направил револьвер Марку в сердце. Тот стоял, не в силах пошевелиться. Вот и все. Конец. Как ни странно, перед ним промелькнули счастливые картинки из прошлого: чемпионат мира по футболу 1986 года, пенальти Фернандеса, майка Дидье Сикса, ноты на пианино…
— Все это — ужасная цепь случайностей, Марк. Никто не виноват. Разве что Мелани Бельвуар. Но она тоже действовала из лучших побуждений.
«Двигайся, — приказал себе Марк. — Нырни ему под ноги…»
Кредюль Гран-Дюк разгадал его намерение и отступил на пару шагов, крепче сжав револьвер.
— Люди всегда цепляются за жизнь, Марк. В том-то вся проблема. Никакой надежды уже нет, а они все цепляются. Карвили совершенно напрасно воевали с Витралями. Им нечего было делить. Все это — одно сплошное недоразумение. Как любая война. Думаю, сейчас ты уже понял, что произошло на самом деле. Они обе погибли на горе Мон-Террибль. И Эмили, и Лиза-Роза. Никто из пассажиров самолета не спасся. Мне очень жаль, что так вышло, Марк, ты уж мне поверь.
Гран-Дюк поднес палец к спусковому крючку.
Грохот выстрела разорвал тишину мирного утра. Должно быть, его эхо слышали даже в Швейцарии.
61
4 октября 1998 г., 8.14.
Гран-Дюк упал лицом на землю. Из спины у него бил фонтанчик ярко-красной крови.
Только теперь Марк увидел Мальвину. Она все еще сжимала в обеих руках маузер. Своим пронзительным голосом она сказала:
— Не думай, что я убила его, чтобы спасти тебе жизнь, Витраль! Просто я не выношу, когда врут, что Лиза-Роза умерла.
Она уронила пистолет на землю. Ее тело сотрясала крупная дрожь. На сей раз она не притворялась. Она выстрелила в человека. Она убила человека.
— Как?.. Как ты?..
Мальвина заговорила быстро и нервно, глотая слова:
— Я не глупее тебя. Я тоже подумала про газету. Мужик из заповедника, как его, Грегори Морэ, что ли, отвез меня на своем джипе в редакцию «Эст репюбликен». Ты сделал за меня всю работу. Номер от двадцать третьего декабря еще даже в шкаф не убрали. А на первой странице ты записал адрес Мелани Бельвуар. Я поймала такси. Попросила высадить меня внизу, на выезде из Данмари.
Мысли Марка беспорядочно метались. Что он должен делать? Сказать Мальвине спасибо? Обнять ее? Или, наоборот, не трогать и дать ей успокоиться? Он шагнул к ней.
— Не прикасайся ко мне! — заорала Мальвина.
И сломанной куклой, сотрясаясь в конвульсиях, упала на землю. Сквозь ее рыдания до Марка донеслись обрывочные слова:
— Бабуля… Дедуля… Вчера… В Париже… Оба… Их нет… Их больше нет…
Он отвернулся и открыл дверцу «ксантии». Гран-Дюк не солгал. На сиденье лежал белый конверт. Марк надорвал его и достал четыре распечатанные на принтере страницы. Марк подошел к Мальвине. Она так и не встала с земли и, согнувшись в позе зародыша, продолжала плакать. Марк присел рядом с ней. Тихо, но отчетливо начал читать вслух:
«Я все расскажу вам, месье Гран-Дюк. В конце концов, я не сделала ничего дурного. Мне не в чем себя упрекать. Раз уж вы меня разыскали, придется во всем признаться. Я всегда думала, что рано или поздно такой день настанет. Видимо, он настал. Я была, что называется, трудным подростком. С семнадцати лет начала сбегать из дому. Школу бросила. Болталась где придется с такими же, как я, неприкаянными парнями и девчонками. Родители затащили меня в Бюро по трудоустройству. Мне подыскали одну работу, вторую, третью… Я нигде не могла надолго задержаться. Потом попала на что-то вроде практики в Природный парк в Верхней Юра. В природоохранной зоне. Меня туда определили на месяц. „Защита природы“ заключалась в основном в том, что мы ходили по лесу и собирали мусор. Захватывающее занятие. Командовал нами — вместе со мной работали еще несколько девчонок — некий Грегори Морэ, он числился инженером в дирекции парка, расположенной у подножья горы Мон-Террибль. Потрясающе красивый мужчина. К девушкам, которые ему нравились, у него был особый подход. Он к ним не лип, нет, но как-то умел так подкатиться… Он был старше меня лет на десять, если не больше. И я, конечно, влюбилась в него без памяти. В него все влюблялись… В первый раз мы занимались любовью на природе, на берегу ручья, в лесу, который он знал как свои пять пальцев. Потом — где придется, каждый день, пока я там работала и позже, на протяжении еще нескольких недель. В самых невообразимых местах. Я понимала, что у него до меня была куча женщин, но мне казалось, что наш с ним роман — совсем другое. Что это для него серьезно. Мне хотелось ему верить, и я ему верила. Довольно банальная история, не правда ли, месье Гран-Дюк? Молоденькая дурочка и прожженный ловелас.
— А что было потом?
— Потом я забеременела. Пока сообразила, что произошло… Срок был уже шесть недель. Но главное, я уже, как говорится, покатилась по наклонной плоскости. Нигде не работала. С родителями практически не общалась. Тусовалась со всякой швалью. И была смертельно влюблена в Грегори Морэ. В его тело. В наслаждение, которое он мне дарил.
— Отец ребенка — Грегори?
— Да. Он был моим первым и единственным любовником. Однажды вечером, в убогом номере отеля в пригороде Бельфора, я сказала ему, что жду ребенка.
— И какова была его реакция?
— Вполне предсказуемая, месье Гран-Дюк. Более чем предсказуемая. Он буквально вытолкал меня вон. Назвал шлюшкой. Сказал, что я хочу его захомутать. Что я никогда не докажу, что отец ребенка — он. И что он советует мне сделать аборт.
— Но вы его не послушали?
— Нет, не послушала. Не могу сказать, что я приняла сознательное решение сохранить ребенка. Я просто не стала ничего предпринимать. Время шло, а я ничего не делала. Седьмая неделя, восьмая… Все это случилось слишком быстро. И я по-прежнему тосковала по Грегори. Как будто обезумела. Убеждала себя, что он еще передумает. Что мне удастся его вернуть. А если вспомнить, какой образ жизни я тогда вела… Постоянного жилья у меня не было, я ночевала в сквотах. Дома появлялась в лучшем случае раз в неделю. Когда скрывать беременность стало невозможно, я вообще перестала навещать родителей. Только звонила им иногда.
