Андрей Константинов - Тульский – Токарев

– Пока – хрен знает… Слышу. Ритм один.

– Да, Кружилин, это, конечно, довод…

Пару дней Ваню подкалывали все кому не лень, а потом убийство чудом раскрыли, и все ахнули, потому что на злодее и впрямь оказался еще и красносельский торгаш.

Лично

Экз. единств.

Главному военному прокурору генералу-лейтенанту юстиции

Шапошникову К. Л.

Довожу до Вашего сведения, что 22 июня 1995 года, в 22.17 во дворе дома 14 по Большой Пушкарской улице (я провожал дочь на праздник «Алые паруса») я случайно застал трех офицеров в форменной одежде – капитана милиции Кружилина, лейтенанта ВМС Брыкина, старшего лейтенанта милиции Очурчалова. Последний находился в состоянии сильного алкогольного опьянения и сидел в песочнице.

Так как в руках Кружилина я увидел пистолет «ПМ», впоследствии оказавшийся табельным оружием Очурчалова, я, предъявив удостоверение сотрудника прокуратуры, выяснил следующее.

Капитан милиции Кружилин и лейтенант ВМС Брыкин оказались вызванными не установленной (с их слов, данные ее они «запамятовали») гражданкой на свидание в одно время и место. Когда они это поняли, то разговор между ними зашел в плоскость корпоративных издевок и нецензурных ругательств. После фразы Брыкина – «Пес цепной» и его ответа – «Шкипер с ботика» вышеуказанные офицеры решили стреляться на дуэли.

Мотивации старшего лейтенанта Очурчалова, отдавшего свое табельное оружие для этой цели (он оказался знакомым Кружилина и находился недалеко на опорном пункте), мне выяснить не удалось.

Все трое были мной доставлены в мой рабочий кабинет.

Исходя из устной с Вами договоренности, высылаю на Ваш адрес материал по факту происшедшего.

Мое мнение – возбудить три уголовных дела по факту покушения на умышленное убийство при смягчающих обстоятельствах. Отправить всех трех офицеров в диаметрально противоположные части РФ. Затем уголовные преследования прекратить в связи с изменением обстановки.

Хочу добавить, что я поинтересовался в статистическом центре центрального аппарата Генеральной прокуратуры о подобных случаях. За всю историю советской власти зафиксирован единственный случай «дуэли». (В 1934 году из-за женщины стрелялись два офицера-танкиста, оба остались живы.)

Ну а про Харламова и говорить не стоит – он просто был незаменим и надежен, как домкрат. Воспитанный во внутренних войсках, он чуть иронично относился к милиции, поскольку сам-то хорошо знал, что такое «подход-отход».

Когда все посмотрели друг на друга, пошептались и поерзали, Богуславский тронул Токарева за плечо:

– Василий, давай!

И Василий Павлович начал рассказывать – четко и внятно, в хронологической последовательности и в деталях все, что накопилось за годы по Невидимке. Причем он сам обращал внимание на слабые места, постоянно оговаривался «предположительно», «вероятно» и «как нам кажется». В заключение он сказал:

– Итак, вкратце вам теперь все известно. Как видите – у нас, в основном, огромный набор косвенных. Но математика не допускает случайных совпадений в таком количестве… Мы знаем друг дружку тесно, всякое бывало и якое бывало. Все присутствующие проверены. Посему: несмотря на то, что правда на нашей стороне, голосить о наших планах не стоит. Так как, чую я, не все наши шаги могут оказаться законными, мягко говоря. На данный момент – успехов – ноль!!! Но мы и не брались пока за дело, не верили… я в том числе не верил… что «фашистская нечисть» может напасть. Так что настроение – «когда мы покидали свой родимый край и тихо отступали на восток…». Но это пока. Я предлагаю распределить роли, вся информация будет стекаться ко мне, но каждый должен знать, что он делает. Птица, что ты в потолок-то смотришь?

Птицын встрепенулся:

– Так, Василь Палыч… А я когда-нибудь отказывался? Тем более, в таком деле! Но – хочешь честно? У лошади большая голова, пусть она и думает! А мне вы покажете, где эта тварь дохнет, – и все, приплыли тапочки к обрыву! Мне насрать – бомж он или первый секретарь – молиться будет у старшего сержанта морской пехоты…

В кабинете зашелестели смешки. Василий Павлович покрутил головой и крякнул:

– М-да… Ну, с Птицей – все ясно. Никто и не сомневался… Я вот только иногда понять не мог – за что его бабы любят. Очевидно, за пролетарскую стремительность. Ладно – его с цепи спустим в последний момент… Так: дружественный нам 7-й отдел УУРа во главе с Богуславским займется анализом – надо поднять все сводки по городу и искать неординарные, глупые, смешные, талантливые и так далее нераскрытые дела. Мы с тобой, – Токарев-старший качнулся в сторону старого друга, – уже обсуждали это, нечего из пустого в порожнее гонять…

– Можно ремарку? – поднял указательный палец вверх Богуславский. – Сводки не только по городу, но и по области.

– Да будет так! – махнул рукой Василий Павлович и повернул голову – Боцман?

Боцман засопел и, кашлянув, откликнулся:

– А я к блатным пойду. Кому про должок напомню, а к кому и на поклон… Если что знают…

– А скажут? – солидно влез в разговор Артем, с недавнего времени считающий себя главным по контактам с блатными, – ну как же, он же с их «генералом» чаи гонял и о сокровенном разговаривал…

Боцман ухмыльнулся – гордо и снисходительно одновременно:

– Мне – скажут! Кхе-кхе… А Варшава, между прочим, всего знать не может – в их мире тоже противоречия имеются… Ну, что захлопал ресницами девичьими? Я много чего ведаю, а еще поболее – в гроб с собой положу.

Токарев-старший чуть улыбнулся, глядя на растерянное лицо сына, и умиротворяюще поднял руку:

– Вот и ладно. Значит, черный мир перекрываем – и Варшавой, и Боцманом с его молодцами…

Но Боцман не желал умиротворяться, – судя по всему, Артем, нагло посмевший усомниться в его, Боцмана, возможностях, по-настоящему задел старого опера за живое:

– Да у меня один Кувшинов чего стоит! Он в первый раз 21.12.1942 народным судом пятого участка Московского района города Ленинграда по статье 162 пункт „г“ УК РСФСР был приговорен к двум годам условно… Секи, начальник: в 42-м! И к «двум условно»!!! А?![22]

– Ну извини, если что не так! – покаялся отец за сына. – Ну, что ты взвился?.. Да, в 42-м – два года… это – да… это внушает… Ну и память у тебя, если надо.

Боцман засопел оскорбленно, но смолк, оттаивая. В принципе, все знали, что (особенно в последние годы) он был падок на грубую, примитивную, лобовую лесть.

А Василий Павлович уже смотрел на Женю Родина:

– Так, ну а второй легендарный отдел чем порадует? Один, – Токарев кивнул на Птицу, – уже обрадовал, а ты чего скажешь?

Родин ответить не успел, его опередил Птицын, не любивший, кстати, работать вместе с Евгением:

– Палыч, давай нас по отдельности считай! Если этот упырь сексуалом окажется – Женечка его сыщет, а я его убью! Так ведь дело-то не в этом! Ненормальный посадит, нормальный промолчит, а Родин за маньяка сам всех до смерти замучает!

Все засмеялись, и Богуславский (как старший по званию) в притворной строгости сдвинул брови:

– Все смехуечки?..

– Какое там! – пробурчал Птица. – Я всерьез…

Токарев спрятал улыбку и спросил уже без шуток:

– Родин, что скажешь?

Женя ответил просто:

– Я все сделаю по своей линии, Палыч… Тем более что этот хлопец, говорите, девку уже мертвую целовал… Может, и мой он… Пусть только Харламов девкой зарезанной еще раз займется – он же выезжал. А я все ОПД странные прошерстю, будьте уверены.

– Уверены, Женя, – кивнул ему Василий Павлович и, заранее вздыхая, перевел взгляд на Лаптева с Петровым-Водкиным: – Ну что, остались Бобчинский с Добчинским… Лаптев, ты его приметы уяснил?

Сергей, морально поддерживаемый Петровым, скептически хмыкнул:

– Извини, Палыч, но отсутствие блеска в глазах и молодой возраст – еще не приметы…

Начальник ОУРа кивнул:

– Согласен, но других нет. Ужинский не то что фоторобот, он в описаниях его на словах путался…

Лаптев прищурился:

– Я этого не люблю, ты знаешь, но… Вроде, ты говорил, его кой-кто в харю знает?

– Есть такое дело, – подтвердил Токарев. – Харламов?

Степа ковбойским жестом показал, что все о'кей и, имея в виду, естественно, Тимова, отрапортовал:

– Псевдоним Короткий, парень-умница, запомнил его идеально. Хотя особых примет у выродка действительно нет. Такому в наружке хорошо работать.

– И все? – с деланым безразличием поинтересовался Петров-Водкин. Токарев-старший глянул на сына и ответил:

– Чего уж тут скрывать. Варшава разглядел его неплохо.