Колодец и бабочка - Елена Ивановна Михалкова
Она была на удивление спокойна. Жаль будет потерять эту работу, но она что-нибудь придумает. В конце концов, продаст машину, на первое время хватит.
– …Выставили, как школьного хулигана! – захлебывался Выходцев. – Это, я извиняюсь, делается с вашего одобрения? Хочу напомнить, что вы трудитесь не для собственного блага, а на пользу нам, пенсионерам! Мы свой долг родине уже отдали, отслужили, так сказать, ранены были на трудовых фронтах, фигурально выражаясь, с инфарктами отлежали, с инсультами, и теперь страна платит нам благодарностью. А ваша сотрудница плюет мне в лицо, откровенно, нагло, не стесняясь ничьего присутствия… Ох… Что-то сердце…
Наташа вошла в кабинет и встала в дверях. Выходцев тотчас забыл про сердечный приступ и принялся тыкать в нее пальцем, напирая на то, что наглость написана у Наташи на толстой морде.
Она оценила диспозицию. За столом сидела Галина Филипповна, директор «Атланта», чрезвычайно монументальная в своем черном пиджаке с широкими плечами, и качала головой в такт жалобам Егора Петровича. У торца стола притулилась, словно писарь при царе, Коростылева. Елена Викторовна в такт жалобам Егора Петровича сокрушенно кивала головой. Выглядело это настолько слаженно, как если бы обе дамы долго репетировали этот изящный рассинхрон, которым невольно дирижировал Выходцев.
Тот поперхнулся и закашлялся. Воспользовавшись паузой, Наташа шагнула вперед и сказала:
– Галина Филипповна, на протяжении нескольких месяцев Егор Петрович портит атмосферу в моей группе. Его высказывания неэтичны и часто оскорбительны. Я как преподаватель больше не допущу его на свои занятия.
– Это мы еще поглядим, кто кого не допустит! – завизжал Выходцев. – Дадут вам, дамочка, пинка, и полетите прямо с этой лесенки…
Галина Филипповна поморщилась.
– Что за риторика… А вы, Наталья Леонидовна, чрезмерно категоричны…
– В моей группе Егор Петрович больше заниматься не будет, – повторила Наташа.
Коростылева только и ждала подходящего момента:
– Это не вам, милая моя, решать!
– Вряд ли вы сможете силой заставить меня вести уроки, – вежливо сказала Наташа. – По доброй воле я не стану этого делать.
– Тогда ваша квалификация как преподавателя под большим вопросом! Как и пребывание в стенах нашего учреждения!
– Елена Викторовна! – урезонила Коростылеву директор.
– Если моя квалификация под вопросом, я готова написать заявление прямо сейчас, – доброжелательно сказала Наташа, глядя на Галину Филипповну.
Разговор с частными сыщиками как будто подтолкнул ее в спину с трамплина, и на инерции этого тычка она летела до сих пор. Уверенность в том, что она найдет работу, и в том, что правда на ее стороне, придавала ее словам должный вес. Наташа должна была волноваться, всего несколько дней назад она переживала бы до слез во время этого разговора, но за прошедшую неделю многое случилось. Она не стала в очередной раз жертвой своего бывшего мужа; она самостоятельно отыскала мошенницу, обчистившую Федосееву; и даже сыщики восхитились ее действиями. При женщине, которую похвалил сам Макар Илюшин, никто не смел вести себя так, как Выходцев, никто не смел портить ее занятия, и незримая корона на Наташиной голове заставляла ее держать спину прямой, а подбородок высоко поднятым.
Повисла пауза. Ни Коростылева, ни директор не ожидали от нее этого шага.
– Шантажистка! – желчно выкрикнул Егор Петрович.
За дверью раздался шум. Он нарастал, уже были различимы отдельные голоса, и в кабинет ввалились женщины. Они говорили все сразу, они шумели и громогласно взывали к справедливости.
– Мы выражаем коллективный протест! – Лидия Васильевна, раскрасневшаяся, взлохмаченная, рубила воздух ребром ладони. – Этот господин, – она ткнула в оторопевшего Выходцева, – систематически, я подчеркиваю, систематически…
– …Да! Систематически!.. – взвинченный контрапункт Риммы Чижовой.
– …Проявлял грубость и неуважение к окружающим!
– Бил жену! – пискнула Зиночка.
– …Систематически!
– Оскорбительно отзывался о наших достижениях…
– …Систематически!
– Мизогиния! Мизогиния! – с нервозностью человека, только что выучившего новое слово и не уверенного в правильности произношения, басила Коляда.
– Если к нашему мнению не прислушаются, мы будем писать коллективную жалобу в отдел культуры муниципалитета! – известила Костецкая. Ноздри ее трепетали, усы гневно пушились. – Мы не позволим, чтобы заслуженный сотрудник стал жертвой происков и инсинуаций!
Наташа, повышенная до заслуженного сотрудника, взглянула на Коростылеву и с мстительным удовлетворением отметила, что слова «коллективная жалоба» заставили ту помрачнеть. Скандал, распространившийся за пределы «Атланта», никому не был выгоден, а из выступления Костецкой становилось ясно, что она не беззащитная креветка в море административных склок, а квалифицированная мурена.
Выходцев из борца за свободу от самодурственного гнета на глазах превращался в проблему.
Егор Петрович еще не успел понять, что расклад изменился не в его пользу.
– Все на одного! – окрысился он, словно его собирались бить.
Наташу посетила кровожадная мысль, что одна-единственная своевременная порка изменила бы характер Выходцева к лучшему.
– Спелись! Я, может, ваш бабский хор и сам больше не желаю слушать! Фальшиво звучите, дамочки! Плохо отрепетировали!
Всё напускное смирение и кротость слетели с него. Егор Петрович забыл о своей роли невинно обиженного и обнажил клыки. При словах «бабский хор» брови Галины Филипповны полезли вверх.
– Прекратите эту свару! – Она тяжело поднялась, оперлась ладонями о стол. Негодующий взгляд ее был обращен к Выходцеву, и тот притих. – Мы разберемся в конфликте. Жаль, что он зашел так далеко и никто не счел нужным сообщить о нем заблаговременно, это позволило бы нам выступить с предупредительными мерами… – Упрек был адресован Наташе. – А теперь, Наталья Леонидовна, вернитесь, пожалуйста, к занятиям.
– А я?! – плачущим голосом воскликнул Егор Петрович.
Галина Филипповна помедлила с ответом, а потом предложила:
– Вы можете присоединиться к группе Чистякова. У них, насколько я помню, урок начинается завтра в три? Верно, Елена Викторовна?
– В три пятнадцать, Галина Филипповна.
У Выходцева отвисла нижняя челюсть.
– Вы меня что же – выгоняете?
– Помилосердствуйте, Егор Петрович! – Директор глянула на него укоризненно. – Вам предлагают новые условия, мы за индивидуальный подход, вы выразили недовольство – мы идем вам навстречу, хотя группа у Чистякова набрана с начала года…
Наташа попятилась и вышла. Дальнейшая битва ее не касалась. Если Выходцеву хватит ума сообразить, что надо отступить, он останется цел. Если нет… У Коростылевой выдернули законную, как она полагала, добычу из-под носа, и вдвоем с Галиной Филипповной они от него оставят только пух и перья. Впрочем, Егора Петровича в любом случае жалко не было.
В непривычном молчании вся группа потянулась за Наташей, как гуси за вожаком. Только на лестнице у Зиночки прорезался голос: она пробормотала, что лифт не помешал бы… или хотя бы поменьше ступенек… Но ее никто не поддержал. Казалось, каждая из них осмысливает случившееся.
