Сирены Амая - Николай Ободников
А вообще жизнь «после» была тяжела.
Еще до того, как Ева получила возможность просвещать людей относительно веры, скончалась Регина, фанатка глиняных и прочих Иисусов. Смерть ее была довольно странной. Ее нашли у себя дома, в ванной, полной воды и крови. Холодную. Мертвую. Со срезанными грудями. Там же плавала самая большая статуэтка Иисуса.
Не то чтобы кровожадность стала второй натурой Евы, но она до сих пор жалела, что не успела сказать этой дуре все, что полагалось. Потому что нельзя отрицать другие религии. Это все равно что, глядя на огонь, утверждать, что существует только вода.
Возможно, ничего этого и не случилось бы, не побывай Ева на Сиренах Амая. Но она побывала. Некая сила, черная и красная, бьющаяся где-то в области живота, вынудила Еву нанести Регине визит через неделю после возвращения из клиники. Она просто подумала, что было бы неплохо вышибить фанатку Иисуса из этого мира, а заодно очистить от нее мозги, в которых та прочно обосновалась со своими язвительными комментариями.
Сила, обитавшая в Еве, подсказала, где находиться в тот или иной момент и что делать. Так что изгнание Регины во тьму прошло без проблем… и лишних жертв.
Если так подумать, Ева обрела куда больше, чем потеряла, кто бы что ни говорил. Даже ее мать, каявшаяся за излишне громкое пускание газов, не находила в случившемся никакого высшего промысла. Но что вообще понимал человек, носивший коронки из церковного серебра?
Из водоворота мыслей Еву вырвал голос Плотникова, парня, работавшего здесь же, в киноконцертном зале, и по совместительству отвечавшего за организацию лекций. Ева не помнила, когда он появился. Жизнь для нее текла слишком медленно, будто навечно сконцентрировавшись в одной точке – в Сиренах Амая.
– Жаль, что так вышло с тем придурком, – заискивающе сказал парень.
– Ерунда. – Ева открыла дверь и зашла в гримерку, которой пользовалась перед лекцией.
– К следующей неделе починят кондиционер, я узнавал, и будет уже не так жарко. Хорошо, правда?
– Лекций больше не будет.
– Что? – На лице Плотникова, столь наивном, что хотелось влепить пощечину, застыло удивление.
Ева посмотрела на него и подумала, что могла бы кое-что сделать для этого дурня. Она сжала его щеки ладонями и поцеловала в губы.
– Я уезжаю, – добавила она.
– Что? Куда?
Но Ева уже не слышала его. Она выскользнула из гримерки и через задний ход вышла на улицу. Погладила себя по намечавшемуся животику, который уже где-то через месяц будет бросаться в глаза окружающим. Теперь она тоже черная внутри, как и отец этого малыша.
Ева улыбалась. Она смотрела на чистое небо, но вспоминала зеленую хвою над головой. В сумочке лежала одна из тех открыток с изображением Сирен Амая в солнечную погоду, которые в последнее время стали очень популярны. Открытку бросили в почтовый ящик примерно две недели назад. Ни обратного адреса, ни почтовых данных, ничего.
И лишь цифры на обороте: «53.944415, 104.679414».
«В конце концов, у Бога нет религии, – с усмешкой подумала Ева, – кроме той, где он имеет форму человека».
72. «Опись Москвы»
Из газеты «Опись Москвы», среда, 30 августа (страница 2)
«Накануне стало известно о трагической кончине писателя Ярослава Доргуна, известного по таким книгам-расследованиям, как „Ветреный холм“ и „Теория мертвеца“. Его обнаружили вчерашним вечером, 29 августа, в собственной квартире на Кутузовском проспекте.
Согласно предварительным данным, Ярослав Доргун скончался от насильственных действий. Подробности смерти не разглашаются, но уже сейчас известно, что в его желудке обнаружили 11 шариков из лавового камня. Имеются ли на них какие-либо символы – уточняется.
Такие же артефакты члены сатанинской секты Дети Амая вводили своим жертвам незадолго до смерти. Именно их ритуалы и деятельность Ярослав Доргун осветил в своей последней книге-бестселлере под названием „Сирены Амая: история шокирующего расследования“.
Знакомые Ярослава утверждают, что в последнее время он был одержим поисками Симо Ильвеса. По заверениям самого писателя, он определил, куда мог направиться бывший следователь. Более того, Ярослав, со слов близких, уверял, что мифический Красный Амай вернется, что демон сменил шкуру и теперь готовится к решающему броску.
К сожалению, результатам этого расследования уже не суждено увидеть свет. Вместе с тем, по имеющейся информации, Ярослав Доргун оставил послание тем, кто пожелает продолжить его дело.
Но найдутся ли храбрецы после случившегося?»
(продолжение на стр. 6)
73. Марьятта
Воздух августовских сумерек пах сладостью, в которой явственно ощущались первые нотки осеннего гниения. На острове никогда не было таких запахов. Там могло пахнуть переваренным картофелем, морской солью, тухлыми яйцами, но сладостью осени – никогда. Марьятту переполняло робкое ликование: когда ты уже знаешь, что займешься чем-то интересным, но кричать об этом еще нельзя.
Сейчас она как никогда была уверена в своем теле и том, что собиралась сделать. Она бы даже рискнула назвать себя модницей. Лаймовые кюлоты и пиджачок с закатанными рукавами. Белые кроссовки. Широкие темные очки прятали встревоженный взгляд, от которого никак не удавалось избавиться. Отросшие волосы обрели здоровый цвет темной карамели.
Но что важнее – под футболкой находились две аккуратные женские грудки. Да и внизу был полный порядок. Врачи, ох, эти замечательные врачи в белоснежных халатах хорошо позаботились о ней.
Изменения коснулись не только восстановления грудей, но и той ее части, которая в первую очередь характеризовала ее как женщину. Теперь Марьятта была способна принять мужское семя, что бы оно в себе ни несло: злобу или любовь. Ради этих и других изменений ей пришлось пробыть в клинике почти три месяца. Операций было так много, что от постоянного наркоза днями кружилась голова.
Вдобавок ей докучал тот писатель. Он сыпал и сыпал вопросами, и Марьятта уступила ему, рассказав о Детях Амая все, что знала. Но уступила с одним условием: что ее не упомянут в книге. Но всем и так было понятно, где порылась собака.
Так проходили ее дни в клинике. Вскоре к грудям добавилось еще кое-что – новые ступни. Хотя новыми они, конечно же, не были. Сейчас они походили на лодочки с белыми стежками швов сверху и снизу. Разумеется, пальцев это не прибавило, да и ходить было все еще чуточку больно. Но кого волновали такие мелочи?
Марьятта осторожными шагами направлялась вглубь парка. Ее не смущали фонари или редкие прохожие, наслаждавшиеся вечером. Для задуманного ей все равно понадобятся свет и публика, ведь так?
В мире материков все решали разнообразные правительства, и о том, как быть с
