Последний ребенок - Джон Харт
— Могло бы и получше обернуться.
Хант посмотрел на «ствол».
— Шлепнуть бы вас…
— Ну-ну, не надо мелодрам. Сидел бы в этом кресле — сделал бы то же самое.
Хант забрал свое табельное оружие и сунул его в кобуру.
— Понятно, засаду устроили…
Шеф хлопнул ладонью по столу.
— Ты же сам предположил, что здесь может быть замешан коп.
— Замешан во что?
— В эти дела с Джарвисом и Мичумом.
Хант показал на дверь.
— Это они так считают? И об этом хотят с ним поговорить?
— Приходится защищаться. Защищать расследование и репутацию полицейского департамента. Иногда мы вынуждены привлекать для этого кого-то извне, людей непредубежденных, посторонних. Мне это тоже не нравится, но так уж есть, и вот так оно делается.
— Вы кого пытаетесь убедить? Меня или себя?
— Ты меня морали не учи, праведник нашелся… Ничего бы такого не случилось, если б пресса рот заткнула, а ты бы своих не распускал.
— Мои люди зря не треплются.
— Ты — ведущий детектив и отвечаешь за каждого, кто участвует в расследовании.
— Чепуха.
— Разве не ты все последнее время спорил и доказывал, что в деле Бертона Джарвиса замешан коп? Разве мальчишка не это видел? И в записках разве не упоминался коп, бывавший в доме Бертона Джарвиса?
— Не коп, а охранник. Мы установили это вчера, когда вышли на Мичума.
— Неужели?
— Неужели что?
— Ты на все сто уверен, что к Джарвису приходил охранник?
— Это очевидно.
Шеф откинулся на спинку кресла.
— Кто предложил поехать в торговый центр?
— Йокам.
— А кому пришло в голову, что мальчишка мог принять за полицейского охранника?
— Йокаму. Нам обоим.
Шеф побарабанил толстыми пальцами по поцарапанной столешнице.
— Кэтрин Мерримон видела машину, стоявшую на улице неподалеку от ее дома. Она подумала, что наблюдают за ней и что машина, возможно, полицейская.
— У Мичума седан.
— Седан, но не полицейская машина. А вот Йокам ездит на полицейской.
— У нее просто возникло такое впечатление. Не более того.
Шеф поднялся из кресла. Прищуренные, с морщинами в уголках глаза впились в Ханта цепким взглядом.
— Ты ведь не вышел бы на Мичума без Йокама, а? Это ведь он выстроил логическую цепочку, разве не так? Йокам привел тебя в торговый центр.
— Ему полагается медаль.
— А если не было никакой дедукции? Если он точно знал?
— Знал что?
— А если он все время был заодно с ними, с Джарвисом и Мичумом? Что, если работали не двое, а трое?
— Чепуха.
— Ты постоянно это повторяешь.
— Надо найти Джонни Мерримона. Ему и минуты не понадобится, чтобы внести ясность.
— Если только он пожелает с тобой говорить.
— Пожелает. На этот раз пожелает.
— Раз так, ищи мальчишку, а когда найдешь, позвони. Сразу, как только он появится. И как только скажет, что видел у дома Джарвиса не Йокама, я позвоню в бюро расследований штата. А до тех пор Йокаму придется крутиться, как ужу на сковородке.
Хант покачал головой.
— Все не так.
— А ты остановись на минутку и подумай. Бертон Джарвис мертв. Мичум после звонка Холлоуэя понял, что мы подбираемся к нему, испугался и ударился в бега. Если б мы взяли его живым, он заговорил бы. За сданного «грязного» копа получил бы от окружного прокурора большие поблажки. Йокам тоже это понимал, а значит, у него была причина желать Мичуму смерти. — Шеф наконец поднялся. — Вот я и спрашиваю тебя еще раз: выстрел на поражение был оправдан?
— Я знаю Йокама.
— Что я говорил тебе насчет смешения личного и служебного?
— Я знаю Джона Йокама.
— Знаешь? Неужели? — Шеф выждал паузу. — Чем он занимается по выходным? Где проводит отпуска?
— Не в курсе, — признался Хант. — Об этом он не рассказывает.
— Йокам не был женат. Почему?
— А это при чем?
— При том. Мы же всё знаем и понимаем. Он сам частенько говорит.
Хант знал, что имеет в виду шеф. Каждый раз, сталкиваясь с преступлением особенно жестоким, предательством особенно отвратительным, Йокам произносил эту фразу.
«Тьма ест сердца, как рак».
— Ну да, он циник. Как и большинство копов.
Шеф пожал плечами.
— Может, он говорил о себе.
* * *
Участок гудел от негромких, вполголоса, разговоров, которые моментально стихли, едва Хант вышел из кабинета шефа. Дверь хлопнула так, что висевшая на стене картина съехала вбок. Взгляды искоса, мысли, догадки — Хант ощущал их тяжесть, но все молчали, никто ни о чем не спрашивал, и ему ничего не оставалось, кроме как взять объяснение на себя. Он остановился посередине помещения, поднял обе руки.
— То, что здесь случилось, — недоразумение. Если кто спросит — репортеры, родственники, кто-то еще, — так и говорите. — Детектив повернулся, обводя всех взглядом. — Недоразумение.
Слово повисло в воздухе. Никто, кроме Кросса, не смог посмотреть ему в глаза, да и тот лишь покачал головой. Хант сдержался, не дал воли злости. Йокам не искал друзей в полиции, никогда даже не пытался их найти. Он работал, делал свое дело. Ну и что? Что здесь не так? Такой он человек. Одиночка. Профессионал. Живет своей жизнью.
Хант вышел через заднюю дверь.
Солнце выжигало влагу с дорожного покрытия, с широких, обвислых листьев стоящего у тротуара одинокого дерева. На автостоянке, за проволочным ограждением, что-то тяжелое затряслось, закашляло и зачихало черным дымом. Над стоянкой висел запах дизеля, земли и горячего металла. Хант сел за руль, повернул ключ зажигания и включил на полную кондиционер. Потом, положив руки на руль, подставил влажное от пота лицо под струю холодного воздуха и представил Йокама в наручниках. Джонни. Кэтрин Мерримон. И снова Йокама — в низине у реки, когда открылись первые могилы. Мрачного, злого, возмущенного.
Нет, Джон не мог быть к этому причастен.
Никоим образом.
Хант дал задний ход, вылетел со стоянки и развернулся. Если на гильзе, найденной в «Лендкрузере» Дэвида Уилсона, есть отпечаток Йокама, то этому должно быть какое-то объяснение. И если такое объяснение есть, то искать его нужно у Йокама дома. Думать о другом варианте, допуская, что напарник имел отношение к пропавшим детям, не хотелось, но даже и в этом случае улики, скорее всего, могли быть там же.
