Неле Нойхаус - Глубокие раны
Пия встретилась взглядом с Элардом Кальтензее и улыбнулась. Потом повернулась к Вере.
— Пока я вас задерживаю, — сказала она. — По подозрению в подстрекательстве к убийству семерых человек.
Сина, дама из приемной журнала «Уикенд», однозначно опознала Генри Эмери как человека, который вечером в среду был в редакции. Николя Энгель поставила его перед выбором: начать давать показания или нести ответственность за незаконное лишение свободы, воспрепятствование действиям полиции и подозрение в убийстве. Руководитель службы безопасности «К-Secure» оказался достаточно разумным, чтобы через десять секунд выбрать первый вариант. Эмери вместе с Моорманном и с одним своим коллегой приходили к Маркусу Новаку и по распоряжению Зигберта Кальтензее в течение нескольких дней наблюдали за доктором Риттером. При этом он выяснил, что Риттер женился на дочери Зигберта Марлен. Ютта настояла на том, чтобы не рассказывать об этом факте ее брату. Распоряжение «привезти Риттера для беседы», как выразился Эмери, исходило от Зигберта.
— Как конкретно звучало задание? — поинтересовался Боденштайн.
— Я должен был без особой шумихи привезти Риттера в определенное место.
— Куда именно?
— В Дом искусств во Франкфурте. На Рёмерберг. Мы это и сделали.
— Что было дальше?
— Мы привели его в одно из подвальных помещений и там оставили. Что с ним случилось после этого, я не знаю.
В Дом искусств. Хитрая идея, так как труп, обнаруженный в подвале Дома искусств, сразу же связали бы с Элардом.
— Что хотел Зигберт Кальтензее от Риттера?
— Понятия не имею. Я не задаю никаких вопросов, когда получаю задание.
— А что с Маркусом Новаком? Вы его пытали, чтобы что-то узнать. Что именно?
— Моорманн задавал ему вопросы. Это было связано с каким-то ящиком.
— Какое отношение имеет Моорманн к «К-Secure»?
— Собственно, никакого. Но он знает, как можно заставить людей заговорить.
— Из его прошлого, когда он работал на «Штази», — кивнул Боденштайн. — Но Новак не заговорил, не правда ли?
— Нет, — подтвердил Эмери. — Он не сказал ни слова.
— Что произошло с Робертом Ватковяком? — спросил Боденштайн.
— Я по распоряжению Зигберта Кальтензее привез его в Мюленхоф. В прошлую среду. Мои люди искали его везде, а я случайно встретил его в Фишбахе.
Боденштайн вспомнил сообщение, которое Ватковяк оставил на автоответчике Курта Френцеля. Меня подстерегают гориллы моей бабушки…
— Вы получали также задания от Ютты Кальтензее? — вмешалась Николя Энгель. Эмери замешкался, потом кивнул. — Какие?
Самоуверенный и изворотливый руководитель охраны предприятия, казалось, был действительно смущен. Он пытался увильнуть от ответа.
— Мы ждем! — Николя нетерпеливо барабанила костяшками пальцев по поверхности стола.
— Я должен был фотографировать, — ответил наконец Эмери и посмотрел на Боденштайна. — Вас и фрау Кальтензее.
Боденштайн почувствовал, как кровь ударила ему в лицо. Одновременно по его телу растеклось облегчение. Он поймал взгляд Энгель, которая все же скрыла свои мысли за безразличным выражением лица.
— Как было сформулировано данное задание?
— Она сказала мне, что я должен быть готов поехать через некоторое время в «Красную Мельницу» и сделать фотографии, — холодно ответил Эмери. — В половине одиннадцатого я получил эсэмэс, что через двадцать минут могу приступать к работе. — Он быстро посмотрел на Боденштайна и улыбнулся, при этом на его лице было написано раскаяние. — Извините. В этом не было ничего личного.
— Вы сделали фотографии? — спросила доктор Энгель.
— Да.
— Где они?
— В моем мобильнике и на компьютере в офисе.
— Мы их конфискуем.
— Ради бога! — Эмери опять пожал плечами.
— Какие полномочия имела Ютта, давая вам распоряжения?
— Она отдельно платила мне за специальные заказы. — Генри Эмери был наемником и не знал, что такое лояльность; к тому же все платежи со стороны семьи Кальтензее на этом закончились. — Иногда я был ее телохранителем, иногда — любовником.
Николя Энгель довольно кивнула. Она хотела услышать именно это.
— Как вам, собственно, удалось перевезти Веру через границу? — поинтересовалась Пия.
— В багажнике. — Элард Кальтензее свирепо улыбнулся. — На «Майбахе» дипломатические номера. Я рассчитывал на то, что на границе нас пропустят, не останавливая; так оно и получилось.
Пия вспомнила, как теща Боденштайна говорила о том, что Элард не слишком энергичный человек. Что же заставило его наконец все же проявить инициативу?
— Возможно, я и дальше пичкал бы себя «Травором», чтобы не видеть реальности, — объяснил Кальтензее. — Если бы она не поступила так с Маркусом. Когда я узнал от вас, что Вера не заплатила ему за его работу, и когда увидел его потом лежащим там в таком состоянии — истерзанным и изуродованным, — то со мной что-то произошло. У меня вдруг возникла дикая злоба на нее за то, как она обращается с людьми, с таким пренебрежением и равнодушием! И я понял, что должен остановить ее и всеми средствами добиться того, чтобы раскрыть всю правду.
Он остановился и покачал головой.
— Я догадался, что она тайно и незаметно хочет уехать через Италию в Южную Америку, и поэтому не мог больше ждать. У ворот стоял полицейский автомобиль, и тогда я другим путем подъехал к дому. В течение всего дня мне не представлялось возможности осуществить свой план, но потом наконец Ютта уехала вместе с Моорманном, а чуть позже — и Зигберт. Теперь я мог справиться с моей ма…. с этой женщиной. Остальное было детской игрой.
— Почему вы оставили ваш «Мерседес» в аэропорту?
— Чтобы запутать следы, — объяснил Элард. — При этом я думал не столько о полиции, сколько о людях из охраны предприятия моего брата, которые преследовали меня и Маркуса. Она должна была, к сожалению, оставаться в багажнике «Майбаха» до тех пор, пока я не вернусь.
— Вы выдали себя в больнице у Новака за его отца. — Пия посмотрела на Эларда. Он казался как никогда расслабленным, наконец разобравшись со своим прошлым. Прекратился его личный кошмар, после того как он освободился от груза неизвестности.
— Нет, — вмешалась Августа Новак. — Я сказала, что он мой сын. Так что я не солгала.
— Это верно, — кивнула Пия и посмотрела на Эларда Кальтензее. — Я все это время считала вас убийцей. Вас и Маркуса Новака.
— Я не могу на вас за это обижаться, — возразил Элард. — Мы тоже вели себя довольно подозрительно, сами того не желая. Я совершенно неверно воспринимал эти убийства — был слишком занят самим собой. Мы с Маркусом были совершенно сбиты с толку. Долгое время мы оба не хотели себе в этом признаться, это было… это было в некотором смысле непостижимо. Я имею в виду, что ни он, ни я никогда раньше не имели отношений с… мужчиной. — Он глубоко вздохнул. — Те ночи, на которые у нас нет алиби, мы с Маркусом провели вместе в моей квартире во Франкфурте.
— Он ваш племянник. У вас единокровное родство, — заметила Пия.
— Н-да, — улыбка скользнула по лицу Эларда. — Но у нас ведь не будет совместных детей.
Кирххоф тоже улыбнулась.
— Жаль, что вы не рассказали мне все это раньше, — сказала она. — Это значительно облегчило бы нам работу. Что вы намерены делать теперь, когда вернетесь домой?
— Ммм… — Барон фон Цойдлитц-Лауенбург глубоко вздохнул. — Время игры в прятки закончилось. Мы с Маркусом решили рассказать нашим семьям правду о наших отношениях. Мы не хотим больше делать из этого тайну. Для меня это не является проблемой, потому что моя репутация все равно довольно сомнительна, но для Маркуса это серьезный шаг.
Пия поверила ему на слово. Окружение Маркуса Новака никогда не выказало бы и намека на понимание таких любовных отношений. Его отец и вся семья, вероятно, совершили бы коллективное харакири, если бы в Фишбахе стало известно, что их сын, муж или брат оставил свою семью ради мужчины, который к тому же был на тридцать лет старше.
— Я хотел бы еще раз приехать сюда с Маркусом. — Элард бросил взгляд на озеро, сверкавшее в солнечном свете. — Может быть, замок можно было бы восстановить, если прояснятся имущественные отношения. Маркус может оценить это лучше, чем я. Ну, скажем, замечательный отель прямо на берегу озера…
Пия улыбнулась и посмотрела на часы. Было самое время звонить Боденштайну.
— Я предлагаю отвести фрау Кальтензее в машину, — сказала она. — А потом мы все вместе поедем…
— Никто никуда не поедет, — раздался внезапно голос позади нее.
Пия испуганно оглянулась — и уперлась взглядом прямо в дуло пистолета. Три облаченные в черную одежду фигуры в черных масках спецназа на лицах и с пистолетами в руках поднимались вверх по ступенькам лестницы.
