Красная карма - Жан-Кристоф Гранже

– Извините, – пробурчал он. – Но я не индус и даже не верующий. Не понимаю, как я…

– Сядьте.

Эрве упал в кресло. Он чувствовал себя липким, его тело сочилось потом, словно открытая рана – кровью.

– Мы говорим о мире, об истине, которой неведомы ограничения времени и пространства.

– Я не верю в карму.

– Дело не в карме. Скорее наоборот. Карма – это бремя вашего прошлого, это расплата за ошибки в прошлых жизнях. Мы же говорим о будущем. Мы говорим о долге, который ожидает вас завтра…

Эрве провел руками по лицу.

– То есть Мать, которая бессмертна, выбрала мое тело, чтобы в нем возродиться? Это ваша идея?

– Это идея Ронды.

– И теперь я должен возглавить эту… секту?

– Так говорить пока преждевременно.

– Я схожу с ума… – пробормотал Эрве.

КС протянул руку и взял керамическую чашечку. Обслуживание на высшем уровне – чай давно был готов.

– Вы знаете эту цитату? «Если вы находитесь в театре и думаете, что всё вокруг – правда, значит на самом деле вы находитесь в храме». Смотрите на Индию как на один гигантский храм. В нем всё всегда правда.

Эрве тряс головой и ерзал в кресле, словно безумец в смирительной рубашке.

– Кстати, – спросил он, утирая рукавом рот: у него было обильное слюноотделение, он в прямом смысле пускал слюни, – как вы меня нашли?

Саламат Кришна Самадхи прервался и взмахнул рукой – гибкий жест, нежный, слегка женственный, который Эрве уже видел у Гупты.

– У вас была подруга – Сюзанна Жирардон. Эта молодая женщина начала заниматься йогой в Париже в январе прошлого года. Она занималась в школе, которой руководил один бенгалец, Дхритиман Гупта.

– Я его знаю.

– Однажды вы пошли на занятие вместе с ней.

– Оно длилось не больше часа.

– Этого было достаточно, чтобы Гупта заметил у вас на руке родимое пятно.

Наконец-то хоть один фрагмент головоломки встал на место.

– Он сразу же сообщил об этом Ронде. Мать вернулась.

Держаться хронологии событий!

– Гупта – член Ронды?

– Теперь уже нет, но прежде – несомненно. В любом случае он сразу оценил важность своего открытия. Не знаю, кого именно он предупредил, но новость мгновенно разлетелась по Калькутте: реинкарнация Матери живет в Париже.

От этой истории у Эрве закружилась голова. Поистине, это было уже слишком. Он предпочел вернуться к эпизоду с убийством.

– В последние недели в Париже произошли убийства. В частности, была убита Сюзанна Жирардон.

– Да, и Сесиль Бисилиа тоже.

– Эти убийства связаны с Рондой?

– Да, но косвенно.

– Каким образом?

Саламат Кришна Самадхи встал. Его лицо лучилось добротой, но вся его поза выражала плохо скрываемую агрессию.

– Предлагаю вам сегодня на этом остановиться.

– Нет, – возразил Эрве, подражая тону своего собеседника. – Я хочу знать. От какой опасности вы меня защищаете? От убийцы? От Ронды? Или это одно и то же?

КС дружески сжал его руку:

– У нас есть время. Вас проводят в вашу комнату.

Эрве грубо высвободился:

– Вы действительно видите во мне того, кто возглавит Ронду? Сядет на трон? Будет принимать учеников?

– Завтра! – твердо повторил гуру.

И он повернулся к нему спиной, а вслед за ним – «фрейлины» и оба цербера.

– Почему вы мне помогаете? – крикнул он.

КС обернулся. Он улыбался. Эрве вспомнилась мякоть тропических фруктов. Нежная. Сладкая. Но с чуть ощутимым запахом разложения. Что-то вроде затаенной смерти, ласково обволакивающей нёбо.

– Давным-давно, – пробормотал КС, – я был таким же, как вы. Ронда меня похитила, воспитала, изнасиловала, навязала мне роль, которой я не желал. С вами этого не случится.

Эрве сглотнул; в глубине души он должен был все-таки признать, что этот индус, похожий на факира, – его союзник. Возможно, единственный во всем городе.

– Сегодня вечером, – добавил КС, – будет дождь. Вслушайтесь в него. Я не знаю ничего более плодотворного, чем размышления под шум муссона. Помогает навести порядок в мыслях.

– А Мать? – вдруг спросил Эрве. – От чего она умерла?

– Ее убили.

– Как?

– Окончательно так и не установили.

– Это был тот же убийца, что орудует и в Париже?

– Все завтра.

Эрве все чаще прибегал к этому средству: когда на него сваливались неприятности, притом самые невообразимые, он ложился спать.

Сразу после ухода КС он лег в постель, зарывшись с головой в подушку, как моллюск в свою раковину. Однако два часа сна ничего не изменили. Мыслей было не больше, чем до того, а то и меньше. Все, что он чувствовал, так это проклятые судороги в ногах и отчаянные усилия желудка освоить карри-диету.

Не успел он подумать о карри, как дверь в его комнату открылась и зажегся свет. В своей привычной роли – горничной и индуски – появилась Абха. Эрве вылез из-под одеяла и сел на край кровати. Ни малейшего желания дискутировать с ней или стараться быть обольстительным он не испытывал.

Впрочем, теперь он смотрел на нее по-другому. Он видел, как она стушевалась в присутствии брата, как пала ниц при виде его собственного родимого пятна, как благоговейно слушала бред КС.

Она не была его союзницей – такая же чужая, как и другие.

– Как вы себя чувствуете?

– Ты можешь продолжать говорить мне «ты».

Она поставила на столик поднос, похожий на оружейный арсенал: карри (в качестве динамита) и масала (вместо напалма). Затем легким скользящим шагом подошла к нему и опустилась на колени. Как и в первый раз, она взяла его за руки.

Обращения на «ты» было бы достаточно.

Вдалеке послышались раскаты грома.

– Ты должен доверять моему брату.

– А иначе?

– Нет никакого «иначе». Это единственный вариант.

Абха сидела, опустив голову, и, казалось, изучала линии на своих ладонях. Он вдыхал исходящий от нее сильный аромат тропических цветов – тех роскошных цветов, что способны одним взмахом лепестков убить или пожрать тебя, крошечное беззащитное насекомое.

Он видел пробор в ее блестящих волосах, который змеился, как розовая река в темных джунглях. Он не мог сдержать дрожь, почти конвульсию, охваченный лихорадкой и волнением. Наконец она склонила голову и положила ему на колени. Голова была тяжелой, наверное из-за бродивших в ней неясных мыслей, и источала ароматы, вызывающие истому… Абха была принцессой из «Тысячи и одной ночи», а он – девственником, с которым могли расправиться за единственное неудачное слово.

– Одного я не понимаю, – прошептал он.

– Чего?

Он видел ее профиль, прорисованный на фоне дхоти, как в китайском театре теней.

– Когда вы увидели отметину у меня на руке, вы упали на колени…

– В Индии, – ответила она с легким смехом, – легко падают на колени… Свастика – это символ Ронды.

– Вот именно. Кришна разорвал все связи с этим сообществом. А ты разделяешь идеи своего брата. Так почему же ты поклоняешься этому учению?

Она без колебаний ответила:

– Мать остается Матерью. Гуппи никогда не отрекался от ее учения. В некотором смысле именно оно защищает его сегодня.

– Мать была авторитарной?

После нескольких секунд размышлений она ответила:

– Я плохо ее знала. В то время я была слишком маленькой и не интересовала ее. Я была