Наталья Солнцева - Черная роза
Она по-своему расценила его задумчивость.
– Мы с тобой стали похожи на мужа и жену! – спокойно сказала Тина. – Думаешь, почему говорят, что любовь в браке умирает? Да потому, что люди становятся инертными. Им больше не надо ни к чему стремиться! Они думают, что всего уже достигли. Обыденность и привычка заменяют им новизну и трепет тайных встреч, волнующих свиданий и нежных слов. Свои сладостные и пьянящие ощущения они переделывают на заданный механизм и пускают его в ход каждый раз, когда видят друг друга. А механизм мертв! В нем нет жизни. Жизнь покидает все закостенелое и неподвижное! Она бежит прочь от однообразия и монотонности…
Сиур слушал ее и диву давался. Женщина, которую он любил и считал частью себя, отчитывала его, как провинившегося школьника. Она не упрекала, не сердилась. Она рассказывала ему историю, как мужчина становится неинтересен. И это было самое страшное.
– У меня больше нет ни одного шанса? – спросил он внезапно охрипшим голосом.
Тина не знала, что ответить на это. Вспыхнувшее было от страха за его жизнь чувство быстро угасло, уступив место прежней пустоте.
– Любовь – это цветок, который нужно поливать каждый день! – сказала она. – Иначе он увянет.
– И что тогда делать?
– Наверное, сажать новый…
Она замолчала, глядя на огонь, а Сиур ощущал себя странно и непривычно – как бы отстраненным от зеленых садов, журчащих рек, цветущих лугов и солнечного света. Ему еще оставались холодные, сверкающие снегами, долины и раскаленная, выжженная пустыня. Как будто за ним, с тяжелым, натужным скрипом, закрылись ворота родного города, и он, как изгнанник из рая, может идти теперь на все четыре стороны.
Жизнь, которую от внутренне отстаивал, думая, что Тина покушается на нее, показалась ему скучной и неинтересной до зубной боли и ломоты в скулах. Даже наполняющие ее в последнее время опасность, смерть, все эти жгучие тайны, убийства, магические фигурки и загадочные рубины, кровь, пепел и слезы, – потеряли былую остроту. Из ожидающего их впереди неизвестного будущего вдруг исчезло самое главное – присутствие ради другого существа , преданное служение и сладость взаимности.
Когда-то он уже испытывал это страшное, полное и безнадежное отчаяние. Пески, шуршащие от ветра, предстали перед ним, и он сам, сбросивший жреческое одеяние, слившийся со всеми в мире существами, которые тоскуют об ушедших возлюбленных, – приникший к шершавому, горячему от солнца камню… Тогда он не мог ничего вернуть, и только надеялся, что в далеком грядущем снова встретит ее. Она не покинула его навсегда, приходя в снах и мечтах о счастье, долгожданном и хрупком, как первые весенние всходы…
Разве может разлучить что-то, кроме смерти?
Оказывается, может! Тина права, – он начал воспринимать ее, как неотъемлемую часть себя, которая никуда не денется. Он думал о ней, как о женщине, которая ждет его всегда, и поэтому к ней можно не торопиться. Можно позволить себе невнимательность, легкую забывчивость, мелкие оплошности, – она все поймет и простит. Потому что она его любит! А любящее сердце полно снисходительности и сострадания.
Он перестал говорить о своей любви, потому что все слова уже были сказаны. Он перестал думать о встречах с Тиной с волнующим нетерпением, как о долгожданном, заветном празднике, потому что каждодневные заботы превратились в мертвый ритуал, лишенный новизны и непредсказуемости.
Сколько раз, по дороге домой, уставший после напряженного, полного суеты и множества проблем, дня, он хотел купить ей цветы или какой-то приятный пустячок – бутылку вина, конфеты, духи, шоколадку, – и делал выбор в пользу скорейшего отдыха. Только бы добраться до постели! Все остальное потом, когда будет время, когда он не будет таким замотанным, таким измученным…
Но для любви не существует «потом»! Она всегда и без исключения сейчас ! И в этом ее неповторимая прелесть и тайна, которую она несет в себе. Неблагодарные и забывчивые терпят сокрушительное поражение в самый неподходящий момент, когда ничто, кажется, не предвещает бури. Любовь отвергает мертвые схемы и рутинный подход, она отвергает привычку и отсутствие изобретательности. Она, по сути своей, является священным и драгоценнейшим подарком Вселенной, с которым не позволительно обращаться как попало. Это райская птица, которая вспорхнет и улетит, когда ей надоест один и тот же корм! Она отправится искать другие небеса. И не станет заботиться о том, что те, которые она покинула, погаснут навеки…
Сиур вдруг понял, что существуют ценности, которым нет замены ни в каком виде, и что в преддверии событий, грозящих перевернуть всю его внутреннюю и внешнюю жизнь, ему придется вновь завоевывать расположение женщины, которую он ни за что не согласится потерять во второй раз. Это для него, оказывается, гораздо важнее того, чем закончится вся эта история с «призраками из прошлого», или какая угодно другая, самая сногсшибательная и фантастическая.
Он решил, что подарит Тине сегодня ночь любви, которой она еще не знала.
Она удивилась, потом засмеялась. Сначала она отвечала ему нехотя, уступая его настойчивости, и только постепенно, после долгих, долгих ласк и признаний, которые он шептал ей в тишине, среди отблесков догорающего пламени, оттаяла и снова стала его женщиной, единственной и непохожей на всех остальных…
– Я не умею ездить на мотоцикле, – сказала она, когда они лежали, отдыхая в темноте, полной шорохов и запаха стоящих на столе сосновых веток. – И фигура у меня не такая красивая, как у Татьяны.
Она все время думала об этом, даже в самые горячие минуты близости, – понял Сиур. Его задача будет нелегкой. Наверное, их любовь уже не будет прежней. Тени Татьяны, его собственного равнодушия, мгновений небрежности будут время от времени пробегать по ней, омрачая ту чистую и сильную прелесть ее, которую они оба ощущали в начале.
Он промолчал, потому что не было таких слов, которые оказались бы подходящими сейчас…
– Посмотри, что это?
Тина привстала, вглядываясь в темноту.
В комнате без окон, с погасшим камином, вдруг появилось и стало разгораться неясное в темноте, розовато-алое свечение.
– Это рубины! – догадался Сиур. – Они тоже, наконец-то, вместе, как и мы с тобой. Наверное, их энергию питает любовь! Как и энергию всего во Вселенной…
ГЛАВА 30
Гортензия выздоровела. Так же внезапно, как и заболела. Она не могла поверить, что ее тело снова слушается, а голова ясная. Никакого тумана в глазах, никакого головокружения. Чудеса! Она была бы просто счастлива, если бы и хозяин чувствовал себя так же хорошо, как она.
С Ардалионом Брониславовичем что-то происходило. Он то нервничал, то радостно смеялся и потирал руки, то целыми днями сидел и курил, задумавшись, то носился по комнате взад и вперед. Часто он вечерами, а иногда и днем, выскальзывал из дому и где-то подолгу пропадал.
Гортензии приходилось делать дополнительные закупки продуктов и выпивки, а особенно много уходило кофе и табака. Волнение невероятно обостряло аппетит хозяина, а после еды он любил выпить кофе по-восточному и покурить.
Вот и сейчас он сидел на своем бархатном диване, глядя в одну точку, с трубкой в зубах. По комнате витал сладковатый аромат дорогого табака, на столе стоял коньяк в графине.
– Гортензия! – капризно позвал Ардалион Брониславович. – Где кофе?
– Несу, несу.
Старуха торопливо перелила густой темный напиток в разогретый на плите кофейник и только вышла в коридор, как кто-то постучал в дверь. Она споткнулась и едва не уронила поднос.
– Кого это принесло так поздно? – пробормотала она, расставляя на столе кофейный прибор.
– Что ты там бормочешь? – рассердился рыжий старик. – Когда ты научишься говорить внятно? По-твоему, я должен догадываться, что ты хочешь сказать?
– Кто-то пришел! Пускать?
Ардалион Брониславович задумался. После недолгих колебаний он принял решение.
– Пожалуй, пусти! А вдруг, этот запоздалый путник принес нам важные новости?
Гортензия накинула пуховой платок и засеменила к дверям.
– Давно пора замки смазать, – ворчала она. – Все пальцы сломать можно, пока откроешь!
Сильный порыв ветра со снегом ударил ей в лицо, как только дверь распахнулась. Порог весь был занесен мелкой ледяной крупой. За дверью стоял закутанный в черный плащ мужчина.
– Ну и погодка! – низким, хорошо поставленным голосом, произнес незнакомец. – Еле добрался до вас. Хозяин дома?
– Где ж ему быть в такую метель? – вопросом на вопрос ответила старуха.
Голос мужчины и его повадки показались ей смутно знакомыми.
– Ты все хорошеешь, Гортензия! – усмехнулся он, входя в дом и отряхиваясь. – Цветешь, как роза!
