Золотая мафия - Моисеев Василий Васильевич

— Что он заканчивал, ваш помощник?

— Московский институт металлов и сплавов, факультет цветных и драгоценных металлов, — важно поведал Вадим, а чтобы у химика не осталось сомнений в компетентности его помощницы, добавил: — Она работает технологом на заводе «Цветмет». Там же, где работал Дзюба.

Гордиенко вздохнул и понуро склонил голову. Вспомнил касимовского студента. Встал, протянул руку:

— Что ж, вам видней. Возможно, Семен действительно по-настоящему интересовался только драгоценными металлами, а не щелочными или щелочноземельными. Прошу простить — у меня лекция. Не забудьте через полчасика заглянуть в архив, я предупрежу их. Всего доброго.

— Спасибо, Владимир Иванович, — искренне поблагодарил детектив и пообещал: — Я обязательно проинформирую вас о результатах дела.

— Буду весьма признателен, — откликнулся преподаватель.

Вадиму показалось, что в словах Гордиенко слышалось сомнение, Гордиенко и сам, похоже, не определился, нужна ли ему достоверная информация о гибели лучшего студента. И вовсе не потому, что хотел забыть о нем, что трехлетнее пребывание касимовца в этих стенах кануло в прошлое, сохранившись лишь в памяти да в архивных бумагах. Гордиенко сомневался, потому что боялся услышать о своем лучшем студенте то, что лучше бы не знать. Он боялся узнать правду.

Наверное, Владимир Иванович знал о Дзюбе все-таки немного больше, чем посчитал нужным рассказать детективу.

Глава 36

Вадим не зря просил вероломную помощницу время от времени переворачиваться под знойным солнцем, он как чувствовал, что та пожадничает, увлечется загаром и непременно обгорит. Так и случилось. По дороге до гостиницы нарушительница пляжного режима еще держалась, не признавалась в оплошности, однако стоило добраться до гостиничного номера, как заохала, запричитала, жалуясь на ожоги и обвиняя во всех бедах Ковалева.

— Ты не просто эгоист, — выговаривала «пострадавшая», развалившись вниз лицом на кровати и не двигаясь, — ты равнодушный и бездушный. Оставил меня, бедненькую, одну, без присмотра, без пригляда. На горячем песке, под палящим солнцем. А я то, глупышка, на него надеялась, в море лишний раз не искупнулась.

Жалобные причитания невозможно было слушать без смеха, а вот красное как у рака тело, особенно спина, вызывало сочувствие. И сожаление. В таком плачевном состоянии большой помощи от «соратницы» ожидать не приходилось, а самостоятельно в лабораторных опусах студента Дзюбы не разобраться. «Соратница» о работе не думала, а продолжала бубнить:

— Утром пошлю маме телеграмму, все ей про тебя расскажу. Выведу тебя на чистую воду.

Вадим сделал большие глаза, показывая, как безмерно он возмущен, и пригрозил:

— А я сообщу Черенкову о твоем безответственном поведении. Вот. Скажу, что ты сознательно вывела себя из строя и таким образом самоустранилась от выполнения порученного задания. В военное время, уважаемая, за подобные проделки отправляли в штрафные роты или вообще отдавали под трибунал. Ясно?

Олеся рассмеялась. При всей строгости и равнодушии со стороны Вадима такой крайности, как трибунал, она все же не ожидала. Отсмеявшись, попросила:

— Что стоишь, что смотришь? Беги в магазин за кефиром. Думаешь меня лечить или нет?

— Думаю, — признался детектив, однако вместо того, чтобы рвануть со всех ног в магазин, зачем-то полез в дипломат. На столике возле телевизора появилась довольно увесистая картонная папка с бумагами и две косметические упаковки. Олеся вытаращила глаза от удивления. Она помнила предостережение Вадима насчет загара, но не могла поверить, что он все время, даже когда был в институте, не забывал о ней. Олеся сама собиралась заранее купить что-нибудь от солнечного ожога, но раздумала, решив, что с ней ничего подобного не случится. А он догадался… Глаза девушки увлажнились от счастья.

— Боже мой, Ковалев, неужели твоя профессиональная предусмотрительность повернулась в мою сторону? Наконец-то. Прямо не верится.

Вадим сохранял строгость. Показал Олесе оба тюбика, спросил:

— Какая мазь лучше?

Олесе было все равно, кажется, ей полегчало уже от одной только заботы.

— Значит, берем бальзам, — решил Вадим и для убедительности прочитал выдержку из инструкции: — Мгновенно успокаивает раздражение, снимает болевые ощущения, охлаждает и увлажняет кожу, максимально уменьшает все неприятные последствия от ультрафиолетового излучения и перегрева. Годится?

— Угу. Годится.

Вадим выдавил из тюбика немного крема, растер и аккуратно, нежно приложился ладонями к лопаткам. Кажется, Олесина спина была горячая, как сковорода, и едва не шипела.

— А теперь потри ножки, — блаженно подсказывала «больная», — вот здесь, теперь здесь… Никогда не думала, что ты такой заботливый. Я даже рада, что обгорела. Теперь помажь мне ручки…

Вадим попытался ее разочаровать и поправил:

— Это не забота о любимой женщине, а стремление как можно быстрей поставить напарника на ноги.

Олеся не поверила. Она хотела перевернуться на спину, чтобы подставить под ласковые руки лицо и грудь, но Вадим не разрешил.

— Лежи и не двигайся. Крему нужно пятнадцать минут, чтобы впитаться. Потом полечим животик и будем как новенькие.

Олеся припала щекой к его руке и твердо пообещала:

— Можешь рассчитывать на меня, напарник! Ради тебя я одна переловлю всех бандитов.

Кажется, Вадим не ошибся с мазью. Бальзам начинал действовать.

— Давно бы так, — скупо похвалил детектив и положил перед ней картонную папку. Олеся медленно повернула голову и разочарованно протянула:

— Уже приступаем? Так быстро?

— А что откладывать? — удивился Вадим, но тут же, впрочем, смягчился: — Ладно, не будем забивать голову разной ерундой на ночь глядя, отложим на завтра. Думал, тебе интересно будет глянуть на эти бумаги.

— А что в них?

Вадим хотел сказать, что в этих бумагах, возможно, кроется тайна хищения золота с ее родного «Цветмета», но промолчал. Пожалуй, будет лучше, если она вначале посмотрит на бессмертные творения талантливого земляка, а потом уже сделает выводы. И заодно просветит неуча-жениха.

— Здесь все лабораторные работы Дзюбы, — пояснил Вадим, вызвав у Олеси нескрываемый интерес, — посмотришь немного? А я пока в магазин смотаюсь, а то холодильник включили, а ничего туда не положили. Что купить на ужин?

Олеся зажмурила глаза. Оказывается, в довершение к лечебному массажу ожидался ужин, приготовленный специально для нее. Блаженство! Сказка продолжалась. Олеся не стала капризничать, не стала заказывать что-то особенное и деликатесное, а доверилась его вкусу. Она будто впервые увидела, что на Вадима можно положиться не только в работе.

— Смотри сам. Сегодня ты дежурный по кухне.

Поход по магазинам занял около часа, в гостиницу «дежурный по кухне» вернулся в половине восьмого вечера. Олеся по-прежнему лежала на кровати, теперь уже на спине, и осторожно втирала в тело чудодейственный бальзам. Вадим хотел сделать ей замечание за самовольное переворачивание, за нарушение лечебных предписаний, но промолчал. От шуток сдерживал странный взгляд, каким Олеся встретила «напарника». Непонятный был у нее взгляд, немигающий, и она сама выглядела разноликой. По таким глазам настроение можно было расценить и как плохое, расстроенное или даже болезненное, и как приподнятое, почти веселое. Вадим обратил внимание, что чудодейственный спасительный бальзам Олеся втирала в тело как-то нехотя, без недавнего задора, вообще вроде не втирала, а просто водила по груди рукой. С ней явно что-то произошло за этот час, пока он отсутствовал. Вадим аккуратно поставил пакеты на стол.

— Что случилось, Олеся? Кто тебя обидел, маленькая моя?

Олеся вместо ответа кивнула головой на раскрытую картонную папку. Неужели причина потрясения крылась в лабораторных работах ее гениального земляка? Что же обнаружилось в этих пожелтевших листках, если больная забыла про свое обожженное тело? Интересно. Вадим взял папку, глянул на страницу и насторожился. «Соединения меди и золота в различных степенях окисления» — было крупно выведено на верху страницы. Далее следовали два или три предложения, и начинались сплошные цифры. Читать дальше Вадим не стал, химия для него была тайной за семью печатями еще в школьные времена, а теперь и подавно представлялась сплошным мраком. Но уже одно лишь название работы колыхнулось в груди, наталкивая на догадку и подтверждая и усиливая прежние подозрения. Неужели золото из технологического процесса изымалось все-таки за счет «излишков», а эти «излишки», в свою очередь, образовывались путем добавления меди? Но это невозможно… Это исключено. О какой меди можно вести речь, если «Цветмет» производит практически чистое золото? Золото с четырьмя девятками. Таких заводов всего три во всем мире. О какой меди в «Цветметовских» слитках можно вести речь, если каждые полчаса заводская лаборатория скрупулезно проверяет процентное содержание золота, и цифры остаются непременными. 99,99 %.