Мертвый кролик, живой кролик - Елена Ивановна Михалкова
– Вроде бы нет. Подожди, это быстро…
Бабкин позвонил начальнице Шурыгиной.
– Здравствуйте, это Сергей Бабкин, я у вас был сегодня… Подскажите, Валентина Горчакова, пациентка Веры, где проживает? Где? На улице Народной…
Илюшин открыл карту и втянул воздух сквозь сжатые зубы.
– Я идиот! Это в трех минутах ходьбы от Малых Каменщиков!
– Ёлы-палы! Нет, это я не вам! Ольга Петровна, мне нужен точный адрес Горчаковой… Вы хотите, чтобы к вам полиция пришла с этим же запросом? – рявкнул Сергей. – Да, именно так. Улица Народная, тринадцать. У кого еще, кроме Веры, есть ключи от квартиры? А где она сейчас? Заберите у нее ключи, я подъеду за ними в течение получаса. Во сколько заканчивает Шурыгина? Понял.
Сунув телефон в карман, Бабкин сгреб со стола ключи от машины.
– Шевелись! Шурыгина закончила работу пятнадцать минут назад!
– И мы знаем, куда она теперь поедет.
Нина не умирала.
В понедельник вечером она упала на ковер, залив кровью синтетическую траву. Вера колотила ее головой о «Горизонт» – бессмысленная коробка, ни изображения, ни звука, – и после очередного удара живая, рвущаяся Нина вдруг обмякла и вытекла из рук Веры на ковер. А из Нины вытекла лужа, большая, черная, и Вера стремглав кинулась за тряпкой, потому что антисанитарии во вверенном ей помещении она никак не могла допустить. Шурыгину не зря ставят в пример всем патронажным медсестрам.
Вернувшись в комнату с тряпкой, плавающей в пластиковом ведре, Вера поняла, что делает что-то не то.
Старуха Горчакова недвижно лежала на постели, приоткрыв впалый рот. В ее горле клокотало, как в засорившейся трубе. Напротив нее, возле другой стены лежала Нина, не издавая ни звука. Светлые волосы слиплись в красную паклю. Под щекой блестело что-то вроде розоватого желе.
Нина сама была виновата. Едва войдя в комнату, она сказала: «Я придумала, Вера, я придумала! Нужно сказать Лёне, что я жива. Если у него есть возможность связаться с братом, он сообщит ему эту новость. Может быть, тогда Егор вернется?»
Она очень волновалась, ее бывшая подруга. Она прижимала руку к сердцу, как героиня плохого фильма, и даже грызла ногти, а Вера оцепенело смотрела на ее ухоженные пальцы с тонкими золотыми кольцами, по несколько штук на указательном и безымянном, и слова Нины никак не могли пробиться к ее сознанию, будто Вера перестала понимать русский язык. Каждое слово по отдельности еще имело смысл, но все вместе…
Нина продолжала говорить – о том, что не находит себе места, что она очень виновата перед Егором… Вера смотрела на нее – испуганную, но очень решительную, – и пыталась собрать из разрозненных слов общую идею.
– Ты хочешь вернуться? – медленно проговорила она.
– Вернуться? О чем ты?.. Нет, я просто встречусь с Леней и все ему объясню. Это маленький шанс, совсем ничтожный, но мы должны его использовать! Вера, поговори с ним, пожалуйста, подготовь его…
– Нет, – сказала Вера.
Это был окончательный отказ, и Нина сразу это поняла. Ее бывшая подруга всегда отличалась сообразительностью.
Она помолчала, озадаченно глядя на Веру.
– Ты не можешь вернуться. – Вере казалось, что она очень убедительна. – Это просто невозможно.
– Почему?
– Потому что Тамара была права! Ты все испортишь!
– Вера, я не понимаю… – Она казалась искренне расстроенной. – Что я испорчу?
Это была прежняя Нина: податливая, мягкая. Нина, которой мать сумела вбить в голову, что ей нужно принять предложение Юрия Забелина – он так сильно любит ее, они непременно будут счастливы… Нина, которую Вера сумела убедить, что такой женщине, как она, нельзя и близко подходить к детям.
У Веры ушло на это немало времени. Встреча за встречей. Год за годом. Капля за каплей.
«Ты никогда не любила Егора и Леню».
«Материнство не для тебя».
«Нормальная женщина никогда не бросит своих детей».
«Мальчикам нужна мать, которая будет о них заботиться. Ты на это не способна».
«Ты предала тех, кто тебя любил».
«Я думаю, ты по-настоящему больна».
«Ты принесла своей семье только горе».
Все это Нина безропотно проглатывала. Вера готовилась к каждой встрече, обдумывая ту фразу, которую подсадит ей в голову – точно споры грибов-кордицепсов, способных управлять муравьями. Вере этого не требовалось. Она лишь подстилала соломку на тот случай, если Нине когда-нибудь захочется вернуться из царства мертвых, куда они с Тамарой отправили ее волею своей – и выдуманного детского психолога.
Раз за разом Вера вколачивала ей нехитрую мысль: «Никогда не приближайся к сыновьям».
Это Верины мальчики. Она их присвоила, усыновила. И вышла замуж за Юру – в будущем. Осталось лишь дождаться.
– Что я испорчу? – повторила Нина.
– Ты всем испортишь жизнь! – отрезала Вера. – Достаточно того, что ты уже сотворила!
Эти фразы всегда работали. Когда человек переполнен таким огромным чувством вины, управлять им несложно. Вера виртуозно овладела этим искусством. Спасибо матери, у которой она смогла кое-чему научиться.
Но в этот раз с Ниной что-то произошло. Она не стушевалась, не отступила, как случалось прежде.
– Что бы я ни сделала, сейчас Егору нужна моя помощь! Вера, я не понимаю, что мы обсуждаем… Его с субботы не могут найти!
– Я сказала, не лезь к ним! Уходи!
Нина вскинула голову, и Вера увидела совсем другую женщину. Прежняя Нина не умела сердиться. А эта была в гневе.
– Я вернусь к своему сыну и попытаюсь ему помочь, – отчеканила она. – С тобой или без тебя.
Она пошла к двери, не обращая больше внимания на Веру, пытавшуюся что-то сказать. Нестерпимый свет вспыхнул в Вериной голове. Она кинулась к Нине, схватила ее и потащила к телевизору.
Когда свет начал меркнуть, Вера разглядела на ковре свою бывшую подругу. По экрану стекала кровь.
Вера посмотрела на испачканный «Горизонт», и у нее мелькнула раздраженная мысль: она делала уборку в конце прошлой недели, а уже снова пора браться за тряпку.
– От тебя одна грязь, – укоризненно сказала она, обращаясь к Нине.
В следующие три дня разговаривать с подругой вошло у нее в привычку.
Дело в том, что Нина не умерла.
Она выглядела мертвой, из нее нельзя было извлечь ни звука – совсем как из сломанного телевизора. Но маленькая голубая жилка на шее слабо подрагивала под Вериными пальцами.
Нина была жива.
В первый миг, осознав, что все-таки не стала убийцей, Вера чуть не разрыдалась от облегчения. Но по мере того как к ней возвращалась способность мыслить здраво, она начала понимать, что загнала себя в тупик.
Явиться с чистосердечным признанием? Ее отправят
